Для ее размещения выбрали Астрахань, которая стала ближайшим прифронтовым центром. Численность переменного состава этой спецшколы была определена в 300 человек курсантов. Этим же приказом начальником спецшколы № 005 был назначен старший политрук Алексей Михайлович Добросердов, бывший секретарь Элистинского горкома ВКП(б), его заместители, инструкторы и преподаватели[7].
В кратчайший срок в Астрахани были созданы Штаб партизанского движения юга страны и при нем спецшкола № 005.
Я уже говорил выше, что организация партизанского движения и диверсионно-разведывательных действий в тылу врага с самого начала ощущала острый недостаток в специалистах, в первую очередь в радистах, подрывниках-минерах и разведчиках. А руководящий состав партизанских отрядов и специальных диверсионно-разведывательных групп должен был обладать хотя бы минимумом специальных знаний.
Вот для восполнения этого пробела и была создана специальная школа в Астрахани. В ее обязанность входила подготовка командно-политических кадров и специалистов, о которых говорилось выше, для оккупированных районов юга страны, в первую очередь на Астраханском направлении.
На случай дальнейшего продвижения противника предусматривалась закладка тайных баз продовольствия и боевого снаряжения для будущих партизанских отрядов и диверсионных групп в районах Калмыцкой степи, еще не захваченных противником, в Приволжских районах низовья Волги и даже в Дагестанской автономной республике.
Курсанты Астраханской спецшколы № 005 осваивали отечественное и трофейное оружие, способы минирования, подготовку всевозможных фугасов из подручных материалов, изучали тактику диверсионных действий и работы в условиях полного отрыва от баз Снабжения и самостоятельности в принятии решений, а также действиям в условиях голой степи. На первых порах Астраханской спецшколе передали 40 бойцов элистинского истребительного отряда. Дальнейшее формирование школы производилось в основном за счет комсомольцев Астрахани, по молодости лет или по каким-либо другим причинам еще не призванных в армию, а также за счет людей, эвакуированных из калмыцких улусов. Это была в основном необученная и необстрелянная молодежь 17–19 лет.
Контингент в школе подбирался неоднородный. При такой системе комплектования люди попадались разные. Были и добровольцы. Трудно сказать, что руководило ими — честолюбие, романтика или жажда подвига? Но, несмотря на тщательный отбор, который еще можно было осуществлять в то трудное время, люди попадались разные. Жизнь показала, что среди них были и дезертиры, и предатели. Но главное было то, что людей катастрофически не хватало. В поисках необходимых кадров начальнику спецшколы приходилось мотаться по астраханским организациям, выискивая и выпрашивая нужных людей. И он находил их в командах выздоравливающих в госпиталях, расположенных в Астраханской области, в Калмыцких и Ростовских организациях, эвакуированных в Астрахань.
Это побудило ЦШПД 18 сентября 1942 года обратиться к Военным советам Закавказского и Сталинградского фронтов о помощи обученными и обстрелянными кадрами. В результате последовало распоряжение командованию 28-й армии выделить спецшколе № 005 тридцать человек, преимущественно коренной национальности. Аналогичное указание поступило и Военному совету 51-й армии.
По-видимому, подобное указание получил и Военный совет Закавказского фронта. Вот на основании этого указания и последовал приказ 28-й запасной стрелковой бригаде, расположенной в грузинском местечке Ав-чалы и 38-й запасной стрелковой бригаде, расположенной в маленьком городке Сурами, о выделении из их состава определенных групп младших командиров, желательно уже «понюхавших пороха».
Во второй половине сентября штаб Южного отдела ЦШПД и сформированная при нем диверсионно-разведывательная школа № 005 начали действовать. К концу сентября в тыл противника были заброшены более 300 человек.
Однако первые попытки заброски диверсионно-разведывательных групп на оккупированную территорию Калмыкии окончились печально. Наскоро подготовленные и плохо вооруженные группы, несмотря на героическое сопротивление, становились легкой добычей хорошо вооруженного и обученного противника.
А в это время на Южном направлении Советско-Германского фронта с левого и правого флангов от Астраханского оборонительного рубежа происходили следующие события: сентября закончились бои на перевалах Центральной части Кавказского хребта. 46-я армия разбила немецкие части и отбросила их остатки на его северные склоны. Немцам так и не удалось осуществить план перехвата черноморских коммуникаций советских войск. 22 сентября 1-я танковая армия генерал-полковника Эвальда фон Клейста, развивая свое наступление, форсировала реку Терек под Моздоком. Две недели там шли упорные бои за Моздок. Кругом горели нефтяные скважины. 25 сентября немецкие войска прорвали советскую оборону, захватили Нальчик и начали продвижение к Владикавказу. Но у стен этого города их наступление захлебнулось.
А в это же время на правом фланге 6-я армия генерал-полковника Фридриха Вильгельма фон Паулюса, включенная в группу армий «В», протаранила советскую оборону на Дону и застряла в развалинах Сталинграда.
