Содержательный доклад подготовили о положении в т. н. Транснистрии – Одесской, Николаевской областях, части Подолии (до 40 тыс. кв. км с населением в 2,3 млн человек), – отданной Германией в оккупацию союзной Румынии. Особое внимание уделялось деятельности румынских властей в области спецпропаганды и изменения идентичности населения. Отмечалось, что официальным языком объявлен румынский, «вспомогательными» – украинский и русский, до 70 % одесситов «объявили себя украинцами». Открыт Одесский университет с набором в 1700 студентов, из которых 350 – румыны, идет экспансия Румынской православной церкви на каноническую территорию РПЦ. Раскрывались традиционные для румынского национализма и великодержавия трактовки «исторического прошлого» и лингвокультурных проблем. Пропаганда в гуманитарной сфере основывалась на утверждениях о том, что население Бессрабии, Буковины и Транснистрии в расово-этническом отношении является сугубо румынским, однако «в неволе забыло румынский язык, веру и культуру». Упомянутые земли еще 1000 лет назад входили в великую румынскую империю от Дуная до Волги и Урала[739].
Безусловно, противоборство с опытными и квалифицированными спецслужбами противника, просчеты в налаживании зафронтовой деятельности, негативное «кадровое эхо» предвоенных незаконных репрессий, сотрудничество с оккупантами части населения (прежде всего пострадавших от коллективизации, раскулачивания и беззакония) приводило к немалым жертвам среди участников тайной войны в тылу врага. Известно, что из выведенных за линию фронта в 1941–1942 гг. 4-м Управлением НКВД УССР 595 разведывательных групп (1892 чел.) и 2027 «одиночек» на «большую землю» вернулись к 18 января 1943 г. лишь 34 группы и 408 «одиночек»[740].
Случались и беспрецедентные просчеты в подборе кадров, что приводило к напрасным жертвам. Их, в частности, иллюстрирует пример с Семеном Барановским-Блюменштейном. Во время оккупации он служил начальником Краснооскольской районной полиции, принимал участие в карательных операциях против партизан, сотрудничал с немецкой разведкой. При приближении линии фронта сколотил из подчиненных лжепартизанский отряд.
Будучи 4 марта 1943 г. арестован особым отделом 40-й армии Воронежского фронта, сумел убедить контрразведчиков в том, что он был оставлен НКВД для подпольной работы. Документально проверить это в сложной боевой обстановке не представилось возможным, тем более что коллаборант сам попросился на работу в тылу врага. Без должной проверки был назначен командиром опергруппы НКГБ УССР «Заднестровцы» (!), 25 декабря 1943 г. выведенной в Польшу. Там предатель попросту развалил работу, слал в Киев дезинформационные материалы, приписывал группе боевую активность. Более того, пьянствовал, принуждал к сожительству женщин-партизан, избивал подчиненных. К счастью, длилось это недолго: уже 15 февраля 1944 г. его арестовали, а 9 августа 1945 г. расстреляли по определению Особого совещания при НКВД УССР[741].
Недостаточная спецпроверка, спешка и отсутствие психологического обеспечения комплектования групп обусловило появление в их рядах изменников и лиц с откровенно девиантным поведением.
Вопиющий случай произошел в разведывательно-диверсионной группе 3-го отдела 4-го Управления НКГБ УССР «Родина». Группой командовал опытный разведчик Александр Красноперов («Милан»), отличившийся на нелегальной работе в Одессе как руководитель резидентуры и уцелевший в обстановке плотного контрразведывательного и полицейского режима. Однако его заместитель, бывший офицер-летчик и партизан отряда им. Б. Хмельницкого Виктор Афиногенов («Викторов»), быстро деградировал, проваливал подготовку боевых операций, стал пьянстововать, бесчинствовать. 5 февраля 1945 г. при попытке «Милана» прекратить очередную пьянку «Викторова» с подчиненными и обезоружить нарушителя последний застрелил командира и тут же был убит другими сотрудниками группы[742].
Командир зафронтового формирования «Авангард» Н. Гефт вынужден был расстрелять одного из командиров групп, Ивана Зубова («Занина»), срывавшего задания, пившего буквально неделями, увлекавшегося женщинами и мародерством и попавшего под обоснованное подозрение в несанкционированных контактах с польским националистическим подпольем и действовавшими на его базе английскими разведчиками[743].
Глава 4. Религиоведы из НКГБ. Изучение религиозной ситуации на оккупированной территории
Тщательно изучалось социально-экономическое и духовно-культурное положение на оккупированных землях, мероприятия оккупационной администрации, отношение к ним населения, фиксировались преступления агрессоров, брались на учет активные коллаборанты. Показательным примером агентурно-разведывательных возможностей зафронтовой работы может служить сбор сведений о положении в религиозной сфере Украины.
