Это дело так и не прояснилось. И хотя я распорядился провести самые интенсивные и широкоохватные поиски, не было найдено ни малейшего следа этих двоих. И мы так и не смогли с уверенностью определить, были ли они предателями, или они были похищены, или, быть может, убиты. Все улики, а также показания жены указывали на то, что они были предателями. Однако я не предпринял никаких действий против этой жены и устроил так, чтобы на ребенка, оставленного этим мужчиной, выплачивалось небольшое пособие. В результате этого дела нам пришлось полностью реорганизовать систему безопасности на военных предприятиях в Силезии, так как исчезнувшие с этими двумя людьми документы содержали всестороннее описание ее организации.
Гейдрих снисходительно отнесся к моей ошибке. Он даже пытался утешить меня, сказав, что дело такого рода было чем-то вроде «платы за обучение», которую вынужден платить каждый, так что нет причин, почему я должен был быть избавлен от таких трудностей.
На следующий день я приехал в его охотничий домик. Во время нашего разговора он снова подчеркнул важность усиления контрразведывательной работы против русских и сказал, что фюрер очень пристально наблюдает за этой работой. В конце он заговорил об адмирале Канарисе и очень критично отозвался о его работе в качестве главы военной разведки. Фактически он был уверен, что Канарис выдал союзникам дату нападения на западе — 10 мая 1940 г., — но тем не менее не хотел еще действовать против него. Он хотел подождать и собрать больше информации. И наступит день, когда Канарис понесет наказание за весь ущерб, который он нанес власти.
Затем Гейдрих заговорил о работе всей разведывательной сети. Он все еще был очень озабочен своими недавними неудачами и видел их причину в организационной слабости различных разведывательных служб, особенно службы безопасности за границей и подразделения внешней разведки Главного управления безопасности (обычно его называют AMT VI). До сих пор им было позволено работать под максимально слабым контролем, но если что-то шло не так, то виноват был не кто иной как Гейдрих. Он понимал огромную сложность объединения службы внешней разведки с организацией внутренней безопасности, особенно в военное время, но сам уровень работы этого департамента был неудовлетворительным, подготовка и опыт молодых сотрудников недостаточными, а руководство со стороны их начальства плохим.
Я давно уже знал об этих проблемах и пришел к очень схожим выводам, и поэтому я ожидал этого разговора и не спешил со своей собственной критикой; я просто внимательно слушал то, что говорил Гейдрих. Он знал, что с самого начала моей целью была работа в департаменте внешней разведки. Теперь он сказал: «Как вы думаете, возможно ли в разгар войны более или менее перестроить такую организацию, как AMT VI?»
Я сказал ему, что это должно быть выполнимо, хотя будут и большие технические трудности, которые потребуют немедленного сокращения количества работы. Главное слабое звено — отсутствие традиций и опыта, который можно получить лишь за длительный период времени. Попытка форсировать такое развитие чуть ли не мгновенно потребует вложения практически безграничных ресурсов и использования самых лучших служащих во всей организации. Многое будет зависеть от сотрудничества других правительственных департаментов и поддержки Гитлера и Гиммлера. Но нехватка разведданных — проблема, требующая решения, и чем скорее, тем лучше.
Гейдрих хотел, чтобы я посвятил больше времени обдумыванию этой проблемы, и добавил: «Полагаю, что в ближайшем будущем вам придется выполнять эту задачу. Но вам придется добиться достаточного доверия у руководства, чтобы вам позволили работать безо всякого контроля, за исключением, разумеется, моего. А пока не говорите, пожалуйста, никому об этом. Продолжайте свою нынешнюю работу по укреплению департамента контрразведки. И еще один вопрос: как вы думаете, использует ли Канарис этот период реорганизации для расширения своего влияния за счет нашего?»
Я ответил, что это — проблема, которой надо заниматься на другом уровне, проблема соответствующего политического влияния Гейдриха и Канариса. Но в целом мне казалось, что у Канариса достаточно своих собственных проблем, и если уж бояться каких-либо посягательств, то я бы скорее опасался Риббентропа, нежели Канариса. Гейдрих согласился со мной. Так этот вечер стал одним из поворотных пунктов моей карьеры.
Тем временем работа против русской разведки удовлетворительно продолжалась. Мы раскрыли многочисленную агентурную сеть, маршруты связных и тайные радиопередатчики. До того момента я ограничивал нашу тактику главным образом слежкой и вбросами ложной информации. Нужно было быть особенно осторожными при использовании длин волн их подпольных передатчиков, потому что эти передачи самым тщательным образом проверялись русскими, и малейшее отклонение от образца сигнала стало бы для них предупреждением о том, что сообщения недостоверны. Мы были довольно удачливы в этой работе и сумели «втюхать» свой материал русским, и во многих случаях они не узнали об обмане. Главная ценность этой деятельности состояла не только в том, чтобы их обмануть, но и в том, чтобы раскрыть, что они хотят узнать. Мы также многое узнали об их методах и взаимоотношениях между различными группами работающих на них агентов.
