Север, Вологда… — это уже было горячо. Непонятно, почему так резко, но понять Макса можно. Никита представил северную деревню, небольшое озеро, синеющий вдали лес, заброшенная деревянная церквушка на холме, потемневшие избы с заросшими сорняками огородами. Макс выбирает пустую избу, подметает пол, отрывает прибитые уехавшими хозяевами доски от окон, топит печь, на лавке расстилает спальник…
— Он тебе не говорил, что хочет написать книгу? — перебил его мысли Панкрат.
— Да, что-то философское. О том, как мы принимаем решения. Может он решил поставить эксперимент — принял нестандартное решение и смотрит, что из этого получится. И анализирует, что привело его к этому решению.
— Чушь какая-то, — сказал Панкрат. — Кому это надо? Кто сейчас читает такое?
— Для себя такое пишут. Хотят понять.
Никите встал на защиту Макса. Вспомнил их последний разговор, захотел вернуться в тот ноябрьский вечер.
— Ну разве что… — Панкрат разлил коньяк, и тут появилась Наташка.
Никита смотрел на нее и не узнавал. Он видел Наташку разные: веселую, едкую, видел и серьезную — оставьте меня в покое, дайте подумать. Сейчас она была близка к идеалу, каким он его себе представлял. Спокойная, на лице едва заметная улыбка. Улыбка была доброй, приветливой, как будто она увидела очень близких ей людей, рада им, но все понимает, не хочет мешать и сейчас уйдет, оставив после себя едва заметный аромат духов и легкую грусть. На ней было темно-серое платье, из украшений небольшой кулон на белой цепочке. Не было даже сережек. Платье выглядело скромным, но подчеркивало ее женственность, изгибы красивого тела. Скромность платья была обманчивым. Никита знал его цену. Наташка рассказывала о нем Ирине, говорила, что это платье ее мечты. И она будет его надевать только в исключительных случаях.
— Никита, добрый вечер, — сказала она тихо, но четко. — Рада тебя видеть, не ожидала тебя тут встретить.
— А ты что здесь делаешь? — спросил Никита, еще не придя в себя от ее вида.
Наташка повернула голову, скрыв лицо от Панкрата, сделала большие глаза, что означало: «Что ты мелешь?»
— Я люблю Домжур, — сохранив спокойствие сказала Наташка. — Здесь уютно и спокойно. Нравится, что здесь нет окон. Можно спрятаться и забыть про все заботы. Они остаются где-то наверху.
Панкрат заулыбался, пригласил Наташку за стол, спросил, что она будет пить и, не дожидаясь ответа, налил ей в пустующий стакан для воды немного коньяку. Протянув ей стакан, он представился, сказал, что рад с ней познакомиться, услышал ее имя, восхитился, сказал, что это очень прекрасное имя и, если у него когда-нибудь родится дочка, то он обязательно назовет ее Наташей. Никита понял, что его миссия окончена, но для приличия надо было еще посидеть. Он подозвал официанта, попросил Наташку сделать заказ, делано возмутился, что заказ был очень скромным. Панкрат с ним горячо согласился, начал говорить, что здесь прекрасная уха и что Наталье надо обязательно ее попробовать. Официант переводил взгляд с Панкрата на Никиту, потом посмотрел на Наташку и спросил, что же ей принести? Наташка повторила, что ей нужен только апельсиновый сок, кофе и пирожное.
Она сидела рядом с Панкратом. Никита рассматривал ее лицо, на котором практически не было косметики, чуть подведенные глаза, отмечая, что глаза у нее умные и внимательные. «Вот как это описать?» — думал он. У Вари ее глаза смеялись, в Израиле были необычно серьезными, а когда она приходила в гости к Ирине, то озабоченными и насмешливыми. И ногти! Коротко подстриженные, маникюр почти не заметен. Она продумала все мелочи. Положила руку на стол, пошевелила пальчиками. Панкрат, конечно, заметил ее руку, оценил скромность и аккуратность. Отвел глаза, опять посмотрел на руку. Маленькая ловушка сработала.
— Простите, что я нарушила ваш разговор, — сказала Наташка допив коньяк, налитый ей Панкратом и принимаясь за апельсиновый сок. — Я знаю, что присутствие женщины вынуждает мужчин прекратить серьезные обсуждения и начать говорить всякие глупости. Вы можете сделать сейчас исключение из этого правила?
— Нет проблем, — сказал Панкрат. — Мы обсуждали, куда мог уехать Макс — это наш общий знакомый.
— Наталья Николаевна — подруга Вари, — сказал Никита. — Они с ней учились в одном классе.
— Да, — подтвердила Наташка. — Макса я никогда не видела, но Варя мне о нем рассказывала. И о его отъезде тоже. Я думаю, что тут замешана женщина. Иначе, объяснить столь внезапные решения, невозможно.
— Я много лет работал с Максом, — сказал Панкрат. — Несколько раз мы с ним ходили на яхте. А о чем только мы с ним ни разговаривали! Но о женщинах он говорить не любил, то ли эта тема слишком больная для него, то ли он деликатно предпочитал об этом умалчивать.
— Я знаю таких мужчин, — сказал Наташка, — Они удивительные. Если кто-то начинает рассказывать о своих победах, то, как правило, это или мечты, или бестактные хвастовство.
