змахивал руками и пытался установить с экзаменатором панибратские отношения. Советник Николай Николаевич Чигарьков, отвечавший за культурные связи посольства, рассыпался в комплиментах, был приторно вежлив и пытался взять советника по эстетике себе в союзники, чтобы решительно оживить работу посольства в области культуры. Валерий Яковлевич Сухин, в то время самый молодой из советников, еще не успел получить в свое распоряжение какого-либо отдела и поэтому в разговоре с эстетом твердил, что надо провести перераспределение обязанностей в посольстве и обязательно дать ему в подчинение какую-нибудь группу, чтобы было кем руководить. Пьеса имела успех, а советники с удовольствием смеялись над собой, и таким образом происходила всеобщая разрядка.
А. В. Тетерин рано ушел из жизни, неожиданно скончавшись в июне 1990 года на посту посла СССР в Норвегии. Через некоторое время после окончания командировки в Египте умер и скромный, душевный человек Н. Н. Чигарьков. П. С. Акопов уже дважды побывал послом в Кувейте и Ливии, где мы с ним несколько раз встречались и вместе работали. В. Я. Сухин после Каира успел потрудиться в Йемене и Сирии, а позднее был нашим послом в Судане и Мавритании.
Школа политической и дипломатической работы в Каире была и динамичной, и разносторонней, и то, что из этого коллектива люди нередко выходили в послы, было вполне закономерным, а активное участие в самодеятельности никогда не было тому помехой. Иногда бывает полезно взглянуть на жизнь и на самого себя со стороны с известной долей иронии.
Вообще всякая самодеятельность — это не только развлечение, но и признак сплоченности коллектива и его морального здоровья. Я всегда это чувствовал и действовал в этом направлении, вначале, может быть, даже бессознательно, а потом уже вполне целенаправленно.
До второй египетской командировки я руководил африканским отделом и много уделял внимания организации семейных вечеров своего отдела. Мы показывали любительские фильмы про Африку, фотоальбомы, выступали с занимательными рассказами о быте и нравах африканцев, что, разумеется, надо было учитывать в практической работе. И, конечно, оживляли наши собрания многочисленными шутками и прибаутками.
Среди молодых сотрудников отдела оказались своего рода подвижники — организаторы этих посиделок. И они до сих пор являются движущей силой наших собраний, увы, уже в Ассоциации ветеранов разведки, так как возраст этой бывшей молодежи начал переваливать за 60.
Вот что у меня осталось в архивах от этих семейных вечеров.
Один из наших поэтов-юмористов (он и сейчас в строю на важном руководящем посту) читал на семейном вечере пародии на известных поэтов. Тема была такая: как поэты могли бы откликнуться на оперативную деятельность разведчиков, работающих на африканском направлении. Вот несколько отрывков:
Сергей Есенин
«ИЗ ПИСЬМА НАЧАЛЬНИКУ ОТДЕЛА»
Вы помните, Вы все, конечно, помните, Как я стоял, приблизившись к стене, Взволнованно ходили Вы по комнате И что-то резкое в лицо бросали мне. Любимый мой, меня Вы не любили. Не знали Вы, что в «Мальборо» дыму, В тяжелом африканском быте С того и мучаюсь, что не пойму, Чего Вы от меня хотите!
Александр Твардовский
Только парень тронул дело, Сразу видно: спецьялист. Для начала, для порядка, Пролистал все сверху вниз. И пошел иглой работать, Толстым томом шелестя, Подшивает так, что, право, Лучше и подшить нельзя!
Владимир Маяковский
Я волком бы
выгрыз,
да нечего грызть!
К кус-кусу почтения нету.
К любым
чертям с матерями
катись
Подобные блюда!
Но это!!!
И я достаю из запасов своих
Дубликатом
бесценного груза…
Смотрите, завидуйте, я привез селедку с собой из Союза!!!
Были пародии на Омара Хайама, Самуила Маршака и на популярные тогда частушки «Ярославских ребят»:
Опозданий мы не знаем,
И в работе горячи,
Иногда лишь забываем
Эх, сдать дежурному ключи.
На собрании учили Пожилые молодых, А потом распределили Эх, по два стула на троих. Рыболовы утверждают (Их рассказам знай цену), Что наши щуки уважают Эх, зарубежную блесну.
