местонахождении Штрассера, но он убежден, что Штрассер где-то в Португалии и ему удалось создать из членов „Черного фронта“ организацию для работы против Штрассера. Однако фюрер не удовлетворен принятыми нами мерами: он говорит, что Отто должен быть ликвидирован немедленно. Он и Гиммлер договорились, что вас следует отправить в Португалию для этой работы, и он хочет поговорить с вами об этом. Будет полезно, если по пути я расскажу вам некоторые подробности отношений Гитлера со Штрассером…»
Я сильно нервничал. Я не мог понять, почему они хотели поручить мне эти поиски; я знал очень мало подробностей и о подноготной этого дела, которое должно было привести к насилию в той или иной форме — к тому же на территории иностранного государства. Штандартенфюрер Б., который пользовался особым доверием Гейдриха, гораздо больше подходил для выполнения этой миссии. Он уже успешно выполнил несколько заданий такого рода, и было трудно понять, почему теперь его надо заменить. У меня было такое чувство, что Гитлер ему не доверяет: он был, наверное, слишком хорошо информирован о «Черном фронте», «Черном рейхсвере» и эмигрантской клике в Москве.
Через четверть часа нас принял Гитлер. Когда мы шли вдоль огромной колоннады нового здания администрации канцлера, везде царила тяжелая тишина. Время от времени можно было услышать приглушенные голоса или стук каблуков при приветствии охраны. Путь к кабинету Гитлера казался бесконечным.
Гиммлер был уже там. Гитлер поговорил с ним несколько минут после того, как Гейдрих по-военному приветствовал его. Гитлер и Гиммлер склонились над картой, расстеленной на большом столе. Я не мог видеть, какая это карта, но думаю, я узнал Южный Пелопоннес и остров Крит. Затем Гитлер внезапно повернулся и пошел к нам. Он пожал руку Гейдриху и спросил: «У вас есть что доложить по делу Штрассера?»
«Нет, мой фюрер, — ответил Гейдрих, — нет ничего нового». Гитлер долго смотрел в пол. Казалось, он напряженно думает. Внезапно он поднял голову и, окинув меня долгим пронизывающим взглядом, сказал своим глухим голосом: «Вы, находясь на службе, как и любой солдат на фронте, подчиняетесь военной дисциплине и должны беспрекословно выполнять приказы начальства. И не важно, на какой части фронта вы воюете». На мгновение воцарилась гнетущая тишина, а затем он продолжил: «Приказ, который я собираюсь вам отдать, строго секретный и должен быть выполнен даже ценой вашей жизни, если это будет необходимо». Эти слова не требовали никакого ответа; их смысл был ясен.
Гитлер снова застыл в размышлении, а затем начал энергичную тираду против Грегора и Отто Штрассеров. Грегор был крупным предателем и получил свое справедливое наказание. Отто не настолько важная фигура, но его нынешняя заговорщицкая деятельность может представлять такую же опасность, особенно потому, что он получает поддержку от иностранных государств. Это, а также его глубокое знание международных дел нацистского движения делало его опасным человеком. «И поэтому я решил, — сказал Гитлер, — уничтожить Отто Штрассера, и не имеет значения, какие средства могут понадобиться для достижения этой цели. Таким образом, я отдаю вам приказ выполнить это задание».
Он посмотрел на меня выжидательно, и я впервые заговорил: «Да, мой фюрер».
Сложив руки за спину, он ходил взад-вперед перед нами, разговаривая почти что с самим собой: «Сначала следует установить его местонахождение, место, где он живет в настоящий момент. Затем его следует уничтожить с помощью нового препарата, следы которого невозможно обнаружить. И поэтому я даю вам, — он обернулся к Гиммлеру и Гейдриху, — все полномочия для выполнения этого приказа. — Потом он повернулся ко мне: — Вы обсудите дальнейшие детали с рейхсфюрером СС и обергруппенфюрером Гейдрихом. Я уже указал на важность соблюдения полной секретности. Никто — и это означает ни единая душа — не должен знать ничего об этом деле, за исключением тех, кто должен быть в курсе, чтобы вы смогли выполнить задание».
С этими словами он подошел ко мне, протянул вперед руку, снова испытующе посмотрел на меня и движением руки отпустил. Гейдрих ушел вместе со мной, а Гиммлер остался с Гитлером еще на пять минут. Мы его ждали. Он очень дружелюбно сказал мне: «Будем надеяться, что вы успешно выполните это поручение».
«Это дело не такое простое, — сказал Гейдрих. — Не следует переоценивать способность Шелленберга выполнять такие задания». Я быстро взглянул на Гейдриха, и, заметив это, Гиммлер сказал, что будет лучше продолжить обсуждение в его кабинете.
Чуть позже, когда мы сидели у него, в моей голове одна за другой проносились разные мысли. Почему я получил это задание? Только ли потому, что они заподозрили Б., их выбор пал на меня? Или они хотели испытать меня? Мне показалось, что Гиммлер и Гейдрих, которые обычно вели такие дела с ярым фанатизмом, не относятся к этому делу серьезно.
