О неожиданной воздушной бомбардировке Белграда, которую приказал провести Гитлер, он услышал следующим образом. Он поехал в министерство военно-воздушных сил, чтобы узнать о доставке запчастей к самолетам «Юнкерс», которые находились в Югославии, когда летчик-испытатель, находившийся там в это время, сказал своему приятелю со злобой в голосе, глядя в это время на В.: «Через несколько дней эти ребята получат хорошенько прямо по их тупым головам!» Летчик сказал это слишком громко, и В. услышал его слова.
На следующий вечер, очень встревоженный, он спросил Веру (одна из двух светских дам), что происходит, и она ответила ему, что люди говорят, будто Адольфу теперь надо идти на выручку Бенито в Греции. Ее муж думает, что это не будет особенно трудно, потому что ВВС Германии теперь настолько сильны, что могут подавить любое сопротивление. С этими словами она обняла его еще крепче. «Я так счастлива, — сказала она, — что ты здесь со мной, а не в своей стране, где такая неразбериха». Она продолжила рассказывать новые подробности игры в бридж, во время которой жена генерала люфтваффе сказала, что ее муж получил назначение в Вену.
Этих подробностей В. было достаточно, чтобы прийти к выводу, что Германия начнет военные действия против Югославии с массированных бомбовых атак авиации. На самом деле в тот момент его донесение не могло уже изменить ход событий; для этого было слишком поздно, но он считал, что его личная ответственность — предупредить Белград, воздушная оборона которого была совершенно не готова к неминуемому нападению.
Эта шпионская деятельность не стоила В. ни гроша, за исключением подарков, которые он делал Ютте, повинуясь своим личным к ней чувствам. Он любил ее и признавал, что отношения с другими женщинами были только ради его работы. И он также признал, что планировал свою работу в этом деле с самого начала.
Высокопоставленный чиновник министерства военно-воздушных сил был совершенно безвредным и наивным человеком. Его единственной проблемой было то, что он слишком много ел и пил и имел чрезмерно раздутое чувство собственной важности. Он считал необходимым поддерживать общественные отношения при ведении торговли с Югославией ради авиационной промышленности Германии, и, когда мы в конце концов в ярких выражениях дали ему понять, к чему привел его чудесный завтрак с В., он пришел в ужас.
Таковы были главные факты в деле В. Гиммлер выждал благоприятный момент и затем сделал Гитлеру устный доклад о результатах нашего расследования. Ему удалось обеспечить себе свободу действий, чтобы поступать по своему усмотрению с теми, кто был вовлечен в это дело. Так как В. теперь был готов работать на нас, я смог взять его и Ютту к себе на службу. Он работал в основном в Италии — он бегло говорил по-итальянски — и отлично справлялся с работой.
Позднее с целью исследовать разговоры, циркулирующие в высших военных и общественных кругах, я дал указание двум светским дамам и чиновнику из министерства военно-воздушных сил разговаривать со мной и передавать мне то, что они слышали от других, как будто я — это В. Количество чрезвычайно секретной и жизненно важной информации, которая обсуждалась в этих кругах, было поистине невероятным! А значит, велик был и вред, который могла причинить такая беспечная и глупая болтовня. Виновные все были высокоинтеллигентными людьми — ведущими инженерами, архитекторами, чиновниками и офицерами немецкого рейха.
Глава 18Тайна Рудольфа Гесса
После бегства Рудольфа Гесса в Шотландию 10 мая 1941 г. Гитлер моментально впал в такое оцепенение, что едва был способен на какую-то реакцию. И теперь Мартин Борман, который до той поры был рейхсляйтером (высшим партийным чиновником), добился таких успехов, благодаря которым занял решающее доверенное положение в окружении фюрера. Это он придумал теорию «безумия» Гесса и убедил Гитлера включить эту фразу в первое официальное сообщение по этому вопросу. С точки зрения политического руководства это было ошибкой, которую невозможно было исправить, так как люди спрашивали, как человек мог занимать такой важный пост заместителя Гитлера столь долгое время, если было известно, что он невменяем.
И здесь тоже «меры исполнительной власти» Гитлера перешли все границы. Мюллер был здесь в своей стихии и без колебаний безгранично использовал свою власть, для чего эта ситуация давала ему все возможности. Был арестован весь служебный персонал Гесса от шоферов до личных адъютантов. Мюллер, вероятно, хотел бы арестовать и весь штат служащих аэропорта, равно как и главных конструкторов на заводе Мессершмитта, которые отвечали за производство самолета, на котором улетел Гесс. И хотя в это дело был вовлечен лишь узкий круг людей, «действиями исполнительной власти» были затронуты многие люди, которые и представить себе не могли, что могут оказаться замешанными в нем. Например, из донесений внутренней СД явствовало, что Гесс был скрытым приверженцем Рудольфа Штайнера и антропософистов, и поэтому большое количество арестов было произведено в этих кругах. Он совершил свой побег по совету астролога, и, как выяснилось из последующих допросов и донесений СД, он близко общался с астрологами, предсказателями, медиумами, природными целителями и так далее; и, как следствие, были произведены серии коллективных арестов среди этих мистиков. Фактически огромные ошибки, которые он допустил в этом направлении, давно уже были известны.
