- Жаль, фашиста пришлось ликвидировать, с ним бы мы дот скорее разыскали.
В словах лейтенанта Нурбаеву послышался упрек, и он уныло опустил голову.
- Лейтенант правильно говорит. Такого «языка» я сохранить не сумел. Надо было в рот ему с самого начала портянку втиснуть,- сказал он виновато.
Но лейтенант, помолчав, ответил;
- Нурбаев поступил, как и следовало. Не растерялся. Не захотел фашист живым остаться - его дело.- И с неожиданной теплотой в голосе добавил: - А ты, Хасыль, перевязал руку-то? Нет еще? Так не годится. Перевяжи ему, Гуляев. Фашистский укус похуже собачьего. Еще прикинется что-нибудь.
Нурбаев молчал, но ласка командира ободрила его. «Лейтенант совсем на меня не сердится, понимает, как мне жаль, что так получилось»,- подумал он в то время, как Гуляев «на ощупь бинтовал ему руку.
Перед выступлением лейтенант сказал:
- Танки покойного генерала пойдут на переправу в пять ноль-ноль. К этому времени мы должны сидеть в доте. Ясно? Пошли!
VI
Выбравшись из оврага, разведчики очутились в сосновом лесу. Под ногами похрустывала хвоя. Чернов шел, доверяясь только указаниям стрелки компаса, мерцавшего голубоватым светом у него на руке.
Через час лес начал редеть, и впереди, сквозь вершины деревьев, стали появляться отблески какого-то холодного, неживого света.
- Скоро передний край,- прошептал Проку-дин.- Огонь от «фонарей» виден.
«Фонарями» фронтовики называли долго не гаснущие ракеты, которыми немцы обычно освещали местность перед своими позициями.
- Прямо в лицо, сволочи, светить будут,- проворчал Гуляев.
Чернов готов был к тому, что при выходе к мосту им придется проходить через расположение противника, но обстановка оказалась значительно хуже, чем он предполагал. Вся опушка леса была усыпана немцами. Всюду слышался негромкий говор, шаги, мелькали огоньки папирос. В темноте угадывалось большое скопление автомашин, громады замаскированных молодыми соснами орудий. Кое-где сквозь мглу серели натянутые палатки, под которыми спали солдаты,
Разведчики взяли левее и снова углубились в лес. «Черт знает, куда заберемся»,- подумал Чернов, отмечая по компасу уклонение от азимута. По большой дуге разведчики обходили занятый немцами участок опушки. Через полчаса они вновь сделали попытку выйти из леса. Вначале все шло благополучно, но вдруг позади раздался встревоженный окрик: «Кто идет?» И сразу же брызнула длинная очередь из автомата. Разведчики упали на землю. Чернов слышал, как рядом с ним кто-то скрипнул зубами. Сзади, шагах в пятидесяти, громко заговорили по-немецки. Затарахтели автоматы, теперь уже несколько. Под автоматный треск Чернов спросил громким шепотом:
- Кого задело?
- Меня, товарищ лейтенант, - послышался шепот Прокудина.- Плечо задело, навылет,- и, помолчав, добавил: - Ничего, ползти могу… не быстро.
Послышался легкий треск разрываемой оболочки индивидуального пакета - Гуляев наскоро бинтовал плечо раненого товарища.
- А остальные все целы?
- Целы, товарищ лейтенант,- ответил за всех Белов.
Часа полтора разведчики ползли прямо через расположение вражеских частей. Иногда храп немецких солдат, спавших под плащ-палатками слышался настолько близко, что можно было, протянув руку, стиснуть горло сонного врага. Несколько раз шаги и голоса немецких патрулей раздавались совсем рядом с затихшими на земле разведчиками. Но патруль проходил, наступала тишина, и разведчики снова ползли вперед.
Тяжелее всех было двигаться Прокудину. Рана жгла плечо. Порою боль становилась такой нестерпимой, что Прокудин, до крови закусив губы, прижимал горячий лоб к сырой земле и несколько мгновений лежал неподвижно. Рядом, не обгоняя его ни на шаг, скользил Белов, помогая раненому товарищу переползать трудные препятствия.
Лес редел. Постепенно чаща могучих елей сменилась редкими зарослями молодняка. Становилось светлее.
Миновав полосу леса, разведчики все еще продолжали передвигаться ползком. Ведь где-то здесь, в этих зарослях опушки, спрятаны сторожевые охранения врага. Может быть, под той или этой кучей сухого валежника скрыт окоп, в котором сидят, вглядываясь и вслушиваясь в темноту ночи, недремлющие секреты. И разведчики от души были рады дождю, наполнившему все вокруг шорохом, шелестом и тихим звоном.
Наконец, опушка осталась позади, началось сжатое ржаное поле. Чернов все еще не позволял разведчикам встать на ноги.
Только тогда, когда даже самые выносливые - Белов и Нурбаев - совершенно выбились из сил, лейтенант разрешил передохнуть.
- Где-то здесь, друзья,- шепотом сказал он улегшимся вокруг разведчикам.- Чуете, как холодом тянет? Стало быть, река близко, а значит, и дот где-то там рядом. Искать |надо. Он метрах в двухстах от моста должен быть. Три холма небольших, так он в ближайшем от дороги. Ход от леса должен быть. Из траншеи.
- Разрешите, товарищ лейтенант, я схожу разведаю. Раз где-то здесь, так я мигом разыщу. Дорога-то ведь вот она, рядом,- сказал Белов, приподнимаясь с земли.
