После нашего поражения под Сталинградом японцы снова повторили свое предложение немедленно выступить посредниками — на этот раз через своего министра иностранных дел Сигэмицу. Гитлер в своем упрямом фанатизме резко отверг это предложение.
Позднее — в 1944 г. — у меня произошел длинный разговор с контр-адмиралом Кодзимой. Он командовал японским боевым крейсером при нападении на Сингапур, был награжден и получил повышение за исключительную храбрость. Он рассказал мне, что прибыл в Германию на подводной лодке в 1943 г. со спецзаданием изучить ситуацию и уговорить фюрера начать мирные переговоры с Россией. Это предложение встретило категорический отказ. Конечно, когда я беседовал с ним в конце 1944 г., шанс для заключения такого мира был уже упущен.
Второй проблемой, которую я обсуждал с Янке во время тех выходных, была его работа с китайской разведкой. Центры китайской разведывательной службы в то время располагались в Берне, Виши, Лондоне, Стокгольме и Москве. Главные связи Янке находились в Берне и Виши. В то время там находился китайский дипломат — значимый представитель китайской разведывательной службы, который был очень близким знакомым Янке. Он сказал Янке, что влиятельные круги при генералиссимусе Чан Кайши считают, что в Германии есть группы, сочувствующие Китаю, которые в состоянии повлиять на руководителей Германии в плане заключения компромиссного мира между Японией и Китаем. Здесь была интересная ситуация: с одной стороны, Япония в тисках борьбы с Америкой пыталась действовать в качестве миротворца между Россией и Германией; с другой стороны, китайцы пытались уговорить Германию выступить миротворцем между ними и японцами. Китайцы не хотели обсуждать подробности на тот момент; они хотели сначала посмотреть, благосклонно ли отреагируют японцы на эту идею.
Это был политический аспект вопроса. Но в нем был и разведывательный аспект. В обмен на наше посредничество китайцы были готовы вступить в сотрудничество с нашей разведслужбой. Разумеется, это было очень важное предложение, которое привело меня в восторг, равно как и его политический аспект. Я знал, что у китайской разведки есть широкие возможности, и следует помнить, что у них был свободный доступ и на Даунинг-стрит, и в Кремль.
Мы с Янке подробно обсудили это предложение. Я боялся — и Янке со мной согласился, — что почти наверняка отказ от предложения японцев стать посредниками между нами и Россией крайне затруднит выдвижение китайского плана. Я уверил Янке, что окажу ему помощь, и составил подробную памятную записку, которую Гейдрих положил перед Гиммлером. После этого Гейдриху и Гиммлеру потребовались четырнадцать дней, чтобы решить, как лучше подойти с этим к Гитлеру. С самого начала они договорились, что Риббентроп должен быть полностью отстранен от этого. Гиммлер сам доложил Гитлеру об этой ситуации, и тот уделил обоим вопросам значительное внимание, хотя его первой реакцией на предложение японцев был негодующий отказ.
Попытку китайцев он счел очень интересной. Он не сомневался, что Чан Кайши был искренен, но испытывал сомнения относительно реакции японцев. Он заметил, что все будет зависеть от практических предложений и подробных условий. И все же это показало, что Гитлер серьезно заинтересован, когда через Гиммлера он приказал мне подготовить доклад о доле общего военного потенциала Японии, задействованной в Китае. Гиммлер получил от Гитлера разрешение независимо рассмотреть предложения китайцев, потому что, как он умно отметил, на настоящем этапе это в основном вопрос, касающийся двух разведок, и таким он и должен оставаться. Гиммлеру удалось исключить Риббентропа из этого дела.
Однако восемь дней спустя Гитлер передумал. Предложение китайцев и предложение японцев о посредничестве в переговорах с Россией следовало рассматривать как два аспекта одной и той же проблемы. В обоих случаях, несомненно, разведка должна была продолжать играть главную роль. Но он не хотел оставлять Риббентропа за скобками, так что контакты с министром иностранных дел пришлось поддерживать. Он уже попросил Риббентропа обсудить предложение Китая с послом Японии в Берлине Осимой — его большим другом.
Тем временем японцы уже объявили о своей готовности вступить в переговоры по Китаю. Однако, как мы и предвидели, они потребовали более определенных предложений. По этой причине Янке снова поехал в Швейцарию. Казалось, он делал это неохотно, не желая, чтобы все выглядело так, будто он имеет какое-то отношение к этому делу. Поэтому это была как бы деловая поездка по поручению крупной аргентинской зерновой фирмы.
Пока Янке находился в Швейцарии, я получил потрясшее меня разведывательное донесение. Оно было на тридцати страницах, на которых были усердно собраны доказательства того, что Янке являлся британским агентом высокого уровня. Реальной целью его поездки в Швейцарию было получение новых указаний.