Хотя главное руководство религиозной политикой на оккупированных территориях в Третьем рейхе было поручено главе партийной канцелярии Национал-социалистической партии Германии (НСДАП) Г. Гейдриху, а затем – Мартину Борману, на практике на временно занятых советских территориях религиозной сферой занимались: военная администрация прифронтовой зоны (условно говоря, наиболее «лояльная» сила); Главное Управление имперской безопасности (РСХА, 4-м Управлением которого было гестапо) Генриха Гиммлера; рейхминистерство восточных территорий во главе с прибалтийским немцем Альфредом Розенбергом. В ведении последнего пребывали два рейхскомиссариата: «Остланд» (Прибалтика, Белоруссия) и рейхскомиссариат Украины. Розенберг конъюнктурно заигрывал с националистическими силами (даже вынашивал не воспринятые фюрером планы создания марионеточной Украинской державы от Вислы до Кавказа), испытывал крайнюю неприязнь к Московской патриархии и стремился к созданию самостоятельных автокефальных православных церквей, враждебных Русской православной церкви (РПЦ)[744].
При том что из тактических соображений оккупанты не препятствовали возрождению религиозной жизни, в основе их долговременной политики по отношению к религиозным объединениям лежало разобщение, раскол, микширование религии с политическими течениями, националистическими течениями (ересь филетеизма), поощрение сектантства, создание новых квазирелигиозных, резко враждебных христианству течений.
Например, доходило до параллельного создания конкурирующими ведомством Розенберга и РСХА двух течений украинского язычества. А. Розенберг привлек к сотрудничеству санскритолога и индолога из Львовского университета Владимира Шаяна (1908–1974). Шаян пояснял, что в 1934 г. на горе Грехит в Карпатах его посетило «переживание», «взрыв святости», приведший к необходимости возрождения «живой староукраинской веры», «панарийского ренессанса». 5 ноября 1943 г. он провозгласил создание Ордена Рыцарей Бога Солнца (даже в УПА было подразделение имени Перуна).
В свою очередь, «религиоведы» из РСХА наставляли уроженца Кировоградщины Льва Силенко (1921–2008), попавшего в плен осенью 1941 г. офицера Красной армии. Став офицером СС, он был вовлечен в процесс конструирования украинского язычества и со временем стал основателем Родной Украинской Национальной Веры (подпольно начавшей возрождаться в УССР еще с 1970-х годов и достаточно широко хлынувшей через настежь распахнутые информационные ворота в 1990-е гг.). Для «украинского язычества» стали присущими такие «запрограммированные» черты, как воинствующее антихристианство, расистские, ксенофобские, антисемитские, русофобские взгляды, иррационализм[745].
В структуре 4-го Управления НКГБ УССР разработка «церковников и сектантов» возлагалась на 1-й отдел. Добытые сведения о религиозной сфере зафронтовой жизни предписывалось направлять во 2-е Управление НКГБ УССР[746]. Ценные исторические сведения о развитии процессов в религиозной сфере в годы войны содержатся в информационно-аналитическом документе, подписанном 11 марта 1944 г. начальником 2-го Управления Наркомата госбезопасности УССР П. Медведевым, под названием «Ориентировка о деятельности церковников на Украине в период оккупации и о положении их на освобожденной территории в настоящее время»[747].
Честно отмечая упадок церковной жизни накануне войны, документ отмечал, что немцы и их союзники в первые месяцы оккупации активно поддерживали возрождение религиозной жизни и восстановление православных приходов в частности, не брали налогов с приходов. Накопившиеся у клира и верующих обиды выплескивались и в радикальных высказываниях. Приводились слова взятого в оперативную разработку священника из Харьковской области, Зарвы: «Жидобольшевистская власть уже больше не возвратится. Помолимся, православные, за руководство и правительство Германии. Германская власть и армия дала нам истинную свободу… Ирод убил 14 000 детей, а _______ (так в документе. – Авт.) хуже Ирода, он убивал тела и души наши»[748].
Однако население, отмечали контрразведчики, быстро разобралось в сущности политики агрессоров и подконтрольной им части клира, «пронемецкие» храмы стали пустеть. Народ с ненавистью воспринимал тех, кто поминал «христолюбивое немецкое воинство», «набожный немецкий народ» и «Гитлера-освободителя». Немало священников, стоявших на патриотических позициях, подверглись репрессиям оккупантов. В частности, были выданы гестапо прогерманскими коллегами и расстреляны за распространение патриотических воззваний митрополита Сергия священники Вишняков (Киев) и Романов (Запорожская область).
Одновременно, как установила советская контрразведка, германские спецслужбы целенаправленно старались вовлечь православное духовенство в сеть негласных помощников, используя их для выполнения разведывательных задач и доносительства. Подобные указания тайная политическая полиция и оккупационные власти получали лично от фюрера.