Выполнить задание согласились двое военнослужащих Красной армии, ранее находившиеся в ссылке в Сибири, а один из них был знаком с механиком в гараже Сталина. Ночью их в большом транспортном самолете доставили и сбросили неподалеку от места, где, если верить коротковолновому радиосообщению наших агентов, находилась штаб-квартира Сталина. Эти двое совершили прыжок с парашютом и, насколько мы могли убедиться, приземлились в нужном месте. Но это было последним, что мы о них узнали, хотя у обоих из них были коротковолновые радиопередатчики. Я очень сомневаюсь, чтобы они пытались взорвать Сталина. Скорее всего, их либо подобрали вскоре после приземления, либо они сдались в НКВД, где и рассказали о своем задании.
Тем временем угроза краха приближалась. Когда Гиммлер взял меня с собой к Гитлеру в его штаб-квартиру, там царила обычная атмосфера интенсивной работы и возбуждения. Я давно не видел Гитлера и был сильно встревожен его внешним видом. Его глаза, до этого сильные и властные, были апатичными и усталыми. Его левая рука дрожала так сильно, что он был вынужден придерживать ее — почти отчаянно — правой рукой. Он пытался скрыть неловкость своих движений. Его спина была настолько согнута, что он казался горбуном. Его походка была неуклюжей и тяжелой. Лишь его голос был по-прежнему так же силен и ясен, как и раньше, но говорил он более отрывисто и более короткими фразами.
Он и Гиммлер прохаживались по комнате и прервали свою беседу, когда я вошел. Гитлер присел на минутку, а затем повернулся к Йодлю и отдал приказ, касавшийся Восточного фронта — заменить две дивизии в центральной части, — и других военных вопросов. Повернувшись ко мне, он начал обсуждать мои недавние разведывательные донесения о проблемах на Балканах, особенно отношениях между генералом Михайловичем и англичанами и англичан с Тито. Он также хотел знать больше о нашей разведывательной деятельности на Ближнем Востоке. Затем он спросил меня о выборах в Соединенных Штатах, и я отчитался как можно более коротко и сжато.
Внезапно он поднялся, пристально посмотрел на меня и сказал низким голосом, дрожащим от гнева: «Я регулярно читал ваши отчеты». Последовала длинная пауза, и слова, казалось, остановились, повиснув, как обвинение, в воздухе помещения. Я заметил, что Гиммлер начал проявлять некоторые признаки беспокойства. Я невольно сделал два шага назад. Но Гитлер тоже сделал два шага ко мне и сказал все тем же тоном: «Запомните, Шелленберг, в этой войне не может быть компромисса, может быть только победа или уничтожение. И если немецкий народ не может вырвать победу у врага, то будет уничтожен». Я никогда не забуду его завершающие слова: «Да, тогда он достоин гибели, так как лучшие сыны Германии падут в сражениях. Конец Германии будет ужасным, и немецкий народ его заслужил».
Я почувствовал, что в центре комнаты стоит абсолютный безумец, и все, что еще связывало меня с этим человеком, исчезло в тот момент, потому что он был готов осудить на смерть все, что было у него самого дорогого, свой собственный народ. Он желал уничтожения всего этого для удовлетворения своего чувства злобной мести.
Я вспоминаю другой разговор между Гитлером и Гиммлером, на котором я присутствовал. Гитлер утверждал, что к 2000 году в войнах больше не будут участвовать пехотные подразделения: будут воевать только бронетанковые соединения, состоящие из танков с экипажем из одного человека. Они смогут противостоять всем видам оружия, включая химическое. Жидкое топливо уже будет не нужно, и танки, операционный радиус действия которых будет более двух тысяч километров без обслуживания или снабжения, будут нести новые виды невероятно разрушительных вооружений.
Перед началом крупного наступления в Арденнах в 1944 г. Гитлер вызвал к себе в штаб-квартиру командующих армиями. Он долго рассуждал о решающем положении Германии между Востоком и Западом и подчеркнул, что для Германии это борьба не на жизнь, а на смерть. «Если Германия проиграет, это будет доказательством ее биологической неполноценности, и она поплатится за это самим своим существованием. Это Запад вынуждает нас сражаться до последнего. Но окажется, что победителем будет не Запад, а Восток».
Глава 35Зондирование почвы для заключения мира
В то время как судьба Гитлера быстро клонилась к закату, я вынужден был часто и отчаянно использовать свое положение при Гиммлере, чтобы обеспечить по крайней мере соблюдение нейтралитета Швейцарии. И я, честно, считаю, что в основном благодаря моему влиянию на Гиммлера, которое я неустанно максимально оказывал, не произошла «превентивная» оккупация Швейцарии. Нечего и говорить, что эти негативные вмешательства были неизбежно связаны с моими бесконечными попытками прямо или косвенно прозондировать почву для заключения мира. Мои усилия навлекли на меня гнев Кальтенбруннера, Бормана и Мюллера, которые ждали именно такого повода, чтобы свалить меня. И им это почти удалось.
