Несмотря на это, все органы политического и военного руководства с максимальной скоростью работали над подготовкой операции «Морской лев» с типично прусской тщательностью. Например, в конце июня 1940 г. мне было приказано подготовить для войск вторжения и сопровождающих их политических и административных органов небольшой справочник, в котором были бы кратко описаны самые важные политические, административные и экономические институты Великобритании и ведущие общественные деятели.
Он также должен был содержать инструкцию о том, какие меры необходимо принимать при оккупации здания министерства иностранных дел, военного министерства, министерства внутренних дел и различных департаментов разведки и Специальной службы (отдел Департамента уголовного розыска, осуществляющий функции политической полиции, а также охраняющий членов королевского семейства, английских и иностранных государственных деятелей. — Пер.). Выполнение этого задания занимало огромное количество моего времени, включая сбор материала из различных источников с помощью специально отобранных мною моих сотрудников. Когда справочник был готов, он был издан в количестве двадцати тысяч экземпляров, которые хранились в соседнем с моим кабинетом помещении. Они сгорели во время пожара в 1943 г., возникшего после одного авианалета, что стало символом окончательного провала перспектив Германии на западе.
Глава 11Заговор с целью похищения герцога Виндзорского
Однажды утром в июле 1940 г. мне позвонил один из моих друзей в министерстве иностранных дел и предупредил меня о том, чтобы я ждал звонка от «старика» — имея в виду Риббентропа — как только тот будет «готов действовать». Мой друг не знал, по какому поводу будет звонок, но казалось, что это что-то ужасно срочное.
В полдень из телефонной трубки раздался звучный голос Риббентропа: «Скажите мне, мой дорогой друг, не могли бы вы немедленно приехать ко мне в офис? У вас же есть время, не так ли?» — «Конечно, — ответил я, — но не могли бы вы сказать мне, о чем пойдет речь? Возможно, у меня найдется материал, который мне следует захватить с собой». — «Нет, нет, — сказал Риббентроп. — Приезжайте немедленно. Это не такой вопрос, который я могу обсуждать по телефону».
Я сразу же позвонил Гейдриху и сообщил ему о состоявшемся разговоре, так как знал о его патологической ревности. Гейдрих сказал: «Понятно. Этот господин больше не желает консультироваться со мной — старый идиот! Хорошо, поезжайте и передайте ему мои наилучшие пожелания». Я пообещал Гейдриху дать ему подробный отчет о том, чего хотел Риббентроп.
Как обычно, Риббентроп принял меня, стоя за своим рабочим столом и скрестив руки; выражение его лица было серьезным. Он предложил мне сесть и после нескольких вежливых фраз приступил к делу. Он слышал, что у меня есть различные связи в Испании и Португалии и что я даже добился в какой-то мере сотрудничества с полицией этих стран. Я не знал, куда ведут эти замечания, и ответил очень осторожно. Не удовлетворившись моими уклончивыми ответами, он покачал головой, помолчал и сказал: «Мммммм». Вдруг он сказал: «Вы же помните герцога Виндзорского, конечно? Вы были представлены ему во время его последнего визита?» Я ответил, что не был. «У вас есть какие-нибудь материалы на него?» — спросил Риббентроп. «Пока ничего не могу сказать», — ответил я. «Ну а что лично вы о нем думаете? Как вы оцениваете его как политическую фигуру, например?» Я честно признался, что эти вопросы застали меня врасплох и в настоящий момент моих знаний недостаточно, чтобы дать должный ответ. Я видел герцога во время его прошлого приезда в Германию и, разумеется, знал то, что обычно было известно о причинах его отречения от престола. Мне казалось, что англичане разумно подошли к решению этой проблемы и что, в конце концов, традиции и ответственность должны были возобладать над человеческими чувствами и личными эмоциями. Трудно было решить, следует ли признать эту ситуацию свидетельством слабости или силы английской королевской семьи. Казалось, что во время продолжительных обсуждений этого вопроса члены правительства проявили понимание связанных с ним человеческих и политических проблем. Когда я закончил, я подумал, что глаза Риббентропа сейчас выпадут из глазниц, настолько поражен он был раскованной манерой моего изложения своей точки зрения. Он, не теряя времени, поставил меня на место.
Герцог Виндзорский был одним из самых социально ответственных и правильно мыслящих англичан, которых он когда-либо встречал. Именно это и не нравилось правящей клике; вопрос о его браке стал желанным предлогом, чтобы убрать этого честного и верного друга Германии из власти. Все поднятые вопросы, связанные с традициями и церемониалом, были совершенно второстепенными.