В конце сентября войсковой старшина кубанского казачьего войска Н.Г. Назаренко, сколотивший из жителей Кубани, противников советской власти, кавалерийский отряд в несколько сотен человек, вывел его из предгорий Кавказа на Дон и начал боевые действия на коммуникациях отступающих частей Красной Армии. Позже, в октябре, он присоединил свой отряд к германской армии, в составе которой стал действовать в качестве казачьего разведывательного дивизиона. А в декабре 1942 года он официально вошел в боевую группу полковника фон Паннвица. 28 сентября Государственный Комитет Обороны принял решение о переформировании фронтовых штабов партизанского движения в представительства ЦШПД на действующих фронтах. Одновременно в тот же день Ставка ВГК переименовала Сталинградский фронт в Донской, а Юго-Восточный фронт — в Сталинградский.
Глава 3Немного о себе и о том, как я попал в диверсионно-разведывательную спецшколу № 005
Я родился в Москве в 1925 году в семье одного из создателей и руководителей партии большевиков и Коммунистического Интернационала (Коминтерна) Иосифа (Осипа) Ароновича Пятницкого. Мой отец с 1921 по 1935 годы руководил организационной и конспиративной деятельностью всех коммунистических партий, входивших в Коминтерн. С 1935 года он, будучи членом ЦК ВКП(б), возглавлял Политико-административный отдел ЦК ВКП(б). Но в июне 1937 года он выступил на Пленуме ЦК с осуждением проводимой Сталиным политики террора и геноцида против советского народа. За это Сталин стал считать моего отца своим личным врагом.
В конце 30-х годов моя семья была репрессирована: отец и старший брат Игорь, ученик 10 класса, в 1937 году, мать Юлия Иосифовна и я сам в 1938 году. Мне в ту пору было только 13 лет. Поместили меня в детский приемник НКВД. Но привлечь меня к уголовной ответственности не могли, так как уголовный кодекс Страны Советов предусматривал уголовную ответственность только с 14 лет.
Тогда авторитетная медицинская комиссия этого ведомства вынесла решение, что моя метрика неверна, и установила, что обследуемому субъекту, то есть мне, не менее 14 лет. Таким образом, я сразу повзрослел на один год. Но это время сменилось руководство НКВД. Н.И. Ежов (1895–1940) был арестован, его сменил Л.П. Берия (1899–1953). Началась зачистка мест заключения, и меня направили на Кубань, в Кропоткинскую колонию для малолетних преступников. Оттуда я вскоре сбежал, но был задержан в Армавире и направлен в детский дом в станицу Вознесенскую. Там вступил в комсомол и стал секретарем комсомольской организации. Тогда же познакомился со своим старшим товарищем Степаном Козловым, который был комсоргом школы, где я учился, а затем комсоргом станицы, где был расположен наш детдом.
В 1942 году, когда немцы подошли к Ростову-на-Дону, и на Кубани начали создавать истребительные отряды для борьбы с немецкими десантами и казачьими бандгруппами, Степа Козлов стал политруком истребительного отряда Лабинского района и включил меня в состав своего отряда.
Вот тогда он отредактировал мою биографию таким образом, что потом я смог пройти все проверки. В ней значилось, что родителей я своих не помню, что с малых лет болтался по разным детдомам, что я «государственный ребенок». И сделал мне справку, заверенную печатью райкома комсомола. Этот документ очень помог мне в дальнейшем.
В это время немецкая армия прорвалась на Кубань. Наш истребительный отряд сопровождал районную колонну во время ее отхода на Кавказ в район Моздока и дальше до Махачкалы. Там, после того как мы попали под бомбежку, наши дороги разошлись. Я и два моих товарища-одноклассника, Гавриил Морговский и Валентин Тропинин добрались до Дербента и там, в городском военкомате, оформились в армию. Военкомат направил нас в 28-ю запасную стрелковую бригаду, где нас как парней грамотных, закончивших 9 классов, сразу зачислили в учебный батальон, в полковую школу пулеметчиков.
И тут произошел один из парадоксов судьбы. Мой старший брат Игорь был обвинен в том, что создал у себя в школе молодежную диверсионную группу «Дети за отцов» и получил за это десять лет лагерей, а я, его брат, был направлен на учебу в сверхсекретную диверсионно-разведывательную спецшколу № 005 ЦШПД. Но рассказ об этом дальше.
Итак, я все еще находился в учебном батальоне 28-й запасной стрелковой бригады, заканчивая там курс подготовки младшего командира по специальности пулеметчика. Там нас усиленно обучали работе на станковом пулемете системы «Максим». Материальную часть и стрельбу из этого пулемета мы освоили быстро, но тактику его использования в различных условиях боя в нас вдалбливали драконовскими методами. Занятия длились по 12 и более часов в день. Они заключались в основном в том, что наша рота курсантов-пулеметчиков все время штурмовала позиции условного противника, расположенного на холмах или на других укрепленных позициях, или же мы маршировали в походном порядке, когда пулемет «Максим» разделяется на части: тело (ствол со щитом) и станок.