Но даже комендант слегка растерялся, потеснился с отделением охраны в сторону, придержав покачнувшуюся на постаменте мраморную Психею. Уж больно озабоченные лица были у конвоиров-эсэсовцев. И только потом, подтолкнув вслед конвою первого попавшегося под руку солдата, спросил как-то совсем по-граждански:
– Sie wessen? Вы чьих будете?
– Абвер, господин штурмбанфюрер! – не замедлил с ответом Новик, щёлкнув каблуками сапог.
– Абвер?.. – Гейгер вскинул брови.
Ни унтеров, ни просто Schutze армейской контрразведки он, при всём желании, вспомнить не мог. Тут всё-таки офицерский дом отдыха, а не штаб. На посылках, если возникала нужда, управлялась эсэсовская охрана, и весь личный состав он самолично ставил на довольствие, а этих парней…
Гейгер недоуменно нахмурился:
– Что-то я вас не припомню…
Русский партизан вдруг бурно закашлялся, напустил слюны в бороду и попытался вытереть её о плечо, ворчливо чертыхаясь… Надо думать, что чертыхаясь. Один из эсэсовцев, проявив странное милосердие, брезгливо вытер раскрасневшуюся бородатую рожу её же кепи, утеплённым ватином. Второй же тем временем воспроизвёл то, что ему ругательски проворчал сквозь кашель Войткевич:
– Простите герр штурмбанфюрер, мы торопимся, мы ищем гауптштурмфюрера Бреннера.
Гейгер обернулся в зеркальную перспективу анфилады, в направлении, откуда появились эти двое незнакомых эсэсовца с пленным… Собственно, со стороны апартаментов Бреннера они и шли…
– Карла? – Гейгер вернул взгляд обратно. – А разве?.. Да вот же он!
Карл-Йозеф Бреннер, действительно, объявился за спинами конвоиров в конце коридора. Громыхнули разбросанные врозь створки дверей, и коридор наполнился гулким бесцеремонным топотом грязных сапог по тисовому паркету, хлопаньем прикладов маузеров по голенищам…
– Карл! – радушно, словно для объятий, распахнул руки Гейгер. – А ваши молодчики уже поймали одного партизана. Кстати, где поймали? – осёкся он на полуслове, перестав выглядывать за плечо Кольки Царя в форме СС-штурмана. – Надо же туда…
Русский партизан только на секунду извернулся назад, чтобы глянуть, кому там так радостно вопит Гейгер, и в следующую же секунду рванул вбок, к окну. И рывок этот, видимо, был энтузиазма немалого. Оба эсэсмана, не столько влекущие бородача под локти, сколько влекомые его бычьи упорством, едва запнувшись, оказались на низком подоконнике.
– Feuer! – ошеломлённо прошептал Гейгер, отчего-то припомнив давнюю срочную службу в артиллерии. – Огонь!..
На счастье беглеца, наружная, витражная рама по-соборному высокого стрельчатого окна была распахнута. Ему не пришлось вышибать головой свинцовую решётку замысловатого узора. Мусульманский орнамент только сыграл мозаикой разноцветных лучей, когда утеплённое кепи партизана так хрястнуло в тонкое перекрестье внутренней рамы, что Гейгер болезненно поморщился: «Mein Gott!..»
Впрочем, к чести штурмбанфюрера, он же первым и опомнился и стал выдирать винтовку из рук караульного. Но тот ещё не опомнился вовсе и маузер так и не отдал. Бреннер же наблюдал всю эту сцену с такой сосредоточенной миной, что можно было подумать – пытался припомнить на «расовой» комиссии девичью фамилию своей бабушки…
Прыжок в экстерьер
Стёкла фонтаном брызнули со второго этажа.
Это был первый достаточно воинственный звук, чтобы сработать, как спусковой крючок напряжения. Напряжения, натянувшего и нервы, и жилы людей заунывным воем сирены. Не хватало только оправданного приложения этой энергии, накопленной до нетерпеливого озноба, до мурашек под кожей. И теперь этот деревянный хруст, стеклянный звон… Безошибочный звук хаоса, который не мог быть ничем иным, как прелюдией к драке.
Его расслышал даже комендантский курьер Альфред, несмотря на треск и куриное квохтанье мотоцикла, трясущегося под ним в бензиновой лихорадке. Он невольно выпустил рукоять акселератора на руле и обернулся…
Подошвы сапог с самодельными косыми набойками для горного лазания и аккуратно заштопанная задница цвета хаки – последнее, что увидел Альфред в своей жизни.
– А вот и конь любовника под балконом… – проворчал Войткевич, кряхтя и потирая зад аккуратно заштопанных Асей галифе.
Stahlpferd – стальной конь «BMW R-31» – словно заржал в предчувствии лихой кавалерийской атаки. Это злосчастный Альфред, косо заваливаясь с сиденья в порожнюю коляску, потянул рукоять акселератора.
– Тпру! – ухватил никелированную рогатину руля Войткевич. – Далеко собрался? – спросил он скорее «стального коня», чем его седока.
Альфред, со сломанной шеей, изумлённо таращился в безответное небо. Никак не ожидал отличник гитлерюгенда такого вот ангела смерти – расово неполноценную русскую задницу, да ещё штопаную. Ни чёрта эпически-вагнеровского «Der Hintere!», как говорил преподобный Фелиас, накрыв муху пивным бокалом…
А собирался Альфред вниз, в комендатуру посёлка, чтобы вызвать подкрепление. Телефонная связь пропала ровно в 18.00. Внезапно и наглухо. Но после того как стало известно о возможной диверсии русских, это уже никого не удивило.