Приводились на вечере цитаты из мнимых откликов зарубежной прессы на вечер африканского отдела разведки, а также зачитывалось письмо некоего И. А. Жукова в Центр, которое начиналось так: «Иван Александрович Жуков, 29-летний оперработник, отправленный три месяца назад на работу в одну из африканских стран, в ночь под Рождество не ложился спать. Дождавшись, когда хозяин ушел на очередной прием и комната опустела, он включил на всякий случай транзисторный приемник, пустил воду в ванной комнате, потом достал паркеровскую ручку, разложил перед собой чистый лист бумаги и стал писать…»
Надо сказать, что с юмором в разведке всегда был полный порядок. Даже на тяжелой службе в Афганистане старались находить поводы для улыбки. Направлялись туда сотрудники со всего Союза, и многие из них, в совершенстве владея всеми видами оружия, имели, однако, слабое представление об информационной работе, что и подтверждают примеры из серии «Афганские жемчужины»:
«…Анализ обстановки под углом зрения, указанном в подзаголовке…
…Сознательно участвовал в банде, но не понимал ее целей и задач…
…Лицо цилиндрическое… разрез глаз большой, скошенный от носа книзу…
…При проведении совещаний с руководящим составом дивизии афганский полковник разувался и вместо решения служебных вопросов чесал ноги…
…Захвачено около 43 человек…
…Проявляет юношескую дерзновенность — наставляет пистолет то на одного, то на другого…
…Вопрос кадровой работы афганский комбриг сочетает со взяточничеством, вымогательством и мужеложством…
…Плохо обстоит дело с охраной объектов: склад охраняется 4 солдатами, один из которых не слышит на правое ухо, у другого отсутствует глаз и т. д…
…Пост вступил с мятежниками в борьбу, захватил у них миномет и выпустил несколько мин в сторону штаба дивизии с целью дать знать о нападении банды. Этот сигнал командованием понят не был, и пост сдался мятежникам…
…Самолетами был нанесен прицельный удар по мятежникам, а вертолетами — по нашему полку. Жертв ни там ни тут нет…»
Вот так обстоят дела с юмором в разведке. Когда в кругу коллег мы вспоминаем какие-нибудь смешные истории из нашей жизни, то обычно говорим: «Ну, это обязательно надо описать в седьмом томе “Очерков истории российской внешней разведки”».
КРУТОЙ ПОВОРОТ
В марте 1974 года меня вызвали в Москву из Каира для доклада. Ю. В. Андропов с пристрастием, проявляя самый живой интерес ко всем подробностям, выспрашивал, что происходит в Египте и как будут складываться советско-египетские отношения. Доклад проходил в Кунцевской больнице, в том самом отсеке, где Юрий Владимирович провел немалую часть своей жизни и куда впоследствии мне не раз приходилось ездить для решения текущих служебных вопросов.
Два дня спустя Андропов неожиданно вызвал меня уже в свой кабинет на Лубянке и объявил, что имеет намерение назначить меня заместителем начальника разведки — начальником Управления «С» — нелегальной разведки. Это прозвучало для меня как гром среди ясного неба. Предложение, как мне казалось, никакой логикой не было связано с моей предыдущей работой, поскольку сформировался я как специалист по арабским странам и Африке. Я вежливо, но довольно решительно начал отказываться, особенно настаивая на том, что нелегальную разведку представляю себе слабо и что я специалист совсем в другой области. Андропов заявил, что это предложение я должен рассматривать как приказ, а что касается моей пригодности, то он-де давно присматривается ко мне и считает, что моя прежняя работа в кризисных условиях позволяет доверить мне этот непростой департамент. В дальнейшем я не раз пытался разобраться в причинах крутого поворота в моей разведывательной биографии. Вышел на несколько версий и столкнулся даже с некоторыми легендами на этот счет, но все было не очень достоверно, а главное, уже не актуально.
После разговора с Андроповым я поехал в Каир сдавать дела, прощаться с друзьями, а по возвращении в Москву долго ждал приема у Брежнева. Почему Андропов повел меня к нему — не совсем понятно, тем более что протоколом такая процедура не предусматривалась. Очевидно, этим жестом Юрий Владимирович хотел приободрить сотрудников нелегальной разведки, дать понять, что «наверху» придают большое значение этой службе.
Визит к Брежневу состоялся 25 апреля 1974 года. Генсек был ласковый, томный, неторопливый, незамысловато шутил. Говорил он — явно с подсказки Андропова и его же словами — о том, что работа в нелегальной разведке штучная, что туда должны идти самые стойкие, смелые, сильные, без всяких слабостей и изъянов люди. Партия ценит этот коллектив, и мне-де оказано большое доверие. Помня строгий наказ, данный Андроповым по дороге к Брежневу: «Не подумай отказываться от предложенной работы во время приема у Генерального секретаря», — я поблагодарил за советы и назначение, а сам с огромным беспокойством думал о том, чем мне предстояло заниматься, с чего начать, справлюсь ли и за что мне выпала такая участь.
В таких смятенных чувствах я и приступил к работе в новой должности, в которой проработал пять с небольшим лет, пролетевших, как мне сейчас представляется, мгновенно. Это были годы дальнейшего приближения нелегальной разведки к насущным задачам советской внешней разведки в целом, годы упорных поисков новых норм и методов работы, омоложения коллектива, настоящего творчества, скромных побед, а также огорчений и разочарований, без которых никакая разведка не обходится. Но судьба в те годы была к нам благосклонна. За период моей службы в нелегальной разведке не было ни измен, ни крупных провалов. Но здесь уже, как говорят, кому как повезет.
За нашей деятельностью пристально следил Андропов. По своему положению председателя комитета он вроде бы и не должен был интересоваться мелочами нашей жизни, но он, как ни один другой председатель, ухитрялся вникать в мельчайшие детали специфической работы нелегальной разведки. Очевидно, оттого, что он состоял на учете в парторганизации Управления «С», он уделял этому коллективу повышенное внимание. Авторитет Андропова в Управлении «С» стоял высоко, тем более что он находил время встречаться со многими нелегалами, часто сам вручал им государственные награды, помогал решать сложные житейские проблемы.