Меня попросили сделать особый акцент на ведении разведывательной работы непосредственно по ту сторону линии фронта, но не принимались в расчет те трудности, с которыми такая работа была бы сопряжена. Наш персонал не соответствовал требованиям ни по численности, ни по качеству, а постепенному и непрерывному совершенствованию нашей работы постоянно мешали поспешные и противоречивые приказы сверху. С другой стороны, нам приходилось принимать в расчет обстоятельную и непрекращающуюся контрразведывательную работу русской секретной службы.
Разведывательная работа против России была поделена между тремя отделами. Задачей I отдела было собирать и координировать всю информацию, поставляемую нашими агентами, работающими постоянно в зарубежных странах. Мы стремились раздобыть как можно больше информации как секретной, так и открытой. Открытая информация включала газетные публикации, официальную статистику, книги и др. Эта информация была нужна главным образом как основа для достижения долговременных целей, а персоналу, который занимался ею, требовалась высокая интеллектуальная квалификация. Эти люди должны были быть всех национальностей и поэтому должны были приниматься на работу независимо от расы, религии и т. д. Для организации такой работы информационные центры во всех европейских столицах создавались на схожих принципах по образу и подобию центральной конторы в Берлине.
Через один из таких центров, о существовании которого было известно лишь трем людям в центральном управлении, у нашей разведки имелась прямая связь с двумя офицерами Генерального штаба маршала Рокоссовского. Было интересно, что оба они выражали сомнения в верности Рокоссовского Сталину. Этот генерал — бывший царский офицер провел несколько лет в Сибири.
Позднее, когда я принял на себя руководство военной разведкой адмирала Канариса, был добавлен еще один важный разведывательный центр. Его возглавил немецкий еврей, который руководил им совершенно уникальным образом. В его штате было два человека, и вся работа в этом центре была механизирована. Его информационная сеть охватывала различные страны и проникла во все слои общества. Он отправлял быстрые и точные донесения от руководящего состава русской армии, которым придавали особое значение в оценочном подразделении нашего Высшего командования сухопутных сил. Работа этого человека была поистине мастерской. В его донесениях сообщалось о широкомасштабных стратегических планах и деталях передвижений войск — в некоторых случаях до уровня дивизий. Его сообщения обычно приходили на две или три недели раньше событий, так что наши начальники могли принять должные контрмеры или, я бы сказал, могли бы делать это, если бы Гитлер больше внимания уделял этой информации.
Мне приходилось драться как лев, чтобы уберечь этого ценного помощника от Мюллера, а также зависти и интриг в моем собственном департаменте и ВВС. Существовала группа, прятавшаяся за спинами Кальтенбруннера и Мюллера, решившая убрать с дороги «этого еврея». Не только еврейское происхождение этого человека использовалось в качестве предлога для того, чтобы избавиться от него, но и его враги самым вероломным образом пытались доказать, что он вовлечен в долгосрочную дезинформационную игру в пользу русской разведки. Предполагалось, что уже долгое время русские намеренно снабжали нас точными данными, чтобы ввести нас в заблуждение, подсунув ложную информацию в решающий момент.
Наш II отдел отвечал за операцию «Цеппелин». Главной целью этой операции была заброска множества русских военнопленных с парашютом в глубокий тыл советской территории. Они получали статус немецких солдат, носили военную форму вермахта; им давали самую лучшую еду, чистые помещения для проживания, показывали учебные фильмы и возили по Германии. Тем временем люди, отвечавшие за их подготовку, при помощи информаторов имели возможность выяснить их реальные настроения: хотят ли они только пользоваться преимуществами своего положения; действительно ли они пошли против террора сталинской системы или, раздираемые внутренним конфликтом, они мечутся между двух идеологий — нацизмом и сталинизмом.
После обучения и экипировки их отправляли на Восточный фронт собирать информацию и внедряться в русские партизанские отряды, ведь главной задачей операции «Цеппелин» было противостоять последствиям партизанской войны. Ввиду обширных территорий, вовлеченных в партизанскую войну, и независимо от неизбежных высоких потерь должны были быть подготовлены специальные формирования для выполнения определенных разведывательных заданий, включая установление контактов с кругами немецких эмигрантов в России.
Для выполнения этого плана были созданы три подразделения — «Юг», «Центр» и «Север», в задачи которых входили: диверсии, политическая подрывная работа и сбор информации. Они должны были быть заброшены в тыл русских вдоль всей протяженности Восточного фронта специальными эскадрильями люфтваффе. Их главными средствами связи были: система связных через линию фронта и тайные сеансы радиосвязи.