Здесь я попытался возразить, но Риббентроп заставил меня замолчать, сделав резкое движение. «Мой дорогой Шелленберг, у вас совершенно ошибочный взгляд на эти вещи, а также на реальные причины отречения герцога от престола. Фюрер и я уже признали эту ситуацию в 1936 г. Основная проблема этой ситуации в том, что с момента своего отречения от престола герцог находится под строгим надзором британской разведки. Мы знаем, как он к этому относится: он почти их пленник. Все попытки, которые он предпринимал с целью освобождения, несмотря на всю его осторожность, провалились. И нам известно из полученных донесений, что он испытывает все те же чувства симпатии к Германии и при должных обстоятельствах не был бы против сбежать от своего нынешнего окружения; вся эта ситуация действует ему на нервы. Нам стало известно, что он даже говорил о проживании в Испании, и если он поехал бы туда, то был бы снова готов стать другом Германии, как и раньше. Фюрер считает, что это отношение чрезвычайно важно, и мы полагаем, что вы с вашим западным мировоззрением могли бы стать самым подходящим человеком, чтобы наладить пробный контакт с герцогом, разумеется, в качестве представителя главы государства Германия. Фюрер считает, что если обстановка покажется благоприятной, то вы могли бы сделать герцогу какое-нибудь материальное предложение. Сейчас нам следует быть готовыми к тому, чтобы положить в швейцарский банк сумму в пятьдесят миллионов швейцарских франков для его собственных нужд — если он будет готов сделать какой-нибудь официальный жест, отделяющий его от маневров британской королевской семьи. Разумеется, фюрер предпочел бы, чтобы герцог жил в Швейцарии, хотя подошла бы и любая другая нейтральная страна, лежащая в поле экономического, политического или военного влияния германского рейха.
Если британская разведка попытается воспрепятствовать герцогу в этом, то в этом случае фюрер приказывает вам обмануть планы англичан даже с риском для вашей жизни и — в случае необходимости — с применением силы. Что бы ни случилось, герцог Виндзорский должен быть благополучно доставлен в выбранную им страну. Гитлер придает самое большое значение этой операции и после серьезных размышлений пришел к выводу, что если герцог начнет колебаться, то сам он не будет возражать против того, чтобы вы помогли герцогу прийти к правильному решению принудительно — даже путем угроз или применения силы, смотря по обстоятельствам. Но на вас ляжет также задача гарантировать при этом и герцогу, и его супруге, что они лично не подвергнутся никакой опасности.
В ближайшем будущем герцог предполагает получить предложение от своих испанских друзей поохотиться. Эта охота даст вам отличную возможность вступить с ним в контакт. Оттуда он может быть немедленно вывезен в другую страну. Все необходимые средства для выполнения вами этого задания будут в вашем распоряжении. Вчера вечером я снова подробно обсуждал этот вопрос с фюрером, и мы договорились предоставить вам полную свободу действий. Но он требует, чтобы вы ежедневно отчитывались ему о продвижении операции. Так что от имени фюрера я отдаю вам приказ немедленно приступить к выполнению этого задания. Вы, разумеется, готовы его выполнить?»
Какое-то мгновение я сидел оглушенный. Я действительно не мог осознать все это так быстро, поэтому, чтобы выиграть время, я сказал: «Господин рейхсминистр, могу я задать несколько вопросов, чтобы прояснить суть дела?» — «Только быстро», — ответил Риббентроп. «Вы говорили о симпатии герцога к Германии, — сказал я. — Это симпатия к немецкому образу жизни, к немецкому народу или она включает и нынешнюю форму власти?» Я тут же увидел, что зашел слишком далеко. Он отрывисто сказал: «Когда мы говорим о современной Германии, то это Германия, в которой живете и вы». — «Могу я спросить, — продолжал я, — насколько надежна эта полученная вами секретная информация?» — «Она исходит, — сказал он, — из самых надежных кругов испанского общества. Подробности этих сообщений сейчас не должны вас волновать. Любые детали, имеющие значение, вы можете обсудить с нашим послом в Мадриде». Я задал следующий вопрос: «Я правильно понимаю, что если герцог Виндзорский окажет сопротивление, то я должен доставить его в эту „другую страну“, о которой вы говорите, насильно? Мне кажется, в этом есть противоречие. Безусловно, в основе этой операции должно лежать добровольное сотрудничество герцога?» Риббентроп ответил: «Фюрер считает, что силу следует применять главным образом в отношении британской разведслужбы, а к герцогу — только в случае, если его колебания будут вызваны страхом, который помогут преодолеть наши решительные действия. Как только он снова станет свободным человеком и сможет передвигаться без надзора со стороны британской разведслужбы, он будет испытывать к нам благодарность. Что касается денег, которые будут предоставлены в его распоряжение, то пятьдесят миллионов швейцарских франков — это далеко не абсолютный максимум. Фюрер вполне готов увеличить эту сумму. Обо всем остальном не стоит слишком беспокоиться. Будьте уверены в себе и сделайте все возможное. Я доложу фюреру, что вы согласились выполнить это задание».