Однако Адив, вспомнив клятвы, которые они давали другу другу с Даудом Турки о том, что не выдадут известные им тайны даже под пытками, отказывался поверить в то, что Турки уже в первые же сутки после ареста назвал имена всех, кого ему удалось завербовать по указанию «Абу-Камаля». И даже после того, как Коэн прокрутил для Адива записи допросов Турки и Вереда, Уди Адив отказывался поверить в то, что эти пленки не являются фальшивками.
– Я хочу встретиться с Вередом! – сказал Уди, и это были первые слова, произнесенные им в течение 24 часов после ареста.
Веред не скрывал во время их очной ставки того, что он уже во всем признался.
– Они знают все, Уди, – сказал он другу. – У них есть даже фотографии моих встреч с Абу-Камалем в Афинах. Я не знаю, откуда у них фотографии, но они у них есть.
Но даже после этого Уди Адив продолжал молчать. Он молчал долго – больше 48 часов, в течение которых ему не давали ни минуты сна.
И лишь когда Йоси Гиноссар, устав от своей маски доброго следователя, сказал, что Уди не оставляет ему выхода и сейчас он выпишет ордер на арест Леи Лешем, Адив начал давать показания.
Он рассказал о своих беседах с «Абу-Камалем», о своем многочасовом общении с сотрудниками сирийской разведки и написанных им отчетах, о полученных им в Дамаске уроках и о том, что он действительно готовился проводить диверсии и теракты на Голанских высотах, которые были оккупированы Израилем во время Шестидневной войны.
– Я хочу подчеркнуть, – добавил Уди Адив, – что я оговорил с Абу-Камалем то, что буду выполнять исключительно те его задания, которые не предусматривают гибель людей. Я готов был взорвать несколько мостов на Голанах и несколько правительственных учреждений, но так, чтобы в момент взрыва ни на мосту, ни внутри зданий не было ни одного человека…
Суд над членами этой разведывательно-диверсионной сети начался в декабре 1973 года. На скамье подсудимых оказалось больше 20 человек – евреев и арабов. Но всем было ясно, что вместе с ними на этой самой скамье должна была находиться и идеология левого политического лагеря страны, порождением которой в итоге становятся такие нравственные и духовные чудовища и калеки, как Уди Адив и Дан Веред. Но даже после судебного процесса израильское общество продолжало жить прежними иллюзиями и мифами, и появление в 1982 году движения «Шалом ахшав», являющегося духовным наследником «Компаса», было воспринято как нечто само собой разумеющееся.
Наиболее суровые приговоры по этому делу суд вынес Уди Адиву и Дауду Турки – они были осуждены на 17 лет тюремного заключения. Остальные обвиняемые получили от двух до двенадцати лет тюрьмы. Турки был освобожден и выдворен за пределы Израиля в 1979 году – в рамках сделки об обмене трех пленных израильских солдат на сотни палестинских заключенных. Уди Адив также вышел из тюрьмы досрочно, в 1985 году, после того как в израильской прессе началась кампания за его амнистию.
Любопытно, что все проведенные им за решеткой двенадцать с лишним лет Уди Адив просидел вместе с заключенными-палестинцами, несколько раз отвергнув предложение перейти на «еврейскую половину» тюрьмы.
В 1975 году он сочетался в тюрьме браком с Сильвией Клингберг – членом одной из израильских марксистских организаций и дочерью советского шпиона Маркуса Клингберга, о котором уже рассказывалось на страницах этой книги.
Однако, выйдя на свободу, он развелся с Сильвией и женился на своей давней подруге Лее Лешем. Свидетелем на их свадьбе, отпразднованной в узком кругу друзей, был Дан Веред. Вскоре после этого Уди Адив уехал на учебу в Великобританию и вернулся в Израиль уже в конце 80-х со степенью доктора философии, что дало ему возможность стать преподавателем политологии в Открытом университете.
В начале 90-х годов, вскоре после крушения СССР, Уди Адив окончательно разочаровался в коммунистической идеологии и дал свое первое интервью газете «Едиот ахронот».
– Дауд Турки и Абу-Камаль попросту использовали меня, пользуясь моей доверчивостью, сказал он в своем интервью. – Я искренне верил, что помогаю делу палестинской революции, а на самом деле стал игрушкой в руках арабских националистов…
Остается сказать, что раскрытие разведывательно-диверсионной сети во главе с Даудом Турки и Уди Адивом стало одним из самых крупных успехов ШАБАКа начала 70-х годов. Сотрудники этой организации и по сей день утверждают, что данная сеть была раскрыта исключительно благодаря тому наблюдению, которое они вели за кажущимися им наиболее экстремистски настроенными активистами движения «Компас» с конца 60-х годов. По их словам, Адив был в числе тех, за кем велось непрерывное наблюдение. Когда в ходе такого наблюдения за ним в Афинах было установлено, что он встречался с Хавивом Каваджи, началась слежка за всеми, с кем общался Уди Адив. И его телефон, и телефоны Вереда, Турки, Купера и других постоянно прослушивались, а в их квартирах были установлены различные «жучки». Вдобавок ко всему, добавляют в ШАБАКе, Турки и его команда лишь играли в профессиональных шпионов и диверсантов, а на деле были дилетантами и профанами, а потому вести за ними наблюдение было совсем не сложно…
И все же целый ряд фактов заставляет усомниться в этой официальной версии ШАБАКа о том, каким образом была раскрыта данная разведсеть. Более того – они наводят на мысль о том, что в начале 70-х годов, уже после провала и казни легендарного Эли Коэна[51], в Сирии весьма эффективно действовал некий израильский разведчик.
