12 февраля 1974 года Валя влетел в класс с дикими глазами и сходу сообщил мне, что Александра Исаича заарестовали чекисты. А надо сказать, что, несмотря на нашу дружбу, он не знал, что мой отец работает в КГБ — более того, в непосредственном окружении Андропова. По словам Вали, прощаясь, Солженицын оставил ему свой «кожушок» — длинный овчинный тулуп до пят. Сразу после уроков мы бросились на электричку и до вечера по очереди надевали «кожушок», доехав в нём аж до Киевского вокзала и назад до станции Переделкино.
На следующий день, по словам Вали, «кожушок» упоминался в сообщении «Голоса Америки», который завершил своё посвящение Исаичу песней Окуджавы:
Потому что, виноват, но я Москвы не представляю,
Без такого, как он Короля…
Лидия Чуковская записала в своём дневнике:
10 февраля 74, воскр., Москва. Уезжала я с дачи в последний раз со странным чувством. <…> Мы обнялись, как всегда — если встречаемся или прощаемся. Я вышла, уселась. И он, к машине, уже в своём кожухе (том самом. — А.В.). Помахали.
12 февраля 74, вторник, город. Вот и нет его рядом. Увели.
Пришли Ю<лий> М<аркович>, Алик, еще много незнакомых, я пересела на кухню слушать радио. Пришли Сахаровы. Потом Таничка.
Би-би-си и “Немецкая волна” передали про увод в последних известиях. Затем откуда-то позвонили А<ндрею> Дмитриевичу (видно, дома дали здешний телефон). Он сказал хорошо — по-русски, а Таня записала и перевела на английский. Я сказала: “Давайте подпишем все”.
Потом Алик меня проводил домой — к Люше и Фине (Вале Юмашеву и его маме Фаине. — А.В.)
Вышлют ли его сразу без семьи за границу? Или на Восток, в лагерь?
Мне кажется, я умерла».
В 1975 году я поступил в МГУ, а Валя так и продолжал писать на молодёжные темы то в «Комсомолке», то в «Комсомольце», постепенно переключаясь на угарную в те годы тему секса в комсомольской среде. Но чья-то невидимая рука двигала его вверх по карьерной лестнице — сначала в отдел писем «Огонька», а затем и в кресло зам. главного редактора. Как говорится на сайте журнала, «трудно в мировой истории вспомнить издание, которое оказало бы на политическую жизнь страны такое же сильное влияние, как “Огонёк” эпохи перестройки. Разоблачения стали культовым жанром всей журналистики. Начинал эту эпопею журнал “Огонёк”… С ним связана эпоха “гласности”, смена политической формации, крах советской власти — сначала в умах людей, а потом и в реальной жизни».
Итогом этой деятельности стало то, что в феврале 1989 года Лидия Чуковская была восстановлена в Союзе писателей, а годом позже Солженицыну вернули советское гражданство.
В мае 1990 года председателем Верховного Совета РСФСР избирается свердловчанин Ельцин — уж не по наказу ли Розы Кулешовой? И вот тут Валя использует тот же приём, что и Штирлиц в «Семнадцати мгновениях весны»: позвонив по «вертушке» из кабинета главреда Коротича Ельцину, он вскоре по заданию редакции навещает Солженицына в США, а тот рекомендует Валентина Юмашева как «талантливого писателя» и своего духовного воспитанника Ельцину в качестве личного секретаря. После этого в декабре того же 1990‑го года Солженицын получает от Ельцина Государственную премию РСФСР за «Архипелаг ГУЛАГ». История пошла вспять.
После государственного переворота, совершенного Ельциным в 1993 году, и расстрела здания Верховного Совета Российской Федерации, Солженицын в мае 1994 года триумфально возвращается из США в Россию. Через пару месяцев после этих событий я зашел к Вале в «Огонёк». У меня были документы на имя представителя крупной немецкой фирмы. Валя, видимо, истолковал это по-своему и сразу заявил мне, что он только что из Кремля, где они с Ельциным встречались с концерном «Бертельсман» и продали им свои мемуары «Записки президента» за полмиллиона долларов (по тем временам внушительная сумма).
«Так вот как были оплачены государственный переворот и расстрел Белого дома, — подумалось мне тогда. — Это же чистой воды спецоперация ЦРУ по свержению законного правительства в банановой республике под названием “Рассея”». К сожалению, претензии предъявить некому — Комитета государственной безопасности уже давно не существовало. Не было ни СССР, ни государственной безопасности.
Во второй половине «святых» 90‑х, открыв как-то журнал «Профиль», я с изумлением прочитал, что главным царедворцем и серым кардиналом Кремля является… Валентин Юмашев, которого называют не иначе как «новый Распутин!». А «два — Путин?» — произнёс кто-то негромко на ухо у меня за спиной. Я резко обернулся — но никого не увидел…
Мне тогда, кстати, показалось, что это был голос Георгия Георгиевича Рогозина. Во всяком случае, я абсолютно убеждён в его сверхспособностях. И когда говорят, что формула власти — это «Валя плюс Таня», я в этом очень сомневаюсь. Ведь тот факт, что Рогозин покинул СБП именно в 1996 году, говорит о многом. Судьба Ельцина была уже предрешена.