Как сказал мне Гиммлер, со дня его бегства большой интерес, который ранее проявлял Гитлер к астрологии, сменился на бескомпромиссную неприязнь. Во время моего первого разговора с Гиммлером о деле Гесса в мае 1941 г. я сказал, что считаю немецкий народ слишком умным для того, чтобы рассказывать ему историю о «психическом расстройстве» Гесса. Гиммлер быстро отреагировал: «Это все влияние Бормана». Он окинул меня долгим взглядом и добавил: «Слишком поздно с этим что-то делать».
Я до сих пор помню, как расстроен был Гиммлер мерами, принятыми к астрологам. В присутствии Гиммлера Гейдрих с сатанинской радостью подробно объяснял Мюллеру приказы Гитлера в отношении них. Гейдрих, разумеется, знал об этой слабости Гиммлера и часто говорил мне, жалуясь на его нерешительность, что рейхсфюрер снова слишком углубился в свой гороскоп. Однажды во время телефонного разговора с Гиммлером я услышал, как Гейдрих говорит: «… кто-то беспокоится о звездах на погонах, а кто-то — о звездах на небе. Вопрос в том, с кем труднее работать». Одновременно Гейдрих сделал мне знак рукой, будто спрашивал, не зашел ли он слишком далеко. Он постарался сказать это так, будто говорит только о Гессе, но Гиммлер прекрасно понял, что эти слова относились и к нему.
И после этого телефонного разговора я получил приказ закончить отчет, который я готовил для Гитлера. В нем я написал, что, по нашим разведданным, на Гесса в течение нескольких лет оказывали влияние агенты британской разведки и их коллаборационисты в Германии, которые сыграли большую роль в принятии им решения улететь в Шотландию. Это относилось больше к решающему влиянию профессора Г. — специалиста по гландам из Верхней Баварии.
На одном из совещаний, на котором присутствовали и Гиммлер, и Гейдрих, шло общее обсуждение дела Гесса. Когда меня попросили высказать свое мнение, я сказал, что, хотя патологические случаи могут дать какое-то объяснение, так как психиатры описали состояние Гесса как патологическое, влияние, оказываемое британскими кругами в течение ряда лет, тоже следует принимать в расчет, хотя ни то ни другое не дало действительно удовлетворительного объяснения. Так что для прояснения сути проблемы, вероятно, потребуется дальнейшее расследование. Я выразил свою убежденность в том, что ввиду своей фанатической преданности Гесс никогда не выдаст подробности нашего стратегического планирования врагу, хотя, безусловно, он имел возможность это сделать. И его интеллект не был настолько нарушен, чтобы не быть в состоянии четко изложить наши планы. Четкость, с которой он подготовил свое бегство, и целеустремленность, с которой он его осуществил, ясно указывают на это.
В отношении неминуемой войны с русскими я сказал, что было бы разумнее считать весь этот инцидент в его контексте предупреждением русским. Однако мне казалось сомнительным, что англичане будут готовы послать конкретное предупреждение русским руководителям после первого допроса Гесса.
В остальном я считал, что Гесс, будучи ближайшим другом фюрера, находился, возможно даже не осознавая этого, под сильным гипнотическим влиянием Гитлера. Так, следуя изначальным концепциям Гитлера и в связи с его отношением к Англии, Гесс счел своей мессианской задачей примирить два народа. Это следовало бы взглядам Гитлера на Великобританию, которые он излагал мне в 1939 г. и которые Гесс неоднократно повторял в своем ближнем кругу: что англичане — братский народ и расовая общность обязывает сохранить его. Не следует забывать, что, как немец, рожденный за границей, Гесс подвергался влиянию англичан в юности и в период получения образования — факт, который он никогда не стремился скрывать или отрицать, особенно при обсуждении сотрудничества с русскими в направлении, предложенном бывшим командующим сухопутными войсками рейхсвера генералом фон Сектой.
Пока я все это говорил, Гейдрих несколько раз толкнул меня ногой под столом и неодобрительно покачал головой. Ему не понравилась моя откровенность, и потом он сказал мне: «Вам еще многому надо научиться. И я не думаю, что рейхсфюрер понял, что вы на самом деле имели в виду». Но Гейдрих был достаточно честен со мной, чтобы признать, что мой анализ был правильным. Что касается моего отчета, то он подхватил мои слова о влиянии британской разведки и несколько раз повторил, что нам нужно двигаться в этом направлении, так как если эта информация окажется верной, то эти круги смогут причинить нам еще больше вреда. Он считал, что англичане способны разработать и осуществить план такого рода, и он не будет удивлен, если в будущем мы столкнемся с аналогичными случаями. И потом он сделал интересное замечание: «Ну, русские умны не меньше».