Гиммлер начал с того, что я, вероятно, не полностью информирован об этой ситуации, но, без сомнения, Гейдрих может дать мне о ней представление. Я сразу же понял, что он с Гейдрихом уже обсуждал этот план достаточно подробно. Гейдрих сказал, что почти наверняка Отто Штрассер будет находиться в Лиссабоне дней через пять-десять. Им неизвестно, сколько времени он там пробудет. Можно предположить, что он вступит в контакт с членами иностранных миссий в Лиссабоне, и будет особенно важно выяснить, вошли ли в их число российские представители дипкорпуса или других российских организаций. Мои связи в португальской полиции должны дать мне возможность удостовериться в этом. Когда эти моменты прояснятся, не будет необходимости ждать: Штрассер не должен был уехать из Лиссабона живым.
Голос Гейдриха начал выдавать такую ненависть, что я мгновение смотрел на него в изумлении. Почему он так сильно ненавидит Штрассера? Он боится его? Может, Штрассер знает что-то компрометирующее его? Но я так и не узнал ответа на эти вопросы.
В этот момент вошел адъютант и доложил, что доктор Шт. уже полчаса ждет приема у рейхсфюрера СС, и Гиммлер сказал, что примет его через пару минут. Гейдрих повернулся ко мне: «Доктор Шт. — из Мюнхенского университета. Он один из величайших бактериологов в мире. В настоящее время он работает над защитой от бактериологического оружия. Он даст вам препарат для устранения Штрассера и расскажет вам, как им пользоваться. Но помните — само задание обсуждать при нем нельзя».
Вошел доктор Шт. Ему было слегка за тридцать, и выглядел очень самоуверенным. Он сразу же начал говорить, спокойно и сухо, будто читал лекцию. Как его просили, он создал бактериологическую сыворотку быстрого действия. Капли этой сыворотки будет достаточно, чтобы гарантированно убить человека с шансами тысяча к одному, и при этом не останется никаких следов, указывающих на причину смерти. С вариациями, зависящими от телосложения человека, сыворотка подействует в течение двенадцати часов. Симптомы аналогичны заболеванию тифом, хотя бактерия не тифозная и не родственной разновидности. Сыворотка сработает даже после высыхания. Например, если ее каплю оставить в стакане и дать ей высохнуть, а потом растворить в воде, она по-прежнему будет иметь ту же эффективность при контакте со слизистой оболочкой рта или глотки. И так он говорил минут десять, пока у меня волосы не встали дыбом. Я уже забыл и про задание, и про Отто Штрассера, когда завороженный ужасом слушал эту научную презентацию. Он с воодушевлением продолжал свои объяснения так же хладнокровно и спокойно, как будто обращался к классу на самую заурядную тему. Он был поистине опасным орудием в руках такого человека, как Гейдрих. Я взглянул на Гиммлера и увидел, что он, как и я, следит за объяснениями так же завороженно.
Потом доктор Шт. вынул из кармана две бутылочки и поставил их на стол перед нами. С виду они содержали около пятидесяти кубических сантиметров бесцветной жидкости. Я со страхом посмотрел на затычки в их горлышках. Они были аналогичны тем, которыми обычно затыкают медицинские пузырьки, и могли быть использованы как пипетки.
Наконец Гейдрих довольно резко прервал словесный поток доктора: «Благодарю вас, доктор Шт., вы можете подождать меня в приемной».
Когда тот ушел, Гейдрих обернулся ко мне: «Будьте осторожны с этой субстанцией. Теперь вы можете заняться своими собственными приготовлениями. Штандартенфюрер Б. сможет рассказать вам подробности сегодня во второй половине дня». Затем он сказал Гиммлеру: «Полагаю, рейхсфюрер, что дальнейшее обсуждение не нужно. Нам придется предоставить Шелленбергу разрабатывать практическую часть этого задания».
Мы встали, и, аккуратно разместив бутылочки вертикально в своем кармане, я извинился и вышел.
У себя в кабинете я первым делом запер пузырьки в своем сейфе. Потом я запер дверь, отключил телефон и сел за письменный стол, чтобы подумать. Что мне сейчас делать? Я долго сидел так, но не пришел ни к каким выводам — мне дали задание, и я увяз в нем. Затем меня вдруг осенил вопрос: зачем этот ужасный доктор дал мне две бутылочки, когда одной капли достаточно для того, что я должен был сделать? Уж не хотел ли он использовать меня как подопытного кролика для своего препарата для будущей бактериологической войны?
Меня несколько вернули к действительности прозаичный тон и логически выстроенное изложение штандартенфюрера Б., который пришел ко мне, чтобы рассказать о «Черном фронте». Он был одним из специальных агентов Гейдриха, и было мало того, чего бы он не знал и не совершил. Я очень хотел поговорить с ним о своем задании, но понял, что ему ничего о нем не известно.
После его ухода я начал подготовку к своей поездке полный дурных предчувствий. На этот раз я должен был путешествовать не с дипломатическим паспортом, а просто под чужим именем, как самый простой агент. Затем я вдруг подумал, что случится, если из-за этих маленьких бутылочек у меня возникнут трудности на таможне. Я просто не мог оставить их где-то или выбросить. Это будет преступлением. Так что постепенно у меня созрел план.
Первым делом мне нужно было достать абсолютно надежный контейнер для бутылочек, который защитит их от встряски или давления и будет непротекаемый, а затем — избавиться от них. Я мог либо выбросить их в море во время полета, либо привезти в Лиссабон и выбросить их в порту. Я выполню задание более традиционным методом; если нужно будет, то найму для этого убийцу.