Радиосообщение о переговорах доктора Лангбена с представителями союзников в Швейцарии было перехвачено, и были упомянуты тот факт, что доктор Лангбен с моего благословения участвовал в этом совершенно неофициальном мероприятии, и роль доктора Керстена в содействии этим переговорам. Кальтенбруннер и Мюллер немедленно организовали секретное расследование, но влияние Керстена на Гиммлера спасло меня от катастрофы. Позже у меня появилась возможность отплатить за это Керстену, предупредив его или приняв контрмеры, в то время как в гестапо Мюллера имелись планы его ликвидации.
Именно в это время мои люди в Швейцарии связали меня с господином Мюзи — бывшим президентом Швейцарии. Это был абсолютно бескорыстный человек, очень умный и знающий, у которого была одна цель — спасти как можно больше людей из сотен тысяч заключенных концлагерей. К концу 1944 г. после нескольких недель уговоров я сумел организовать тайную встречу между Мюзи и Гиммлером. Сначала Гиммлер вел общий разговор, но наконец сильная личность Мюзи и умная аргументация вместе с давлением с моей стороны заставили Гиммлера принять решение. Однако он дал понять, что он согласится на массовую эвакуацию заключенных из еврейских концлагерей в обмен на тракторы, автомобили, лекарства и другие вещи, сильную нужду в которых мы испытывали. Мюзи выдвинул встречное предложение, чтобы Гиммлер довольствовался выплатами в иностранной валюте, которые будут переведены на счета Международного Красного Креста. Гиммлер никак не мог понять, что освобождение тысяч евреев важно с точки зрения внешней политики Германии; похоже, его заботил лишь эффект, который окажет такая акция на партийную клику и Гитлера. Во время этого разговора я понимал, что он искренне хотел освободиться от своего старого послужного списка по еврейскому вопросу, но никак не мог набраться смелости, чтобы сделать решительный шаг. Эта часть разговора закончилась предложением, чтобы Швейцария была признана Соединенными Штатами перевалочным пунктом для евреев, которые в конечном счете к ним эмигрируют, и Мюзи пообещал обсудить этот вопрос с определенными еврейскими организациями в Швейцарии.
Перед самым отъездом Мюзи в Швейцарию я уговорил Гиммлера доказать свою искренность, уступив одной из особых просьб Мюзи: освободить ряд известных евреев и французов. Гиммлер неохотно согласился и попросил меня взять на себя ответственность за то, чтобы эта договоренность была выполнена. Он также попросил меня поддерживать тесные контакты с Мюзи и устроить ему еще одну встречу с ним.
Я немедленно связался с Мюллером, чтобы получить его разрешение на то, чтобы я взял под свое крыло этих заключенных, но он отказался его дать якобы потому, что я не был сотрудником гестапо, и поэтому он не мог раскрывать мне информацию о внутренних делах этого ведомства. Однако он все же разрешил мне контактировать с официальными лицами, ответственными за различные учреждения гестапо. И я сумел выяснить, где находились различные заключенные, обеспечить им лучшее питание и размещение и дать им возможность получать продуктовые посылки. В некоторых случаях мне также удалось достать для них гражданскую одежду, предоставить им размещение в отелях и организовать их эмиграцию. Все это требовало преодолевать бесконечные бюрократические препоны и постоянно поддерживать связь с отделениями гестапо.
Вторая встреча между Гиммлером и Мюзи состоялась в Вильдбад-Шварцвальде 12 января 1945 г., на которой благодаря моему активному участию была достигнута следующая договоренность:
1. Каждые 14 дней поезд первого класса должен привозить около 1200 евреев в Швейцарию.
2. Еврейские организации, с которыми работает господин Мюзи, должны оказывать активную помощь в решении еврейской проблемы, согласно предложению Гиммлера. Одновременно должно произойти коренное изменение во всемирной пропаганде против Германии.
3. По моему предложению, было решено, что деньги не должны выплачиваться непосредственно Международному Красному Кресту, как решили первоначально, а должны быть переданы Мюзи как доверенному лицу.
Первый транспорт прибыл в Швейцарию в начале февраля, и все прошло гладко. Мюзи подтвердил получение пяти миллионов швейцарских франков, которые были выплачены ему как доверенному лицу в конце февраля 1945 г. Он также позаботился о том, чтобы этот факт стал известен прессе, как и было договорено, а также президентом фон Штайгером была опубликована статья в Берне, а другая статья появилась в «Нью-Йорк таймс».
К сожалению, до сведения Гитлера было доведено содержание расшифрованного сообщения, касавшегося этих договоренностей, которое пришло из одного из центров де Голля в Испании. В этом сообщении утверждалось, что Гиммлер вел переговоры с Мюзи через своего представителя Шелленберга, чтобы обеспечить убежище в Швейцарии для 250 «нацистских лиде