на набережной, напротив Лувра, Андреа позвонил снова и сообщил, что его везут в больницу на обследование. Черт! Вот это уже серьезно. Ни о чем другом я больше думать не могла. Перенесла рейс в Рим на следующий день, выпила снотворное и легла спать. Никита попытался приставать ко мне, но быстро понял мое состояние и лег спать в другой комнате. Спасибо ему за это!
И что вы думаете, я увидела в римском аэропорту? А увидела я Андреа с виноватой улыбкой и букетом цветов. Как же я разозлилась!
— И что это было? — спросила я в машине.
— Врачи сделали ЭКГ, анализы и сказали, что возможны три причины.
— Какие причины?
— Межреберная невралгия от простуды, спазм сосудов от переживаний или изжога.
— Боже! Какая еще изжога?
— Она может вызвать такие боли, — сказал Андреа. — Это самое вероятное. Ты улетела, и я съел целую банку маринованных оливок.
— Я же тебе котлет нажарила, рис сварила, суп из курицы в холодильнике оставила.
— Мне было грустно и я решил поесть оливок.
— Ты чудовище! — почти закричала я. — Испортил мне поездку.
Андреа замолчал, надулся.
— Прости, дорогой, — сказала я и погладила его по голове. — Я волновалась за тебя, верю, что тебе было плохо. Теперь мы вместе, все будет хорошо.
Вот так я побывала в своем любимом Париже. Лувр я видела, когда мы выходили, а потом садились в такси, а площадь Бастилии видела из окна машины.
Из дневника Макса
Расстаешься с женщиной и думаешь: а была ли любовь? Ответ простой: если ты ее ненавидишь или с теплотой вспоминаешь, то была. А если вспоминаешь только, когда видишь, то расставание было правильным. Никакой любви не было.
***
Старался устраивать для нее сюрпризы, быть понимающим, добрым, даже ласковым. Сказала, что похож на теленка. Знакомый офицер сказал, что он сам объясняет женщинам, что они хотят в данный момент. У него это работает. «Уверенно надо объяснять», — открыл он свой секрет.
***
Можно ли жить с женщиной, которой неинтересно, чем ты увлекаешься? Особенно, если это не приносит денег. Или приносит мало. Наверное, можно. Жена Пушкина не читала его стихов.
***
Женщина рада, когда ей делают подарки. Заметил, что когда она сама делает подарки, то радуется еще больше.
***
Умная женщина легко и красиво может притвориться глупенькой. Может нам и дан ум для того, чтобы с наслаждением делать глупости?
***
Что-то стал больше писать о женщинах. Немедленно прекратить!
Глава 7. У озера
Рассказ Никиты
— Знаешь, — сказал Никита. — Когда я выйду на пенсию, то мне будет, что вспомнить. А если забуду… Это хорошо, что ты хочешь написать книгу. Впереди склероз, маразм… А тут готовые воспоминания. Я, кстати, могу облегчить твою работу. Однажды мне стало грустно, и я написал рассказ о самых счастливых моих днях. Это случилось в глуши, у озера. Подумай, может включишь его в книгу. Ты там подредактируй немного, а то я больше по формулам и цифрам…
Рассказ был написан шариковой ручкой в блокноте. Я мало что там изменил. Вот этот рассказ.
Я лежал на теплой траве и смотрел, как плывут облака. Никаких мыслей в голове не появлялось, хотя целый день пытался обо всем подумать и что-то решить. Мне сейчас было просто хорошо и хотелось, чтобы это хорошо тянулось как можно дольше.
— Ты опять обо мне всякую ерунду думаешь?
Когда я молчу, то у меня всегда слишком серьезный вид. Алена сорвала травинку и стала щекотать мне нос.
— Ну и что ты придумал? Ответы «ничего» и «я тебя люблю» не принимаются.
— Я тебя обожаю.
— Это я знаю, иначе я бы сюда не приехала.
— Но я тебя правда обожаю. Всю-всю!
— У меня ноготь сломался, ты и его обожаешь?
— Его я обожаю больше других.
Я взял ее руку и стал целовать пальцы, пахнущие полынью. Алене нравилось нарвать листики полыни, скрутить их и вдыхать горьковатый запах, зажмуривая глаза.
— Полынь на тебя действует, как валерьянка на кошку.
— Это плохо? Тебе мешает этот запах?
— Нет, он сразу напоминает мне тебя, и это меня возбуждает.
Алена хлестнула травинкой меня по носу и резко встала.
— Ты извращенец!
— Тебе это не нравится?
— Нравится, но я до сих пор не могу привыкнуть. Ты такой серьезный и даже иногда кажешься умным, а несешь бог знает что! Лежи, я пошла купаться.
Я сел и стал смотреть на вечернее озеро, на желтый песок небольшого дикого пляжа среди зарослей орешника, на маковки церквей соседнего городка. Алена стояла у воды и тоже смотрела на гладь озера, где отражались начавшие розоветь облака. Она любила купаться без купальника и часто жаловалась, что ей для полного счастья нужны жабры. Раздевшись и собрав волосы в пучок, Алена стала медленно заходить в воду. Наш пляж был на мелководье, она сделала несколько шагов и обернулась.
— Я тебе нравлюсь?
— Да, я уже говорил, что обожаю тебя всю! Ты очень красивая.
— Мне приятны такие слова, но женщина после сорока не может быть красивой.
