В 1936 году шейх из этой деревни пришел к своим еврейским соседям, чтобы предупредить их, что группа озверевших, совершенно ополоумевших арабских юнцов собирается ночью напасть на еврейский квартал и устроить в нем резню. И евреи начали вооружаться всем, что попадалось под руку. 12-летний Якуба достал для себя полуметровый кусок железной трубы и стал ждать на улице появления погромщиков.
В конце концов он сам не заметил, как заснул, а проснулся от истерических криков на арабском. Спросонок он решил, что вот оно, началось, бросился вперед и через несколько шагов рухнул, как подкошенный, потеряв сознание.
Наутро выяснилось, что он является единственным раненым в еврейском квартале: никакого погрома не было, а крики, которые услышал Якуба, доносились из арабского дома, где бурно ссорились супруги. Он же в темноте наткнулся на столб и в кровь разбил себе лоб…
В 16 лет Якуба Коэн становится бойцом так называемого «арабского отряда» ПАЛМАХа[54], базировавшегося в кибуце Элоним.
Бойцы личного состава этого подразделения должны были под видом простых арабов проникать в арабские села, бродить по рынкам и кофейням, ловя слухи и разговоры, добывая ценную информацию о планах террористов…
В свободное время члены этого отряда совершенствовались в арабском языке, изучали арабские традиции, Коран и религиозные обряды мусульман под руководством своего командира, притворившегося в юности, что он хочет принять ислам, несколько лет проучившегося в иерусалимском медресе и ставшего едва ли не любимым учеником самого муфтия Иерусалима. Этот человек лучше, чем кто-либо другой, знал, что любая ошибка, малейшее невежество его бойцов в религиозных вопросах может стать причиной их провала, а значит – и самой мучительной смерти, какую только можно представить…
В 1947 году по прямому заданию командира ПАЛМАХа Ицхака Саде[55] Якуба Коэн устраивается грузчиком в Яффский порт и в течение нескольких месяцев работает и живет под одной крышей с арабскими рабочими, ест ту же пищу, что и они, так же, как и они, обрастает вшами.
И – главное! – добывает сведения об активистах арабских террористических организаций, о том, где находятся их тайники с оружием, как именно они собираются ответить в том случае, если мир признает еврейское государство и в территорию этого государства будет включено и Яффо…
Когда он спустя три месяца, грязный и оборванный, предстал перед Ицхаком Саде и сказал, что просит освободить его от этого задания, причем не потому, что он три месяца не мылся и его волосы постоянно шевелятся от мириадов вшей, а просто потому, что ему тяжело терпеть те ненавистные взгляды, которые бросают на него евреи, Саде обнял его и произнес: «Хорошо, мой мальчик. Ты и так славно поработал…»
Сведения, добытые Якубой Коэном, оказались поистине бесценными и пригодились в 1948 году, когда яффские арабы попытались в ответ на решение ООН поднять кровавый мятеж в городе.
Сам Якуба Коэн к тому времени уже был в Хайфе, а оттуда его перебросили на «крайний север». Никто лучше, чем Якуба, не мог незаметно переходить через сирийскую границу под видом простого крестьянина и доставлять оттуда сведения обо всем, что делается на территории противника. Эти сведения и были теми самыми «оперативными данными», на которых основывался ЦАХАЛ в своих действиях, поражая врагов Израиля своей удивительной проницательностью.
Затем Якуба Коэн перемещается в Шхем и другие населенные пункты, находившиеся тогда под контролем Иордании, оттуда – в Египет. Он умудряется накануне Войны на истощение попасть в египетскую армию, получить в ней чин сержанта и регулярно передавать в Израиль данные обо всех перемещениях египтян. В конце концов те начинают подозревать Коэна в шпионаже, в его комнате устраивается обыск, но когда египетская контрразведка окончательно прозревает, Якуба Коэн умудряется уйти буквально из-под носа ее сотрудников…
В беседах с детьми (трудно понять, когда и как он вообще успел завести семью) Коэн любил вспоминать о тех ощущениях, которые он испытывал, находясь за сотни, а порой и тысячи километров от родной земли, живя среди арабов как самый что ни на есть типичный араб.
– Ты чувствуешь себя волком-одиночкой, который не может ни на что полагаться, кроме своей интуиции, – говорил он. – Но нет ничего острее и надежнее, чем интуиция волка-одиночки, постоянно преследуемого охотниками.
Но вот о самих странах, где ему приходилось бывать, и операциях, в которых доводилось участвовать, он даже самым близким людям рассказывал немного, да и то только то, что было официально разрешено к рассекречиванию.
Известно лишь, что Якуба Коэн под разными именами и масками проработал в различных арабских странах в течение десятилетий.
Его знали и ценили не только друзья, но и враги: к охоте за Якубой Коэном арабские спецслужбы в конце концов вынуждены были подключить специалистов из советской контрразведки и «Штази».