Русские гораздо раньше, чем наши руководители, поняли важность обладания разведкой, работающей эффективно, и эффективность их методов и организация завоевали высшую похвалу наших специалистов.
Было одно дело, в котором нам не сопутствовала удача. Один из их агентов, которого, как мы полагали, мы перетянули на свою сторону, был очень важным связным, курсировавшим между Берлином и Стокгольмом. Один раз он вез подлинные документы огромной важности, которые имели отношение к особому процессу сварки, крайне значимому в авиастроении. Он должен был показать их представителю советского посольства на первой встрече, а затем перед передачей этих документов русским подменить их на вводящие в заблуждение. Наши агенты не спускали с него глаз, но он сумел предупредить своих людей через служащего своего отеля, который также работал на русских. Затем по пути в ванную комнату ему удалось — опять же с помощью гостиничного служащего — ускользнуть через черный ход и бежать в советское посольство. Мы больше никогда его не видели и можем лишь предполагать, что он немедленно выехал в Москву с дипломатическим паспортом.
Связной, конечно, предупредил своих кураторов, и, как следствие, наша радиоигра с русскими нарушилась.
Однако мы уже получили много ценной информации об агентурной сети советской иностранной разведки и напряженных отношениях между разведслужбой МВД (тогда НКВД) — разведывательной организацией тайной полиции советской Коммунистической партии — и военной разведкой.
Глава 14Братья Фитингоф
Осенью 1940 г. мы вели одно из самых интересных дел против советской разведки — дело братьев Фитингоф. После оккупации Прибалтийских государств Россией балтийские немцы потоком хлынули в Германию. Одна из таких беженок — молодая женщина — сообщила на пограничном посту, что трое людей из ее окружения ей показались подозрительными. Двое из них были братьями по фамилии Фитингоф, а третья — жена старшего брата. Наш служащий подумал сначала, что жалоба девушки — это обычный донос на почве личной неприязни, тем не менее девушка была задержана для более тщательного допроса.
Она призналась, что у нее был роман с младшим неженатым братом, но эту связь разрушила жена старшего брата, которая на самом деле жила с ними обоими. Фрау Фитингоф, вероятно, была поразительно сильной и энергичной личностью. Оба мужчины полностью находились под ее влиянием. И хотя младший брат хотел начать новую жизнь в Германии, как бы он ни старался, у него не хватало силы характера порвать свою связь и выйти из этого ненормального треугольника, и он всегда поддавался влиянию своей невестки. В неспокойные дни своей эмиграции у него начался роман с молодой прибалтийской немкой, и в пути между двумя женщинами происходили бурные сцены ревности.
Такую историю рассказала молодая женщина, которая сначала казалась движимой явно ревностью, и эта история не представляла для нас интереса. Однако он появился, когда после их приезда в Берлин двое братьев и жена бесследно исчезли.
Я не хочу раскрывать имя молодой женщины, которая обратила наше внимание на это дело. Позже она стала агентом немецкой разведки под кодовым именем R-17. В ней сочетались немалое очарование, ум, талант к работе, прекрасное знание славянских языков, равно как французского и немецкого. Впервые я использовал ее в разведзадании, связанном с представителями японского посольства, и она успешно его выполнила. Будучи блондинкой, она представляла собой тот тип женщин, который обычно предпочитают японцы. Позднее она вернулась в Ригу и отлично работала на нас против русских.
В то время, когда она впервые обратила наше внимание на братьев Фитингоф, она честно призналась, что ее донос был мотивирован желанием отомстить. Младший Фитингоф нарушил данное ей обещание, и она оказалась брошенной, преданной и одной в Берлине без средств и кого-либо, к кому она могла бы обратиться. Она верила, что молодой человек был честен в своих намерениях по отношению к ней, но подпал под влияние своей невестки. Ее жених, как она все еще называла его, сказал ей, что его брат работает на русскую разведку и выполняет для них задание, благодаря которому заработает много денег. Младший брат помогал ему в этом, и, как только задание будет выполнено, они исчезнут за границей, он женится на ней, и они вдвоем смогут прожить остаток своей жизни в комфорте.
Эта информация и подробное описание всех троих — это было все, что смогла нам дать молодая женщина. Три недели мы усердно искал