— Глупости, я не вижу у тебя недостатков.
— Значит, ты и правда меня любишь… во всяком случае, сейчас.
— Я бы сказал на данном временном интервале.
— Мне нравится этот временной интервал. Я бы хотела жить в нем всегда.
Тут рядом со мной послышался шум. Я обернулся и увидел нескладного местного парня с велосипедом. Он, не отрываясь, смотрел на Алену и шумно сглатывал.
— Интересно? — спросил я.
Парень явно не заметил меня раньше. Посмотрев в мою сторону невидящими глазами, он подхватил велосипед и нырнул в заросли кустов. Раздался треск, потом все стихло. Алена стояла по колени в воде и смеялась.
— Ты ему даже ничего посмотреть не дал!
— Я жадный.
— Ладно, такую жадность я тебе прощаю.
Она сделала несколько шагов вперед и поплыла, осторожно разгребая воду руками, стараясь не намочить волосы.
Это было чудо, что мы были вдвоем вдали от Москвы, от любопытных глаз и от пересудов за нашими спинами. Мы жили в доме бойкой старушки, которую звали баба Маша, по вечерам пили коньяк и жарили картошку с грибами из окрестных лесов. Утро мы проводили в лесу, усталые приходили домой, вываливали нашу добычу на траву и звали бабу Машу. Она долго смотрела на грибы, говорила, что жарить можно все, забирала себе лисички, которые называла «зайчатками», и уходила, напевая песню про то, как «кто-то с горочки спустился». Я таскал воду из колодца, мы мыли и чистили грибы к ужину, потом перекусывали бутербродами с чаем и ложились спать.
После сна мы снова бродили по лесам и сухим болотам, собирали клюкву, купались в теплом озере, иногда ездили в город за продуктами и пили там кофе. Вернувшись, мы готовили ужин, ходили к соседке за свежей сметаной и парным молоком, пили с бабой Машей коньяк, а потом гуляли по деревне и смотрели, как темнеет небо и зажигаются звезды.
— Ну и как тебе в деревне? — спрашивал я Алену.
Я знал, что Алена не представляла себе жизнь без ванны, душа, безупречных простыней и удобного матраса.
— С тобой мне все равно где жить. Несколько дней я могу прожить даже на Северном полюсе.
Мы останавливались посреди улицы и начинали целоваться.
— В деревне не принято так себя вести, — говорил я, с трудом отрываясь от теплых влажных губ.
— Мне плевать! — отвечала Алена. — Пусть завидуют.
— Но нам не восемнадцать. Чему тут завидовать?
— Мы тут уже три дня, и я все эти дни чувствую себя восемнадцатилетней.
— Такой же глупой?
— Ага!
Алена смеялась и прятала лицо у меня на груди.
— Спряталась! Так не страшно?
— Мне сейчас море по колено!
И мы снова начинали целоваться.
Алена и правда похорошела за эти дни. Исчезли темные пятна под глазами, разгладились складки около рта, глаза постоянно светились какой-то радостью, на щеках часто пылал румянец.
— Тебе сейчас и правда восемнадцать, — я проводил пальцами по ее щекам.
— Это от счастья, — улыбалась она. — К сожалению, это пройдет через два дня.
— Не знаю, что будет через два дня, но сейчас ты красавица.
— Еще бы вот это укоротить, — смеялась она и проводила пальцем по своему носу.
— И не думай! — возмущался я, — Длинный нос — признак сексуальности.
— А что, сексуальность исчезнет после пластической операции?
Мы смеялись, говорили, что сильно поглупели за эти дни, и что это прекрасно, и что надо сюда приезжать почаще, потому что глупые люди самые счастливые, а нам так не хватает счастья.
***
На этом рассказ заканчивался. Я позвонил Никите.
— А что было дальше, тут явно не хватает окончания истории.
— Всему приходит конец, — сказал Никита. — Однажды вечером к нам в дверь постучали. Я выглянул в окно и увидел машину Ирины.
Рассказ Алены
После Парижа я изменила свое мнение о Никите. Теперь я в нем видела не сексуально-озабоченного трусливого подростка, а нормального мужчину. Он серьезно отнесся к новости о болезни Андреа, сразу предложил оплатить лечение, если в этом будет необходимость. А когда мы прощались в аэропорту, он сказал, что любит меня, понимает, что мы не свободны, но, чтобы я помнила, — в Москве у меня есть друг, всегда готовый прийти на помощь. Причем, на любую: деньгами, советом, участием. И что он всегда готов приехать ко мне, если будут проблемы. Я с трудом его отговорила лететь вместе с мной, он был готов жить в отеле Пиензы, быть рядом, если случится что-то ужасное. И какая женщина устоит после таких слов?
Про изжогу Андреа я ему не сказала. Соврала, что это был спазм сосудов, что Андреа прописали кучу таблеток и ему уже лучше. Лето прошло как обычно: гости, кухня, уборка. Но мне уже не было так тоскливо. У меня появился настоящий друг. Пусть далеко, пусть наши отношения не имели перспективы, но мне стало спокойнее, и я уже без страха смотрела в будущее. Было это будущее все таким же туманным, но оно не было страшным. И стареть уже было не страшно. Я знала, что если любишь, то не замечаешь ни морщин, ни целлюлита. И кожа у любимого человека всегда свежая и гладкая, и глаза светятся, как много лет назад.