Хотя удивило бы, если б в 17.55 кто-нибудь поинтересовался, а куда, собственно, направляется на ночь глядя старый татарин с садовыми ножницами под мышкой, подслеповато всматриваясь в карманные часы на ладони.
Интерьер с татарином
– Почему он нам раньше не сказал?! – с нетерпеливой прытью пересчитывая половицы садового домика, спросил комендант переводчика, одолженного Бреннером. – Warum?! – выкрикнул он в сморщенное личико Зелимхана, безмятежное и отрешённое. Точно у святого Антония в момент искушения. «Тьфу!» – сплюнул штурмбанфюрер.
– Так ведь никто и не спрашивали, господин офицер… – ещё больше сморщилось личико татарина простодушным до слёз удивлением.
– Э-э!.. – взревел комендант, отпихнув переводчика. – Donnerwetter! Веди, старая сволочь! Сейчас же веди к подземному ходу, где он там начинается и куда!
Чистенький, выдраенный для ходьбы босиком, пол под ногами штурмбанфюрера вдруг вытряхнул пыль, затаившуюся в щелях, и тревожно звякнули стёклышки подслеповатых оконец. Глухой рокот прокатился по лужайке перед парадным подъездом Гелек-Су. Гейгер бросился к одному оконцу, отбросил пожелтевшую шторку и расплющил сизый мясистый нос на стекле, но тотчас же шарахнулся назад.
– Сейчас же, сейчас поведёшь, чуть позже… – пробормотал он нервной скороговоркой, пряча глаза и от переводчика, метнувшегося к простенку, и от татарина.
Тот вообще ухом не повёл на пороховой гвалт, разраставшийся во дворе быстрее, чем эхо взрыва увязало в деревьях сада. «Ещё бы, старческая глухота…» – поуспокоил себя Гейгер и попытался как можно более хладнокровно, нога за ногу, усесться на единственном стуле в домике садовника. Но тотчас же подскочил, едва успев забросить одну за другую – вдогонку первому рокоту взрыва, следом покатил и другой, третий…
Во чреве земном
– Вроде никого… – выдохнул наконец Громов.
Чуть ли не минуту, стиснув зубы, он сдерживал дыхание, прислушиваясь к глухому мраку, наступавшему сразу же за пляшущим рваным краем огненных бликов.
– Тильки наши гупотять, – ткнув горящим факелом через плечо, в другую сторону, подтвердил Мыкола Здоровыло. Добровольный помощник из группы Войткевича.
Там затихал подпольным крысиным шорохом нескладный, вразнобой, шум беготни – старший сержант Каверзев волок за шкирку «языка», себе равного званием Толлера. Тот, хоть и не упирался особенно, но и не способствовал собственной эвакуации. Болтался «язык», как у идиота…
– Да потуши ты его уже… – проворчал вполголоса Громов. – Фрицы вот-вот сунутся, куда ты его, в штаны спрячешь, что ли?
– Ага, тебе… – буркнул Мыкола, но, бросив факел под ноги, принялся затаптывать пляшущие язычки.
– Мне нельзя, у меня и в штанах тротил, – заметил Громов, поддёргивая конец телефонного провода. – Вроде всё цело…
На пару долгих секунд всё исчезло во мраке, словно на них со Здоровылом кто-то набросил непроницаемый фотографический полог. Но ещё через секунду конус фонарного света выхватил сумрачную перспективу туннеля. Неглубокую, смутную уже в десятке шагов, но телефонный провод в красноватом сумраке блеснул отчётливым пунктиром.
– Чёрт… – недовольно хмыкнул сапёр. Изоляция провода лоснилась в свете аккумуляторного фонарика, как начищенная кирза. – Заметят сходу, как только посветят. – Громов исподлобья глянул на помощника. – Бегаешь быстро?
– О-ё… – прозорливо протянул Здоровыло. – Скильки в нас часу?
– Сколько успеешь, всё твоё. Давай динамо…
Здоровыло выдернул из вещмешка коробку полевого телефона и тотчас же принялся откручивать зажимы клемм. Ручищи его дрожали. Заметив это, сапёр утешительно похлопал морпеха по плечу:
– Не дрейфь, мокропехота! Пока фаза до нуля добежит, пока вернётся… Ты ещё и на развалины поссышь, как победитель.
– От бы тильки не як той горобець… – как-то не слишком оптимистически проворчал Мыкола.
– А как той… горобець? – не понял Громов.
– У польоти…
Глава 9Средства подручные и подножные
Экстерьер
Беспечный ездок, петлявший между золотыми клумбами и гипсовыми вазонами регулярного парка Гелек-Су, оказался к тому же ещё и счастливчиком. Мало того, что далеко не сразу поворачивали в его сторону козырьки чёрных касок эсэсовцы, выискивающие притаившихся или крадущихся где-то поблизости русских диверсантов. Кто ж мог предположить, чтобы вот так нагло, как по Кёнигштрассе в разгар Октоберфеста, катил один из них в седле «BMW R-31» по мощёным аллеям?
– Russische Partisanen! – орал какой-нибудь особо сообразительный унтер, наконец-таки «наведя резкость» в близоруком своём пенсне. Так партизана ещё и прикрывал неизвестно кто и неизвестно откуда…
– Deutsche Partisanen? – падал тот же умник, но теперь изумлённо пучась поверх пенсне и вытянув руку в другую сторону, туда, где в вечнозелёных лавровых кущах мелькнула серая пилотка с привычными белыми «зигами». И откуда только что сухим валежником протрещала короткая предательская очередь шмайсера.