Чернов кивнул головой, и неутомимый сибиряк исчез в темноте. Не прошло и четверти часа, как он вернулся.
- Далеко? - спросил лейтенант.
- Метров сто до траншеи. У входа часовой, амбразура закрыта,- ответил Белов.
Чернов взглянул на часы. До начала движения танков оставалось еще около часа.
- Итак, друзья,- начал Чернов своим обычным спокойным тоном, как будто речь шла о незначительной прогулке,- мы у дота. Часового снимает Белов. Когда ворвемся в дот, на месте часового останется Прокудин. И еще вот что: в доте действовать только ножами, автоматами и пистолетами. Гранаты только в крайнем случае.- Лейтенант вскочил на ноги.- Пошли!
Минут через десять, перекатившись через бруствер, разведчики стояли в глубокой траншее, зигзагами змеившейся по склону невысокого холмика. В белесой тьме наступившего рассвета они осторожно двинулись вперед. Зигзаги траншеи становились все короче, а над головами протянулась маскировочная сеть. Вдруг разведчики услышали впереди приглушенный человеческий голос.
Белов осторожно выглянул из-за угла траншеи и вдруг, выхватив кинжал, одним бесшумным прыжком перемахнул расстояние, отделявшее его от двери дота.
Вражеский часовой, приоткрыв тяжелую стальную дверь и просунув голову внутрь дота, что-то громко говорил.
Из дота ему отвечало несколько голосов.
Белов уже замахнулся, чтобы ударить часового по широкой выгнутой спине, но легкое прикосновение руки Чернова задержало удар. Не оглядываясь, Белов понял, чего хотел лейтенант. «Правильно,- мелькнуло в голове разведчика, - пусть часовой дверь прикроет, риска меньше…»
Когда четверо мокрых, покрытых грязью разведчиков вскочили в первое отделение дота, трое находившихся в нем гитлеровцев остолбенели от неожиданности; прежде чем они успели взяться за оружие, все было кончено. Первая победа досталась легко и бесшумно. Но в следующую же секунду Нурбаев, прильнувший к прикрытым дверям, ведущим в смежное отделение, предостерегающе поднял руку:
- Идут… Кажется, двое!
Чернов быстро закрутил фитиль одного из двух фонарей, освещавших помещение. Фонарь потух. Белов убавил свет во втором. В железной норе стало почти совсем темно. Медленно растворилась низенькая, окованная толстым железом дверь, и из нее, пригнувшись, вылезла долговязая фигура немецкого офицера. Сзади него слышалось пыхтенье второго. Первый офицер выпрямился и, стараясь что-либо рассмотреть в полутьме, недовольно крикнул:
- Ефрейтор Курц, почему темно?
В этот момент стальные пальцы Белова схватили врага за горло. Предупредительный Нурбаев помог второму фашисту вылезти из узкого прохода и через минуту положил его рядом с первым.
- Шестерых списали. Осталось еще примерно пять. Это уже пустяки. За мной, орлы! - полным голосом приказал Чернов и первым нырнул в открытую дверь. Но последующие, промчавшиеся с молниеносной быстротой, события стоили разведчикам очень дорого. Первым вскочив в орудийное отделение, Чернов с разбега столкнулся с фашистом, шедшим навстречу ему к двери. От неожиданного толчка оба покатились на пол, вцепившись друг в друга. Чернов очутился внизу. Противник оказался значительно сильнее его.
К тому же Чернов при падении выронил из рук кинжал. Ему удалось сдавить горло здоровенного гитлеровца руками, но фашист, хрипя и задыхаясь, успел полоснуть Чернова кинжалом по груди. Второго удара он не успел нанести. Нурбаев прикладом автомата ударил его по голове, и солдат, свалившись набок, замолк.
Находившиеся во втором пулеметном отделении трое солдат кинулись было на шум схватки, но встреченные автоматной очередью, отступили, потеряв одного из троих. Дело довершила граната, которую Нурбаев успел бросить в гитлеровцев, прежде чем они захлопнули дверь. Помрачневшие разведчики столпились вокруг лежавшего на полу командира. Гуляев старательно бинтовал ему рану. Превозмогая боль, Чернов встал на ноги. Взглянув в пасмурные лица товарищей, он усилием воли заставил себя улыбнуться и сказал:
- Ну, раз поднялся, значит, еще повоюем.
Чернов приказал вынести убитых за траншею. Когда Гуляев и Белов подошли к телу последнего фашиста, навстречу им вдруг грянул пистолетный выстрел. Недобитая гадина ужалила даже в минуту собственной смерти. Гуляев, молча схватившись за грудь руками, рухнул на пол. Его перенесли в среднее, орудийное, отделение дота. Разведчик лежал с посеревшим лицом. Чернов приложил ухо к его груди, с минуту постоял, потом тихо отошел в сторону. Сердце Гуляева больше не билось. Белов молча накрыл плащ-палаткой тело погибшего друга.
Но в бою не плачут над погибшими друзьями, а мстят за них. Таков закон войны.
Чернов внимательно осмотрел все уголки дота. Проверил количество боеприпасов в казематах, материальную часть оружия, схему ведения огня по пристрелянным ориентирам, толщину стен Дота и материал, из которого они были сделаны. Впрочем, качество стен дота не удовлетворило Чернова. Он недовольно хмурился и ворчал сквозь зубы: