Шум боя, кипевшего на переднем крае, скрадываемый расстоянием и толщей тумана, звучал все глуше; зато из глубины немецкого расположения очень активно били тяжелые батареи.
Туман редел с каждым шагом. Чем выше поднимался взвод на возвышенность, тем реже, прозрачнее становилась пелена тумана. Еще минута - и автоматчики залегли. Сквозь поредевший туман впереди угадывалось скопление людей, машин и повозок. Взвод вплотную подошел к шоссе. В то время как Розиков лежал, пытаясь разглядеть, что делается на шоссе, к «ему сбоку подполз Гопоненко.
- Товарищ гвардии капитан, разрешите продвинуться вперед, вон до той опрокинутой брички, и выяснить данные о движении противника на шоссе? - шепотом спросил старший сержант.
- Но ведь ты же ранен?! - возразил Розиков.
- Что ж такого? Ходить, конечно, плохо, танцевать не гожусь, а ползать рана позволяет.
- Двигай, только быстро!- разрешил капитан.
Через десять минут Гопоненко приполз назад.
- Едут все больше в сторону передовой, но, видать, и там какая-то пробка - стоят, - докладывал он капитану. - С передовой подвод мало движется, только с ранеными, а машин совсем нет.
«Неужели это Ляпин уже шоссе оседлал? - подумал капитан. - Тогда мы здесь поддадим жару».
- Пулеметчики, ко мне! - сказал он вслух.
Капитан сам подробно объяснил задачу пулеметчикам.
- Смотрите, - закончил он, - пока мы будем орудовать в центре, чтобы вы мне оба конца шоссе очистили. Огонь открывать после взрыва наших гранат. Ясно?
Расчеты пулеметов уползли вперед.
Капитан окинул глазами развернувшуюся цепь автоматчиков. Взяв автоматы в левую руку, а в правой сжимая гранаты, бойцы лежали, готовые мгновенно вскочить и кинуться в атаку. Но капитан не хотел рисковать. Удовлетворенно улыбнувшись, он скомандовал:
- По-пластунски вперед! - И сам, вытащив из сумки гранату, первым пополз к темневшим на дороге обозам. До шоссе оставалось не более тридцати метров, когда, заглушая отдаленный грохот боя и шум, царивший на переполненной людьми и машинами дороге, зазвенел высокий голос Розикова:
- Батальон… По фашистской сволочи! Гранатами! Огонь!
Прямо среди машин, людей и подвод гулко ухнули первые три десятка гранат. Вслед за ними торопливо затрещали автоматы и, прочесывая в обе стороны шоссе косоприцельным огнем, залились длинными очередями пулеметы.
И сквозь этот грохот и треск слышалось хлесткое, как удар:
- Батальон! Вперед!
Пылали подожженные машины, вздыбленные лошади рвали постромки.
Гопоненко, рискуя сорвать голос, надсадно кричал двум солдатам, пытавшимся поджечь машину, груженную снарядами:
- Хлопцы! Подавайтесь вправо, до капитана. Хиба ж так поджигают, у ней же бензобак на заду. Там поджигать надо. Подавайтесь до капитана, а я тут трошки сам повоюю.
Машины загорались одна за другой. Черные коптящие столбы дыма поднимались высоко над землей. Обезумевшие от ужаса фашисты бестолково метались среди опрокинутых бричек, скачущих лошадей, горящих машин. Отчаянные крики и вопли то и дело заглушались взрывами гранат да сухим стрекотаньем автоматов и пулеметов.
Дым от подожженных машин становился все гуще, то скрывая, то вновь открывая картину короткой и беспощадной схватки. Минут через десять шум боя и крики гитлеровцев стали стихать. Впереди на шоссе, растянувшись метров на сто, стояли брошенные машины, повозки, валялись убитые фашистские солдаты, лошади, а дальше все шоссе было чисто. Слева от него сквозь еле заметную дымку тумана возвышенность отливала червонным золотом созревшей пшеницы. Капитан с полминуты разглядывал возвышенность в бинокль и, не отнимая его от глаз, удовлетворенно сказал:
- Правильно вышли. Вон овраг. Как на карте.
Автоматчики, не дожидаясь свистка, собрались
к капитану.
- Раненых сколько? - спросил Розиков подошедшую Зину.
- Легко раненных три. Один убит.
- Кто?
- Кравцов.
- Где он?
- В пшеницу пока положили. Место заметили. Документы у меня.
Капитан приказал всем подойти поближе.
- Внимание, товарищи! Вон там, в овраге расположена тяжелая батарея противника. Специально для наших танков фашисты приготовили. Поэтому дорога нашим танкам заперта. Мы ее открыть обязаны. Первое орудие берем сразу. У него останутся раненые с задачей подорвать его. Затем берем два других. Понятно?
- Понятно, товарищ капитан.
Розиков внимательно оглядел разгоряченных боем автоматчиков. У всех в руках, за поясом и даже за голенищами сапог торчали трофейные немецкие гранаты с деревянными ручками.
- А это зачем?
- Трофеи наших войск и потери противника, товарищ капитан! - ответил черноволосый, с тонким, как у девушки лицом, автоматчик - командир первого отделения.
Розиков знал, что этого автоматчика в роте мало кто называл по фамилии. Боец с гордостью носил прозвище «Одессит», напоминавшее всем его родной город.
- Эти трофеи, товарищ капитан, брать можно. Одним словом, боевые трофеи.