Да, он, вероятнее всего, не сумел войти в высшие армейские и политические круги сирийского общества, как это удалось Коэну, но он явно также работал внутри военно-государственной машины Сирии и исправно поставлял в Израиль информацию о деятельности этой машины – в том числе и о попытке Второго управления сирийской разведки создать свою агентурную и диверсионную сеть в Израиле.
Впрочем, так это или нет, мы в ближайшие десятилетия все равно не узнаем. Согласно действующим правилам, гриф «Совершенно секретно» снимается с архивных документов ШАБАКа и «Моссада» не раньше чем через пятьдесят лет. И кто знает, какие тайны откроются тем, кто будет разбирать эти архивы в 20-х годах ХХI столетия?!..
1997.Бумеранг
Не секрет, что обычно с течением времени яркие краски, в которые были окрашены для общества те или иные события, выцветают, как буквы на газетной бумаге, и вот уже самые гнусные, самые варварские преступления не кажутся такими уж жуткими и варварскими. И те самые люди, которые, скажем, некогда требовали смертной казни маньяка, начинают вдруг видеть в нем не только преступника, но и жертву, и даже ратовать за его амнистию. История Нахума Манбара – это удивительная история человека, преступление которого с течением времени представляется все страшнее и серьезнее, чем казалось в день его ареста. История Нахума Манбара – это, в сущности, история о том, как один человек расплатился за политическую слепоту политических лидеров Израиля. История Нахума Манбара – это весьма поучительный урок для тех, кто стремится к успеху любой ценой. История Нахума Манбара – это…
Это уже неотъемлемая часть истории Израиля. Правда, страница, в которую она вписана, еще не закончена, ибо никто не знает, как и чем аукнутся еврейскому народу деяния этого человека.
В сотнях газетных заметок и очерков, опубликованных в разные годы в израильской прессе о Нахуме Манбаре, его почти всегда представляют как «кибуцника, который стал мультимиллионером».
Это и так и не так одновременно.
Родители Нахума Манбара Аарон и Сара Манбар и в самом деле были одними из основателей кибуца Гиват-Хаим и убежденными сторонниками социалистической идеологии. Однако не следует забывать, что Аарон Манбар был все-таки не рядовым кибуцником, а управляющим созданного при кибуце завода по изготовлению деревянных бочек. И родившийся в 1948 году, за месяц до провозглашения Государства Израиль, Нахум с детства с интересом следил за тем, как отец отдает распоряжения, сидя в своем скромном кабинете, крутился с ним на заводе во время обхода цехов, иногда даже присутствовал на переговорах отца с деловыми партнерами. Одним словом, Нахум Манбар был с ранних лет погружен в стихию бизнеса, и неудивительно, что в итоге решил посвятить себя именно предпринимательской деятельности.
Но прежде, чем это произошло, Нахум Манбар неплохо учился в школе и, несмотря на свой относительно низкий рост, демонстрировал завидные успехи на баскетбольной площадке. Уже в 16 лет он был принят в качестве разводящего в популярную в начале 60-х годов кибуцную команду «Ха-Поэль Гиват-Хаим», а затем и в юношескую сборную Израиля по баскетболу.
«Юный разводящий нашей сборной Нахум Манбар мгновенно находит бреши в обороне противника и использует любую возможность для того, чтобы забросить мяч в корзину», – писала в те дни спортивная пресса. Точнее о Манбаре, пожалуй, и не скажешь – он действительно обладал потрясающей способностью мгновенно находить бреши, образовывавшиеся на том или ином рынке, и использовал любую возможность для того, чтобы заработать деньги.
В 18 лет Манбар, как и все израильские юноши, был призван в армию. Как и полагалось жителю кибуца, он направился в элитные десантные части, окончил офицерские курсы и Шестидневную войну встретил на южной границе Израиля в звании лейтенанта. Отслужив в армии, Манбар вернулся в родной кибуц Гиват-Хаим в качестве капитана запаса, женился на простой кибуцной девушке Гале и заявил о том, что хотел бы не работать, а учиться в университете – для того, чтобы потом принести пользу родному кибуцу, разумеется. Однако на общекибуцном собрании было решено Нахуму Манбару в этой просьбе отказать. То есть не то чтобы совсем отказать, а отложить ее года на два-три: в кибуце решили, что другие его уроженцы достойны получить высшее образование в куда большей степени, чем Нахум. Так что пусть он пока подоит коров и присмотрит за курами, а дальше посмотрим…