С другой стороны, он не выбросил меня совершенно из головы. От его окружения я слышал, что он периодически спрашивал о моей предыдущей службе и иногда говорил что-нибудь вроде: «Фюрер прав, Шелленберг всего лишь декадентский адвокат, и однажды нам придется иметь с ним дело». Он даже отдал Лютеру распоряжение докладывать ему обо всех деталях нашего с ним сотрудничества и особенно отмечать, делаю ли я какие-нибудь непочтительные замечания в его адрес или о ведении внешней политики. Невозможно понять, как Гитлер в 1939 г. счел нужным провозгласить Риббентропа величайшим мастером ведения внешней политики Германии со времен Бисмарка.
Глава 25Япония и Китай
Однажды в марте 1942 г. Янке пришел повидаться со мной после своего возвращения из поездки в Швейцарию.
Один из лидеров Индийского национального движения С. Чандра Бос, который в то время обладал значительным влиянием в Индии, находился в Берлине. Японцы пытались обхаживать Боса в своих целях, так что мне, разумеется, было интересно мнение Янке об этой ситуации. До сих пор изначально по предложению Гитлера Дальневосточное бюро AMT VI полагалось в основном на руководителя небольшой фракции в Индийском освободительном движении Сиди Хана, поставлявшего информацию об Индии. Но между Босом и Сиди Ханом, находившимся на тот момент в Риме, существовало бескомпромиссное соперничество.
Выдающийся ум Боса и его владение методами современной пропаганды произвели глубокое впечатление на Гиммлера, и поэтому мы рассматривали возможность переключиться на него. Одной из излюбленных идей Боса было создание Индийского легиона в составе немецкой армии, поэтому мы организовали для Боса аудиенцию у Гитлера, который в принципе согласился на формирование такого легиона. Но Бос был глубоко разочарован, потому что Гитлер подчеркнул, что в настоящий момент его не особенно интересует Индия и он предпочел бы предоставить Японии возможность следить за этой страной с политической и стратегической точек зрения. Однако если ему не изменит удача, если Южная Россия и Кавказ будут завоеваны и немецкая армия дойдет до Персии, то тогда — и только тогда — он будет готов обсуждать с Босом будущее Индии.
Когда я упомянул имя Боса в разговоре с Янке, он тут же предостерег меня, сказав, что Бос значительное время жил и учился в Москве и установил тесные отношения с Коминформом. Когда я сам имел дело с Босом, я время от времени сталкивался с признаками, указывавшими на влияние учений Москвы в том, как были диалектически разработаны вопросы и ответы в рамках правил.
По просьбе японцев Бос в 1943 г. был привезен в Японию на немецкой подводной лодке. После его отъезда из Берлина я не замедлил раскрыть свои опасения в отношении него японцам; однако они утверждали, что смогут хорошо использовать человека такого калибра у себя в Японии.
С Боса наш разговор переключился на дела моего департамента. Янке посоветовал мне забыть о тактике перехода через линию фронта и ведения разведывательной работы в районах боевых действий, которую я мог предоставить различным армейским группам, а вместо этого просачиваться как можно глубже во внутренние регионы России, где можно раздобыть гораздо больше ценной информации. Я заметил, что для этого потребуется большое количество быстрых транспортных самолетов для заброски агентов на парашютах либо высадки их в безлюдных местах, а так как ВВС выделяло нам мало самолетов, то это будет представлять серьезное затруднение. Здесь Янке сменил тему. Мы уже собирались обсудить отношения между Японией и Россией, когда он внезапно прервал разговор: «Здесь неспокойно. Почему бы вам не запереть здесь все и не уехать на выходные, чтобы побездельничать?»
Эта идея мне понравилась, и я поехал в его имение, расположенное на прибрежной Померанской равнине. Здесь были замечательные леса и озера, полные рыбы. После прекрасного ужина мы засиживались за бутылкой хорошего красного вина допоздна, обсуждая проблемы нашей работы. Янке предложил так провести выходные не ради моего здоровья, а чтобы гарантировать максимальное уединение, чтобы обсудить информацию, которую он получил с Востока.
Янке узнал, что японцы намереваются предпринять попытку добиться компромиссного мира между Германией и Советским Союзом. Кабинет министров Японии получил от своей разведки обширную и устрашающую информацию о реальном военном потенциале России. Было несомненно, что вскоре русские армии станут достаточно сильными, чтобы не только остановить немецкое наступление, но и отбросить нас назад по всему фронту. К зиме 1942/43 г. промышленность России сможет производить ошеломляющее количество вооружений. Партизанская война в немецком тылу резко усилится, что свяжет большое количество немецких войск и серьезно подорвет наши длинные линии снабжения.
Японцы боялись, что в конечном итоге Германия растратит всю свою военную силу в безнадежной войне. Ввиду колебаний западных союзников в отношении активной поддержки России путем открытия второго фронта компромиссный мир со Сталиным все еще был реально возможен. По словам Янке, руководство Японии единогласно придерживалось этой точки зрения, так что обращение к Германии напрямую или косвенно было вполне вероятным.