Панкрат немедленно с этим согласился. Дальше разговор пошел о том, что такое настоящие мужчины, и какова роль женщин в этой «настоящности». Собеседники быстро пришли к выводу, что только настоящие женщины, может сделать из зануд и неумех настоящих мужчин. Никита боялся, что Наташка скажет избитое, что за каждым успешным мужчиной стоит мудрая женщина, но она улыбнулась, показав идеальные белые зубы (Никита знал, во сколько они ей обошлись) и сказала просто:
— Мужчина не должен оглядываться назад. С мудрой женщиной сзади у него все надежно и спокойно. Он должен знать, что его всегда поддержат. Даже когда весь мир будет против него.
В общем, собеседники были необычайно довольны друг другом. Никита понял — теперь он может уходить. Выполняя свое обещание, он посмотрел на часы, хлопнул себя по лбу, закатил глаза, и, пробормотав что-то о срочном свидании, попрощался и ушел.
Наташка позвонила поздно вечером.
— Хотела сказать спасибо. Тебе ничего не удалось испортить.
— И какой результат?
— Мы летом идем на яхте к Соловецким островам. На острове Анзер у нас база. Будем там ловить и коптить рыбу, собирать грибы и любоваться закатами.
— Охренеть! — восхитился Никита. — Не устаю тобой восхищаться.
— Не уставай, — засмеялась Наташка. — Я сама собой восхищаюсь.
Из дневника Макса
Почему мне в самолете всегда попадаются разговорчивые попутчики?
— Что там внизу, — спросил у меня полный, страдающий одышкой сосед лет так шестидесяти. — Мы уже в Европе?
Внизу белел снег, чернели островки леса.
— Непонятно, — ответил я.
— Помню, в 91-м году мы летели в Америку, — сказал сосед, — и где-то над Балтийским морем капитан корабля торжественно объявил, что мы пересекли границу СССР. Все аплодировали, как будто из концлагеря вырвались.
Я промолчал.
— Такую страну просрали, — продолжил сосед.
— Разве стало хуже? — спросил я. — Вы свободно летите в Европу, а потом спокойно можете вернуться назад.
— Да я и раньше летал. По делу. И сейчас лечу по делу.
Сколько же таких, всем недовольных, знающих, что правильно, а что неправильно.
— Я не о себе думаю, — сказал сосед, — я о стране беспокоюсь.
Меня спасло то, что начали разносить напитки.
***
Почему так ноет сердце? Врачи ничего не могут найти. Сказали, что все от нервов, что мне надо отвлечься: женщины, путешествия, хобби какое-нибудь.
Ну да, ну да… Еще алкоголь забыли.
***
Перед полетом всегда планирую в самолете выпить, почитать, подумать и записать пару пришедших в голову мыслей. Почему-то всегда все ограничивается первым пунктом.
***
Сосед спросил, куда я лечу. Я сказал, что пока не знаю.
— Ты что, хиппи? — спросил сосед.
Я пожал плечами.
— Или бомж? — продолжал допытываться сосед.
***
Закончу про соседа. Он изрядно выпил и сказал: «Раз ты нихрена не делаешь, страдаешь от избытка досуга, то у меня к тебе деловое предложение». Он купил под Парижем отель, и хочет, чтобы менеджером там был русскоязычный.
— А то эти лягушатнике квакают, — сказал он, — я нихрена не понимаю, а переводчику не верю. Ты как, по-французски балакаешь?
Я сказал, что не балакаю и ничем помочь не могу.
Глава 10. Сложные решения
Никита
— Не хочу ничего вспоминать, — сказал мне Никита. — Итог истории такой: живу в однушке в Ростокино, работаю в издательстве, выпиваю с Максом, платонически дружу с Наташкой. Машина хорошая, осталась от прежней жизни. Мою квартиру ты видел, ремонтом заниматься не хочу. Небольшие деньги у меня остались, но я их не трачу — кто знает, как сложится жизнь.
— А Ирина?
— У нее все хорошо. Купила трехкомнатную квартиру на Ленинском проспекте, недалеко от Университетского. Сделала ремонт, хорошо обставила. Я у нее один раз был — встречались там с Машей. Они сейчас почти в соседних домах живут. Маша в порядке, скоро замуж выходит за какого-то менеджера. Хлыщ какой-то, я его видел. Но это ее решение.
— А следователь этот, Петухов, кажется?
— Я как-то спросил Ирину о нем. Сказала, что он ей раз в месяц звонит, признается в любви. Она говорит, что его любовь ей не нужна. Но не отшивает полностью, опасается мести.
— Про Алену расскажешь?
— Нет. Не сейчас.
— Ты с ней видишься?
— Я же сказал, что не сейчас.
Вот и весь разговор. Ирина рассказала больше.
Ирина
Все мы хороши. Ты спросишь спала ли я с Петуховым Да, спала. Но без всякого удовольствия. Он был пьян, мало что соображал, а я вообще была в отрубе. Хорошо запомнила, что у него были очень холодные простыни, я залезла и дрожала от холода. Еще помню, что меня тошнило, но эти неприятные детали. Утром он сварил кофе и сделал какие-то бутерброды. Кажется, с вареной колбасой и сыром. Я выпила половину чашки, бутерброды есть не стала. А он был как огурчик. Сказал, что нам обязательно на