Но волк-одиночка вновь и вновь уходил из расставленных на него капканов, умело «ложился на дно», чтобы через несколько месяцев снова вынырнуть с другими документами в другой арабской стране и вновь передавать в Израиль сведения, помогавшие евреям всегда как минимум на один ход опережать своих противников.
Вернувшись в Израиль, Якуба Коэн обосновался с семьей в том самом кибуце Элоним, где когда-то начиналась его карьера разведчика.
И вскоре благодаря своей неуемной энергии и недюжинному уму был избран секретарем кибуца. Эту энергию он сохранял до последнего дня своей жизни.
В конце октября Якуба Коэн собирался участвовать в конкурсе рассказчиков, который по традиции проходит осенью в Гиватаиме. Рассказчиком он, кстати, был великолепным, и, естественно, ему было что рассказать.
Смерть, с которой он всю жизнь играл в рулетку, настигла его пусть и на склоне лет, но совершенно неожиданно, расставив свою последнюю страшную ловушку, против которой оказалась бессильна интуиция волка-одиночки. На его похоронах можно было увидеть руководителей «Моссада» и ШАБАКа разных времен – из тех, разумеется, что еще живы. Но, отдавая свой последний долг Якубе Коэну, собравшиеся над его могилой отнюдь не распространялись о его подвигах разведчика. Эти люди умеют молчать.
1956.Советский шпион живет этажом выше
Во многих исторических исследованиях и в мемуарах советских дипломатов можно прочитать о том, что в 60-х годах в Израиле действовал советский разведчик, вхожий в высшие эшелоны власти. В мае 1967 года он сообщил резиденту КГБ в Тель-Авиве точную дату начала Шестидневной войны. И хотя по непонятным до сих пор обстоятельствам советское руководство никак не воспользовалось этой информацией, разведчику был присужден за нее орден Ленина. Израильские обыватели долгое время гадали, кто же был тем самым агентом КГБ, выдавшим данной организации страшную военную тайну.
Версии по этому поводу выдвигались самые разные, в качестве наиболее вероятной кандидатуры на роль такого шпиона называли, в частности, ныне покойного депутата Кнессета Моше Снэ. Однако недавно Израиль и Россия решили рассекретить имя этого человека -им оказался начальник службы иностранного вещания радиостанции «Голос Израиля» Виктор Абрамович Граевский. Причем информацию о том, когда именно Израиль начнет войну против арабских стран, Граевский передал СССР по прямому указанию израильских спецслужб.
Биография Виктора Граевского, в сущности, ничем не отличается от биографии десятков тысяч польских евреев, которым по воле судьбы удалось выжить в огне Катастрофы.
Он родился в Кракове в 1925 году и в детстве и отрочестве носил вполне еврейскую фамилию Шпильман. Когда в 1939 году началась Вторая мировая война, семья Шпильманов вместе со многими другими семьями польских евреев успела спастись от нацистов, перейдя на территорию Советского Союза. 14-летним подростком Виктор Шпильман приступил к учебе в обычной советской школе и вскоре стал, как и следовало ожидать, страстным приверженцем коммунистической идеологии. Поэтому не стоит удивляться тому, что, когда в 1946 году его семья вернулась в Польшу, а оттуда отбыла в только что возникшее Государство Израиль, Граевский и не подумал последовать за родителями.
Оставшись в Варшаве, он вступил в ряды ПОРП, начал работать в качестве журналиста и вскоре стал корреспондентом РАР – польского аналога ТАСС. Тогда же он и сменил фамилию Шпильман на звучащую вполне по-польски фамилию Граевский. Уже в первые послевоенные годы он успел жениться, а затем и развестись с женой, пожелавшей вместе с дочерью эмигрировать из столь любимой Граевским Польши в США.
Крутая перемена в его… нет, не в жизни, а в мировоззрении, произошла в 1955 году, когда из Израиля пришла весь о том, что его отец тяжело болен. Преуспевающий польский журналист Виктор Граевский взял отпуск, чтобы навестить отца, и, таким образом, волею судьбы ступил на Землю обетованную.
Молодое еврейское государство потрясло его – внезапно оказавшись среди евреев, он буквально в течение нескольких дней из убежденного коммуниста превратился в не менее убежденного сиониста, истово верящего в то, что евреи должны жить только на своей земле. Приняв решение остаться в Израиле навсегда, Граевский подал соответствующее заявление о предоставлении ему гражданства в МВД страны и стал ждать ответа. Но когда он явился в местное отделение МВД за тем, чтобы получить израильское удостоверение личности, к нему неожиданно подошли двое в штатском и попросили пройти с ними в отдельный кабинет.
Там, оставшись с ним с глазу на глаз, они убедили Граевского временно отказаться от своих планов и вернуться в Польшу – чтобы послужить Государству Израиль.
Следует сказать, что в различных партийных и государственных органах Польши, а также в польской разведке тогда работало немало евреев, и именно через Польшу в Израиль шла основная информация о планах СССР в отношении Израиля. Граевского попросили стать одним из таких «информаторов», и после некоторых колебаний он согласился. А спустя всего несколько месяцев после возвращения в Варшаву ему привалила неслыханная удача.