Мы долго обсуждали эту проблему. Янке считал, что главным противником такого решения будет Риббентроп, который из-за узости своего мышления не сможет понять ситуацию. Гиммлер находился под слишком сильным влиянием Гитлера, чтобы действовать независимо, и имел путаный образ мыслей. Геринг уже не имел влияния; его звезда закатилась после неудачного воздушного нападения на Великобританию. С того времени Геринг, похоже, почти утратил интерес к крупным военным событиям. Многие приписывали это его возрастающей зависимости от морфия, а кто-то — его чрезмерному и все более нездоровому пристрастию к роскошной жизни.
В это время Гиммлер отправил меня к Герингу в его прекрасный дом на севере Берлина — он носил название Каринхалле по имени его первой жены, — чтобы я сообщил ему о предложении включить Научно-исследовательское учреждение Геринга в Департамент VI. Это учреждение было построено Герингом с помощью военно-морских специалистов для ведения телефонного и радионаблюдения, включая радиоперехват и подслушивание. Каждый телефонный звонок на территории Германии и оккупированных ею европейских территориях можно было прослушать, и зачастую они давали богатый урожай ценной информации. Все междугородние и международные разговоры Гитлера прослушивались и записывались и в случае необходимости передавались в соответствующие правительственные департаменты для ссылок или принятия действий. Однажды цифра объема производства в Германии вооружений, упомянутая Гитлером в разговоре с Муссолини, вызвала большую неразбериху, потому что сам Гитлер получил неправильную информацию.
Когда я приехал в Каринхалле, мне пришлось какое-то время ждать в прихожей. Это было просторное, устланное мягкими коврами помещение, которое своими балками из темного дуба и тяжелой старой мебелью напомнило мне древний храм. После получасового ожидания одна из больших створчатых дверей распахнулась, и вышел рейхсмаршал с маршальским жезлом в руке, одетый, как знатный древний римлянин, в тогу, сандалии и т. д. На секунду мне показалось, что передо мной император Нерон.
Геринг дружелюбно улыбнулся и предложил мне пройти за ним в соседнюю комнату. Он махнул мне в сторону огромного кресла, а сам уселся за небольшим столиком, на котором стояли хрустальный кубок с жемчужинами и античными украшениями. Пока я делал свое сообщение, он перебирал украшения, как будто был в трансе. Когда я закончил, он сказал лишь: «Хорошо, я переговорю об этом с Гиммлером».
Спустя неделю Гиммлер все еще не получил от него никаких вестей и был от этого в ярости. Он гневался на меня, а потом на Геринга, «этого короля черных рынков», как он обычно называл его. (К концу 1943 г. Геринг утратил все остатки власти и лишился уважения.)
Так, уже в 1942 г. единственным человеком, который мог проявить какой-либо интерес к заключению компромиссного мира, был Гейдрих, которого Янке считал одним из выдающихся умов в кругу этих государственных деятелей. Но Гейдрих был настолько занят протекторатом, что было сомнительно, чтобы он один смог оказать решающее влияние на Гитлера. Янке настойчиво предупреждал меня не говорить Борману на этом этапе ни о предложении японцев, ни о посредничестве. По его мнению, Борман был неизвестной величиной и опасным наперсником. Гейдрих благосклонно относился к этой идее, однако на деле тактично предложил этот вопрос на обсуждение Гитлеру, но без какого-либо результата.
Спустя четыре недели — в апреле 1942 г. — Риббентроп уведомил Гитлера о попытке японцев установить контакт с нами через военно-морского атташе Германии в Токио. Гейдрих по телефону предупредил меня, что Гитлеру, возможно, даже захочется поговорить с Янке, с которым он был лично знаком. Но в конце мая Гейдрих сказал мне, что Риббентроп, в конце концов, взял верх, и предложения агентов в Токио были официально отвергнуты немецким военно-морским атташе.
Янке настаивал на том, чтобы теперь я приложил особые усилия к тому, чтобы добиться поддержки Гиммлера, а он повлиял бы на фюрера. Если Гитлер действительно большой государственный деятель, он поймет, что почетный мир с Россией жизненно необходим, но его следует убедить в том, что для Германии не будет никакой потери престижа.
Японцы действительно не оставили своих попыток и в июне 1942 г. попробовали еще раз. На этот раз Генеральный штаб сухопутных сил связался с военным атташе Германии в Токио и предложил, чтобы японская комиссия под руководством армейского генерала прилетела в Германию в немецком самолете дальней авиации для обсуждения вопросов координации гражданской и военной политики. К сожалению, они не скрывали, что будет обсуждаться и вопрос компромиссного мира с Россией. Риббентропу удалось очень эффективно торпедировать их усилия. Японская армия действовала независимо от своего правительства. Риббентроп заподозрил это и немедленно проинформировал об этом японского посла. Это вызвало некоторые трения между правительством в Токио и их Генеральным штабом. Японская армия могла интерпретировать такое поведение министра иностранных дел Германии лишь как официальный категорический отказ, и японцы с негодованием отозвали свое предложение.