Год спустя вторую копию этого документа советские разведчики добыли в Корее. В своих воспоминаниях резидент в Сеуле И. А. Чи-чаев, работавший там в 1927–1930 годах, рассказал, что ему удалось в указанный период завербовать агента японской полиции и жандармерии, бывшего офицера российской армии, с помощью которого было получено много секретных сведений о планах японского правительства. Самым ценным из этой серии документов был как раз «Меморандум Танаки».
Таким образом, полученные в Японии, Корее и Китае материалы о приготовлениях Японии к войне с СССР не вызывали никаких сомнений.
В начале 30-х годов советская контрразведка располагала и «Планом подрывной деятельности японских разведорганов против СССР». Этот план, кстати, был предъявлен в Токио советской стороной на процессе против японских военных преступников в 1948 году в качестве одного из обвинительных документов.
После Второй мировой войны деятельность советской разведки в Японии уже не носила наступательного характера.
Наличие на Японских островах большого числа американских спецслужб, работавших в тесном контакте с местными специальными органами и свободно использовавших японских граждан в качестве агентов и осведомителей, поставило советскую разведку в положение обороняющейся стороны. В качестве примера можно привести нашумевшее в свое время дело о попытке похищения ЦРУ в марте 1966 года резидента КГБ в Токио Г. П. Покровского. В подготовке этой операции были задействованы и японские граждане.
Работавший на ЦРУ руководитель японской агентурной группы Мисаки Мацумото целый год выслеживал Покровского, изучал его образ жизни и вел наблюдение за его квартирой. А когда американцы собрали все необходимые данные, из Лэнгли прибыла под видом бизнесменов группа захвата — трое сотрудников штаб-квартиры разведки Вашингтона.
Решительные действия Покровского, сумевшего быстро вызвать подмогу из посольства СССР, привели к задержанию американцев японской полицией. Это скандальное дело получило огласку и стало достоянием международной прессы.
Позднее Мисаки Мацумото решил порвать с ЦРУ. На основании его показаний японская газета «Джапан Таймс» 15 августа 1969 года поведала не только об акции ЦРУ в отношении Покровского, но и о готовившихся похищениях советских спортсменов и даже канадских граждан, подозреваемых в сотрудничестве с советскими спецслужбами.
Излюбленным методом американских спецслужб против советской разведки в Японии было внедрение в советскую разведывательную сеть Москвы своих «подстав» — агентов-провокаторов, главным образом из числа военнослужащих Соединенных Штатов. Такие операции проводило не только ЦРУ, но и разведывательные структуры всех войск. Цели при этом преследовались многоплановые: выявление советских разведчиков, дезориентация советской военной науки и направление ее по ложному пути, создание вокруг наших разведчиков компрометирующих ситуаций как для возможной вербовки, так и для организации политических скандалов.
В штаб-квартире внешней разведки потребовалось разработать специальную методику по разоблачению «подстав» из числа американских военнослужащих. После всестороннего анализа поведения агентов-провокаторов их стало легче разоблачать и поворачивать развитие ситуации в выгодном нам направлении.
Вот один из примеров.
В поле зрения нашей токийской резидентуры в начале 60-х годов попал американец, который работал инженером на одной из американских баз в Японии. Уже в ходе первых встреч выяснилось, что он располагает интересующей нас информацией и имеет доступ к секретным документам.
С самого начала инженер производил впечатление человека, остро нуждающегося в деньгах, ищущего возможности «подзаработать», недовольного своей судьбой и неустроенностью, неудачной личной жизнью. На предложение сотрудничать с нами за деньги живо среагировал и стал передавать документацию по военно-технической тематике. Эти материалы носили в основном секретный характер, подлинность передаваемых документов подтверждалась экспертными оценками Центра.
В поведении американца имелись настораживающие моменты, однако характер передаваемой информации побуждал нас к продолжению работы с соблюдением необходимых мер предосторожности. Поэтому, когда во время одной из встреч в ресторане за столик по приглашению инженера неожиданно сел еще один американец и представился офицером американской контрразведки, наш оперработник, курировавший агента, внутренне был уже готов к такому развитию событий. Дальнейшая беседа проходила в отсутствие инженера. Подсевший «охотник за шпионами» сообщил, что ему все известно о контактах оперработника с инженером и что тот уже давно действует под контролем американских спецслужб. Вместе с тем офицер признал, что переданные ранее документы были достоверными. Он предложил нашему оперработнику сотрудничать с американцами, обещал организовать в дальнейшем через инженера передачу «ценной» военно-технической информации.