- Правильно. Эти трофеи брать нужно. Дайте и мне парочку!
Подходя к оврагу, капитан развернул взвод в цепь. Неожиданно длинная пулеметная очередь полоснула навстречу автоматчикам. Люди залегли.
Никто не заметил, как Розиков в первые секунды обстрела вдруг вскинул обе руки, точно желая схватиться за голову, и тяжело упал на землю. Однако, не слыша привычной команды, автоматчики заволновались. И тогда по цепи пробежали страшные слова:
- Погиб командир. Убило капитана.
Зина, услышав тяжелую весть, поползла к Розикову. Весь взвод, забыв про низко летящие пули, следил за девушкой.
Осмотрев рану, Зина крикнула:
- Жив капитан! Рана легкая, но оглушило его здорово.
- Слушай мою команду, - раздался голос Одессита. - Командир ране‹н, взводом командую я… Вперед!
Одессит вскочил, сделал несколько прыжков вперед и швырнул гранату в нависшую зелень уже недалеких кустов. В ту же секунду мимо него пробежали товарищи, засыпая гранатами устье оврага.
Пулемет замолк. Автоматчики ворвались в овраг.
Зина бросилась вперед вместе со всеми, но тут же почувствовала резкую боль, словно кто-то проткнул ей ногу раскаленным железным прутом, и упала на землю.
«Ранило?» - скорее удивилась, чем испугалась, девушка и стала ощупывать раненую ногу. - Не навылет, значит, кость задело, - сокрушенно шептала она. - Как же так, опять в госпиталь уеду. Отвоевалась?..
Огорченная тем, что она уже отвоевалась, Зина почувствовала, как горячие слезы снова застилают ей глаза. Закусив губу, Зина стала доставать из сумки свой индивидуальный пакет.
В десяти шагах от нее стонал и отчаянно ругался Одессит, ощупывая руками свое окровавленное колено. Недалеко от него лежало еще несколько раненых. Перевязав свою ногу, Зина хотела встать, но не могла. Тогда она попыталась ползти. Но боль сковала Есе ее движения.
- Голубчики, может, сюда подползти сумеете? Меня тоже зацепило, не могу я к вам подойти, - крикнула она раненым.
Сильно хромая, пришел Гопоненко, отставший от взвода где-то еще у шоссе. Он помог раненым добраться до Зины и, так же ковыляя, ушел в зелень оврага.
Перевязывая раненых, Зина не заметила, как поднялся Розиков. Прижав к голове руку и, пошатываясь, капитан подошел к ней.
- Опасно меня? В госпиталь отправят? - спросил он, останавливаясь возле девушки.
Зина обрадованно взглянула на капитана и засмеялась.
- Пустяки, оглушило вас. А рана легкая. Кожу сорвало. - И, вытащив фляжку со спиртом, она протянула ее капитану: - Возьмите. Глотка два выпейте. Поможет. Легче станет.
В глубине оврага раздалось несколько взрывов.
- Кто со взводом?
- Гопоненко туда ушел. Атака хорошо прошла. Дружно взяли.
Из кустов показался Гопоненко.
- Товарищ капитан, артиллеристы удрали. Орудия нами подорваны.
- Закрепляться! - приказал капитан.- Будем ждать наши танки.
Еще задолго до начала артподготовки к холму, на котором помещался командный пункт подполковника Горшенина, подкатила потрепанная, видавшая виды «эмка».
Подполковник Горшенин, невысокий, худощавый брюнет с заметной сединой на висках, встретил подходившего комдива у подножия холма.
Выслушав рапорт, генерал спросил:
- Готов? Подкрепление от Шатова прибыло?
Комдив прекрасно знал, что и подкрепление прибыло и Горшенин сделал все, что нужно, но все же с удовольствием выслушал короткий и четкий рапорт подполковника.
- Точно так, товарищ генерал-майор! Все в порядке. Из хозяйства Шатова прибыл один батальон и рота автоматчиков. Автоматчикам поставлена отдельная задача, а батальон пока в резерве.
Поднявшись на холм к блиндажу по разбухшей, скользкой от дождя земле, генерал остановился на самой вершине холма и, глядя на огни осветительных немецких ракет, усмехнулся.
- А завидует сейчас тебе Шатов. Ох, наверно, крепко завидует, что не он, а ты первым на тот берег вылезешь.
Подполковник рассмеялся.
- Ничего. За мной не пропадет. И Шатов еще не раз с моей помощью отыграется.
Генерал посмотрел на Горшенина.
- Отыграется, конечно. У тебя разведка не та. Забываешь ты, подполковник, о своей разведке. Ты смотри, у Шатова как! Чернов простым солдатом у него был, когда еще Шатов в сорок втором ротой командовал, а теперь Чернов лейтенант. Вырастил себе Шатов разведчика. И у самого Чернова разведчики на подбор. Настоящие солдаты. Нурбаев не сегодня-завтра тоже на взвод разведки встанет. Офицером сделаем. Вырос человек. Орел. А ведь до сорок первого года винтовки не видел.
Подполковник молчал. Он знал, что разведка - это любимый конек комдива. Генерал, когда-то тоже был лихим разведчиком.
Но генерал круто переменил разговор и взглянул на часы.
- По данным, полученным от Чернова, немцы предполагают начать в 5.00. Мы их опередили. Через пятнадцать минут начнем артподготовку. В батальонах был? Задачу знают все? Смотри, в 6.00 пойдут наши танки.