Борис Константинович Ратников, заместитель Георгия Георгиевича Рогозина, незадолго до своей смерти приоткрыл некоторые тайные механизмы власти: «Никола Тесла черпал информацию из энергоинформационного поля Земли — и был осведомлён о различных событиях. Но он не учёл, что знание о будущем оплачивается непрожитым — поэтому многие его идеи не были реализованы. Машина времени была и есть. Просто Тесла первым сказал о ней публично. С помощью нашего сознания мы можем быть как в прошлом, так и в будущем», — сказал главный экстрасенс СБП и один из авторов книги «Пси-войны» (2016) Анжелике Заозёрской.
— Неужели каждый человек может путешествовать во времени и в пространстве?
— Это очень опасно для человека. В нашем Главном управлении была группа операторов информационных каналов. Это всего лишь несколько подготовленных людей, которые подключались к энергоинформационному полю, к Высшему разуму. Это наши агенты. Мы их искали, обучали вместе с генералом Георгием Рогозиным.
Когда я говорил об этом с отцом, он очень серьёзно относился ко всему, сказанному Рогозиным и Ратниковым. Поскольку сейчас никого из этих замечательных людей уже нет в живых, остаётся только попытаться систематизировать всё самое ценное из того, что они нам передали в виде мыслей — а скорее всего, даже на уровне подсознания.
Например, отец считал, что многие технологии управления обществом были заложены разработками, проводившимися в 1920–1930‑х годах в Спецотделе ВЧК — ОГПУ — НКВД, который возглавлял Глеб Иванович Бокий — один из первых чекистов, ближайший соратник Феликса Эдмундовича Дзержинского, главный инициатор привлечения парапсихологии на службу пролетариату.
Глеб Иванович Бокий родился в 1879 году в Тифлисе в дворянской семье действительного статского советника, автора учебника «Основания химии» Ивана Дмитриевича Бокия, который преподавал химию и физику сыновьям наместника Кавказа, великого князя Михаила Николаевича — генерал-фельдмаршала, героя Крымской войны, младшего сына императора Николая I. Род Бокиев был тоже древним — Фёдор Бокий-Печихвостский, владимирский подкоморий в Литве, упоминается в переписке Ивана Грозного с Андреем Курбским. Прадедом Глеба Бокия был известный русский математик Михаил Васильевич Остроградский.
В 1896 году Глеб Бокий поступил в Горный институт Императрицы Екатерины II в Санкт-Петербурге, а на следующий год вступил в Петербургский «Союз борьбы за освобождение рабочего класса», где быстро стал партийным организатором и пропагандистом. К этому периоду относится его знакомство с Лениным, переросшее затем в дружбу. В студенческие годы Бокий прославился разоблачением шпионов и провокаторов, снискав этим большую популярность в среде молодёжи. В качестве горного инженера он неоднократно участвовал в экспедициях в отдалённые районы Казахстана и Сибири. Увлекаясь археологией, он собрал средства на экспедицию, целью которой были поиски трона Чингисхана.
Во время Первой русской революции 1905–1907 годов Бокий был организатором боевых дружин, сражался на баррикадах Васильевского острова. Под прикрытием бесплатной столовой для студентов Горного института он устроил медицинский пункт, которым заведовал врач, теософ и гипнотизёр Павел Мокиевский — наставник Бокия в области эзотерики и оккультного знания. В декабре 1905 года Бокий был арестован на собрании руководителей боевых дружин и Особым присутствием Петербургской судебной палаты в 1906 году приговорён к заключению в Петропавловской крепости сроком два года и шесть месяцев с формулировкой «за участие в сообществе, которое ставит своей целью установление в России социалистического строя» («Процесс сорока четырёх»), однако через полтора года был выпущен под залог в 3000 рублей, который внёс за него Мокиевский.
Несколько раз залоги за Бокия вносил российский мистик греческо-армянского происхождения Георгий Иванович Гюрджиев, который учился в духовной семинарии в Тифлисе, а затем занялся самостоятельными теософсими изысканиями, включая медитацию, гипноз и йогу. Гурджиев различал четыре состояния сознания: «сон» (обычный ночной сон, в котором человек осознаёт только свои сны), «сон наяву» (в котором восприятие действительности смешано с иллюзиями и грёзами и в котором человек не осознаёт ни последствия своих слов и действий, ни самого себя), «относительное пробуждение» (в котором человек осознаёт себя, но не осознаёт объективные взаимосвязи всего со всем) и полное пробуждение (в котором человек осознаёт и себя и окружающую действительность объективно). Человек в состоянии «сна наяву» — это машина, управляемая внешними влияниями. Он ничего не может «делать». С ним всё случается. Чтобы «делать», необходимо «Быть», быть пробуждённым. По мнению Гюрджиева, «душонка есть у каждого, а вот Душа есть только у тех, кто её заработал сознательным трудом и добровольным страданием».
Залог за Бокия вносил и врач тибетской медицины бурят Пётр Александрович Бадмаев, близкий к Александру III (Бадмаев был его кре