Я немедленно отдал распоряжение о ведении самой тщательной слежки за Янке и его перемещениями в Швейцарии. Однако ничего необычного выявлено не было, и его последующая работа в разведке не продемонстрировала ни малейших признаков, которые можно было бы счесть подозрительными. Тогда я не передал это донесение вышестоящему начальству, так как решил, что, даже если в нем изложена правда, я буду продолжать использовать Янке в качестве агента. В конце концов, я отдал это донесение самому Янке. Пока он читал его, я внимательно наблюдал за его реакцией и выражением лица. Я знал его настолько хорошо, что малейшее проявление вины не смогло бы ускользнуть от меня, но его поведение оставалось совершенно естественным. Едва ли его можно было объяснить, сказав, что у него исключительно крепкие нервы.
Янке поблагодарил меня, как мне показалось, довольно загадочно. «Человек в вашем положении, в конце концов, всего лишь человек, — сказал он. — Никто не может знать, что в сердце у другого человека. В вашей ситуации вам в одиночку приходится сталкиваться с проблемами, которые всецело являются вашими собственными проблемами. Вся ваша жизнь заставила вас быть постоянно подозрительным, но я полагаю, что вы достаточно зрелый мужчина, чтобы преодолеть это. То, что важно, — это настоящий характер человека, — и тут вы можете доверять своей интуиции».
Он вернулся из Швейцарии удивительно быстро, явно разочарованный результатами своей миссии. Предложения китайцев включали полный вывод японских войск и разблокирование китайских портов. Однако в портах японцам будут предоставлены определенные договорные права, и я подумал, что эти требования зашли довольно далеко. Но даже если они своей целью имели тактику торга, я все равно считал, что китайцы поставили перед собой непосильную задачу, и мы значительно понизили планку их требований.
Дискуссии Риббентропа с японцами затягивались. Янке настаивал на их ускорении, и я пытался поторопить Гиммлера и Риббентропа. Наконец в июне 1942 г. японцы вручили нам ряд вопросов для прояснения. На часть из них Янке по поручению китайцев сумел ответить очень быстро; остальные должен был прояснить сам Чан Кайши. Так как было слишком трудно общаться с Китаем на такие сложные темы по радио, было решено отправить туда специального посланника. Мне удалось поддерживать интерес японцев до середины сентября, главным образом благодаря тому, что повторял старые аргументы. Сообщения, которые тем временем приходили из Китая, не содержали никакой информации о деталях. Янке был уверен, что курьер из Китая, который был в пути, привезет дальнейшие подробности и новые полномочия.
Однако в сентябре 1942 г., несмотря на все наши усилия выиграть еще время, японцы внезапно заявили о своей дальнейшей незаинтересованности в этом деле. Все наши попытки поддерживать переговоры не принесли результатов. Дверь закрылась. Мне не были ясны причины этого, но в конце концов я пришел к выводу, что вмешался Генеральный штаб Японии, который в тот момент решил начать новое наступление, которое свяжет их территорию вокруг Ханькоу с Индокитаем. Это наступление началось еще до конца года.
Глава 26Операция «Цеппелин»
Несмотря на впечатляющие успехи наших армий на Южном фронте, к лету 1942 г. тем, кому были известны факты, стали очевидны все возрастающие трудности. Во-первых, мы были сильно удивлены качеством, а еще больше численностью русской бронетанковой техники. Во-вторых, сопротивление в тылу немецких войск представляло собой уже не единичные действия отдельных подразделений, а превратилось в хорошо организованную войну, которая отвлекала на себя силы безопасности, крайне необходимые в других местах.
Гиммлер и Гейдрих оказывали на меня сильное давление, требуя больше разведданных о России, так как имевшегося материала было недостаточно. Надо сказать, что недостаточно было донесений не только о политической ситуации, но и об объемах военного производства русских. Растущее давление партизанской войны и серьезные разрушения коммуникаций лишь обнажали нашу неспособность реагировать, к чему неизбежно было очень настойчиво привлечено внимание фюрера.
Произошли несколько довольно жарких дискуссий с Гейдрихом, а позднее с Гиммлером, так как наша разведывательная работа была не такой широкой или успешной, как того требовала военная ситуация. Гиммлер хотел точно знать, почему наши разведдонесения о Советском Союзе такие неадекватные. Он снова напомнил мне слова фюрера: «Мы должны покончить с русскими раньше других». Я сказал ему, что причина в том, что мне не была оказана достаточная помощь ни материалами, ни людьми. Было недостаточно, чтобы кадровики сказали, что приписали мне столько-то сотен человек. Цифры сами по себе мало значили с учетом задачи обучить массы иностранных граждан, лингвистов и специалистов; и нехватка технического оборудования также была довольно серьезной. Как можно было ожидать чего-то другого? Не было достаточной подготовки, и невозможно было вдруг восполнить отставание на несколько лет. Наша берлинская информационная сеть с филиалами в Швеции, Финляндии, на Балканах и в Турции работала на максимальной скорости, но не давала нам ничего похожего на достаточно четкую картину для долгосрочного планирования.