На это сотрудник резидентуры ответил, что сам является офицером советской разведки, и предложил, в свою очередь, сотрудничать американскому офицеру за хорошее вознаграждение, сообщив ему, что мы давно знали об игре с нами через инженера и ждали такой встречи. В продолжение своей легенды о том, что мы давно работаем с инженером с целью вербовки его руководителя-контрразведчика, он сообщил американцу, что все беседы записываются на пленку, а настоящая встреча обеспечивается несколькими сотрудниками резидентуры.
Неожиданное поведение нашего оперработника привело американца в явное замешательство. Не давая возможности ему прийти в себя, оперработник покинул место встречи, пообещав при прощании опешившему американцу позвонить по телефону и вернуться к начатому разговору.
С целью локализации возможных действий американцев против сотрудника резидентуры было принято решение провести с американским контрразведчиком еще одну встречу с соблюдением необходимых мер предосторожности и вновь предложить ему сотрудничество с нами. На другой день оперработник позвонил американцу и предложил встретиться. Американец от встречи на предложенных нами условиях отказался.
Правильное поведение нашего сотрудника позволило избежать нежелательных для нас последствий. В дальнейшем каких-либо провокационных действий в отношении этого оперработника заокеанскими джеймсбондами не предпринималось.
В подобных условиях советской разведке приходилось работать в Японии долгие годы, пока на смену холодной войне и постоянной конфронтации не пришла эпоха разрядки международной напряженности и сотрудничества.
Естественно, возникает вопрос, насколько цивилизованно вела себя советская разведка все эти годы в Стране восходящего солнца. Можно ли рассматривать ее действия как грубое вмешательство во внутренние дела Японии? И наконец, какие конечные цели преследовала советская разведка в этой стране?
Попытаюсь ответить на эти вопросы.
Работала советская разведка в Японии достаточно осторожно, стремясь не повредить курсу правительства СССР на достижение лучшего взаимопонимания с восточной соседкой. Грубого вмешательства в дела Японии не было, если не считать того, что сама разведывательная деятельность является незаконной с точки зрения страны пребывания.
Советская разведка никогда в послевоенный период не ставила своей целью изменение политического строя Японии, совершение переворотов и приведение к власти в Токио каких-то своих сторонников.
Весьма интересными на этот счет являются высказывания бывшего сотрудника резидентуры КГБ в Японии Станислава Левченко, изменившего Родине в 1979 году. Он, в частности, публично признавал, что советскую разведку интересовали прежде всего те слои общества и те политики, которые выступали за всестороннее развитие дружбы и сотрудничества Японии с Советским Союзом. И разведка Кремля старалась развивать контакты с людьми этой категории, чтобы еще больше поощрить их действовать в целях укрепления разносторонних советско-японских связей. Наверное, нельзя назвать такую работу разведки, даже при очень большом желании, разрушительной или нецивилизованной.
Но надо сказать, что и в эпоху конфронтации и политической напряженности взаимный интерес России и Японии имел постоянную тенденцию к росту. Географическая близость, экономические интересы, желание познать культуру друг друга — все это определило поступательное движение в отношениях между нашими странами.
Весной 1978 года (это было в марте, когда цветет сакура — японская вишня) посчастливилось и мне посетить Страну восходящего солнца, чтобы познакомиться с работой нашей резидентуры в Токио. К поездке я готовился особенно тщательно, отчетливо понимая, что, насколько серьезной будет подготовка, настолько и глубокими будут впечатления и результаты от поездки. Прочитал несколько книг, ознакомился со справочниками и географическими картами, подробно побеседовал с нашими работниками, которые по многу лет провели в Японии.
Во время такой подготовительной работы я окончательно понял, что Япония — это перспективная для широкого сотрудничества страна, что там масса людей, которые интересуются Россией и любят ее. Я убедился, что в Японии хорошо знают нашу литературу, театр, вообще все наше искусство.
Мое пребывание в Японии в течение десяти дней было чрезвычайно интересным и насыщенным. Несмотря на очень большой интерес к японской культуре и многому другому, меня больше всего интересовали все же сами японцы, особенности их психологического склада и национального характера. И если многие писатели, исследователи и журналисты часто пишут о «загадочной славянской душе», то в не меньшей степени в мире идет спор и о непостижимой загадке японского характера.
Помимо тех черт японцев, о которых я уже упомянул, меня поражает еще японская любознательность, пунктуальность и необыкновенная вежливость.
Японских туристов можно обнаружить во всех городах мира, где есть какие-либо памятники истории, культуры или архитектуры. Я видел их многочисленные группы в испанских городах, в Мексике, Перу и во многих других странах. Они есть всюду. И они не просто лениво таращат глаза, или что-нибудь жуют, или же рассматривают сувениры в лавках, а внимательно слушают экскурсоводов, снимают все на видеопленку, фотографируют и тщательно все записывают. Они — само внимание, и ничто не может их отвлечь от рассказов гида и полной фиксации увиденного и услышанного.