Большинство агентов были заброшены в места, где они могли укрыться у друзей. У некоторых из них в экипировку входили велосипеды, в педальный механизм которых были встроены радиопередатчики и батареи к ним, чтобы работа педалей обеспечивала незаметную и ровную радиопередачу.
В одном случае агенту удалось добраться до Владивостока на российском войсковом транспорте. Там он вел наблюдения и отсылал подробные сообщения об определенных передвижениях войск.
Огромные размеры территории России давали возможность нашим агентам перемещаться без помех иногда месяцами, хотя в конечном счете большинство из них были схвачены НКВД, который — когда появлялась такая необходимость — мог мобилизовать целую дивизию у линии фронта или партизанские отряды в тылу, чтобы выследить наших агентов.
Операция «Цеппелин» уже шла полным ходом, но мои объяснения связанных с ней трудностей всегда встречали дежурный ответ: «Все это очень интересно, но ваше задание остается прежним — поставлять фюреру информацию». Колоссальный недостаток подготовки, обученного персонала и специальной экипировки совершенно упускался из виду.
Гитлеру нужна была точная информация об организации русских партизанских отрядов, их структуре и каналах командования, а также подробностях полученных ими заданий. Поэтому я отдал этому делу приоритет и планировал выдать специальные задания во время моих запланированных поездок в Швецию и Норвегию.
Я разработал определенную теорию партизанской войны, которую сначала предложил на обсуждение Гейдриху, а потом Гиммлеру: чтобы преуспеть, каждая партизанская война, каждое растущее и активное движение Сопротивления должны иметь идею или идеал, которые объединяют партизан или членов движения. Эта идея должна быть достаточно сильной, чтобы пробуждать и постоянно подпитывать энергию и решимость партизан. Подготовка и высочайшие качества руководителей, разумеется, необходимы для систематического ведения партизанской войны, но решающим фактором всегда остается боевой дух отдельных людей. Я искал решение этой проблемы в ходе множества ночных дискуссий с русскими офицерами, а также нашими русскими агентами в Институте Ванзее. Мне стало ясно, что Сталин и другие советские руководители систематически культивировали в своих партизанских отрядах такую форму войны, которая играла на жестокости, с которой велась борьба с обеих сторон.
Русские использовали жесткость, с которой немцы вели войну, как идеологическую основу для ведения своих партизанских действий. Так называемый Kommissar-Befehl (приказ расстреливать всех комиссаров), высказывания немецкой пропаганды о русских как недочеловеках, массовые расстрелы, проводимые Einsatzgruppen — специальными подразделениями, действующими в составе армии, в зоне и за зоной боевых действий, — все это было аргументами, психологически эффективными для пробуждения духа жестокого сопротивления среди партизан.
Мои русские советчики полагали, что на самом деле Сталин приветствовал эту жестокость немцев, и донесения о ее обоснованности, как я был практически уверен, подкрепляли эту теорию. Один из них утверждал, что самой важной целью партизанской войны была безжалостность сама по себе, что оправдано было все, что заставит население поддерживать эту борьбу. Совершенные жестокости всегда должны быть приписаны немецким захватчикам, чтобы колеблющееся население было вынуждено — а так оно и было — оказывать активное сопротивление. Если из-за интересов русских нужно было наказать ненадежные элементы, то это должно было быть сделано таким образом, чтобы наказание казалось исходившим от немцев. Тогда остальное население с большей готовностью будет поддерживать партизанскую борьбу.
В другом донесении были изложены специальные указания НКВД о том, как следует поддерживать партизанские отряды. В НКВД было принято решение заслать некоторых своих самых лучших и надежных агентов в качестве советников и информаторов в немецкую армию и административные органы. Помимо поддержания тесной связи с партизанскими отрядами, их задачей было путем отправки ложной или точной информации ловко влиять на немецкие оккупационные власти и побуждать их принимать жестокие меры против определенных слоев населения, таких как евреи и кулаки. Казни, ликвидации и депортации были, разумеется, всякий раз представлены как зверства, сознательно совершенные немцами против русского народа. Это была поистине дьявольская программа, разработанная, по-видимому, русскими руководителями государства, и ее последствия были не менее жестокими, чем меры, принимаемые немцами.
Гитлер и Гейдрих не поверили, что русские руководители имели время или были способны разработать такие сложные ходы. Я сказал им, что моя точка зрения основана на поступивших донесениях и профессиональных мнениях моих советников. Более того, я добавил, что русские руководители, по-видимому, обладают гораздо лучшим знанием своего собственного народа, чем мы, обманутые своей собственной пропагандой, создавшей русских «недочеловеков». За такие слова я получил хорошую взбучку и на какое-то время вынужден был прикусить язык.