Панкрат достал из кармана плоскую фляжку.
— Это коньяк, глотни, сосуды расширятся, отвлечешься, полегче станет.
Макс взял фляжку, глотнул, поморщился.
— Хорошо.
— Попробуй встать? — Панкрат просунул руку под спину Макса. — Мы сейчас сообразим горячий ужин. Потом ибупрофен выпьешь — это поможет.
Макс сел на край кровати, пошевелил пальцами голых ног.
— Знаешь, вас увидел и вроде полегче стало. Как лощину проехали?
Панкрат рассказал.
— Хреново, — вздохнул Макс. — Утром подморозит, колеса придется ломом выбивать из грязи. Второй машиной можно дернуть, но попотеть придется.
Фляжка пошла по кругу.
— Пойду проверю запасы.
Панкрат поднялся, вышел, послышался скрип дверцы холодильника.
— Есть яйца, сало, протухшая вареная колбаса, соленые помидоры, немного масла, открытая банка сайры…
— Сайра испортилась, — сказал Макс. — Надо ее выкинуть. И колбасу тоже. В подполе есть картошка и квашеная капуста, хлеба больше нет.
— Живем! — крикнул Панкрат. — Пока яичницу соорудим, потом посмотрим.
Они сели за стол, Макс улыбался.
— Мужики, — сказал он. — Мне и правда лучше. Может завтра я смогу за руль сесть. Вы уж простите, что я вас вытащил.
— Ерунда, — сказал Панкрат. — Потом будет, что вспомнить. А машину вытащим. Мне бы только до сигнала добраться. Тогда через два часа тут будет и трактор, и вертолет, и еще заказ из ресторана привезут.
Он встал, открыл дверцы кухонных шкафчиков.
— Мука, гречка, рис, сахар… все в трехлитровых банках.
— Это от мышей, — объяснил Макс.
— Тут их полно, — подтвердил Никита.
Панкрат достал бутылку, посмотрел на свет.
— Это самогон, — сказал Макс. — Мужик из автолавки приторговывает. Пить можно, баба Маша меня угощала.
Они разлили самогон по стаканам.
— До утра все выветрится, — сказал Панкрат, поставив пустой стакан на стол. — Крепкий черт, горло обжег.
— Это с непривычки, — улыбнулся Макс. — Мы с бабой Машей иногда баловались.
— А где тебя черти носили? — поинтересовался Никита. — Варя с ума сходит, хоть бы написал ей пару строк.
— Я написал, разве она не получала?
— Получала, — сказал Панкрат. — И я получил. Надеюсь, что это ты спьяну написал. Пока твое заявление я распечатал и в стол положил. Попросил оформить тебе отпуск за свой счет по семейным обстоятельствам. Заявление я сам написал, придешь на работу — подпишешь. Так где ты был?
— В Европе, — сказал Макс. — Сейчас нет сил рассказывать. Машину тут оставлял, приехал забрать, а заодно поработать. Здесь спокойно, хорошо думается. И баба Маша прелесть. Не мешала, как будто и не было ее. Вместе только ели. Она щи из квашеной капусты варила, картошку жарила. Что еще надо? Деревенский курорт «ол инслюзив» за копейки.
— Все так, — сказал Панкрат и разлил остатки самогона. — Ну, за удачу.
Из печной трубы раздался вой.
— Ветер — это хорошо, — сказал Панкрат. — Дорогу подсушит.
Он подошел к двери, ведущей в сени, прошел их, открыл дверь на улицу.
— Вашу мать! — услышали Макс и Никита. — Похоже, мы влипли!
Никита бросился в сени, выглянул наружу через плечо Панкрата. Свет из двери высветил тысячи кружащихся снежинок. Нет, не снежинок, огромных хлопьев. На крыльце лежал десятисантиметровый слой снега.
— В прогнозе ни хрена не было, — сказал Панкрат, прикрывая дверь.
— Прогноз для Москвы, — сказал Никита. — А тут…
Они молча вернулись за стол. Посидели, Никита встал заваривать чай.
— Сколько до города? — спросил Панкрат.
— Тридцать километров по грунтовке, потом еще вбок пять по асфальту, — сказал Макс.
— Шесть, — поправил его Никита. — Прямиком по озеру километров десять, у дачников были лодки. А так придется ждать, когда лед встанет. По озеру проще всего, там сугробы не наметает.
— А у этого… как его, дяди Вани нет лодки? — спросил Панкрат.
— Нет, он рыбу не ловит.
Панкрат взял бутылку повертел, поднес ко рту, высосал несколько капель, встал подошел к окну, прислонился лбом к стеклу, прикрыл сбоку глаза ладонями.
— Валит и валит, — сказал он. — Холодно, надо печь затопить. Никита, займешься?
Тут он заметил ружье, прислоненное к стене.
— Кто тут охотник?
— Это мужа бабы Маши, — сказал Макс. — Я его в шкафу на веранде нашел.
— Ага, было оно там, — подтвердил Никита. — Оно старое и патронов нет.
— Это на всякий случай, хоть попугать. С вами мне спокойно, а когда один ночью лежишь, прислушиваешься, всякое мерещится.
— Показалось, — сказал Никита. — Деревня пустая, все разъехались, а дядя Ваня с курами спать ложится.
— Я знаю, поэтому и испугался. С ружьем как-то спокойнее. Вот только патронов к нему нет.
Панкрат подошел к сундуку, поднял крышку, вынул картонную коробку и шомпол.
— Есть патроны, — сказало он, доставая из коробки несколько штук. — Даже с красными гильзами. Это или с пулями, или с картечью.
Он переломил ружье, посмотрел стволы на свет, начал чисть их шомполом. Закончив, он зарядил ружье патронами с красными гильзами и пошел в сени.
— Сейчас проверю, — сказал он, открывая входную дверь.
Раздался выстрел. Панкрат вернулся, начал вытряхивать снег из туфель.
— Картечь, — сказал он. — В заборе доску разнесло.
Никита возился у печки. Он чиркнул спичкой, разгорелся слабый огонек, стал больше, вскоре затрещали сухие березовые поленья.
— Тяга — зверь, — сказал он. — Скоро у нас будут Гагры.
Они придвинули половик к печке, уселись на пол, стали смотреть на языки пламени. Они тянулись верх, разрывались на части, улетали в трубу.
— Сейчас согреемся и спать, — объявил Панкрат. — Завтра решим, что делать. Никита, ты где будешь спать?
— На веранде, — сказал Никита. — Там ватное одеяло, будет тепло.
Он прислушался, как воет ветер в печной трубе.
— Выйду на улицу, нужна пища для размышлений.
Ледяной ветер — откуда он взялся? И еще снежинки, нет, так ласково не скажешь, ветер горстями бросал снег ему в лицо. Холодный, нет, тоже слишком мягко, обжигающий, мешающий дышать, смотреть, чувствовать. В свете из окна видно, как снег падает вниз, летит вбок, даже вверх, кружится в сказочно-зловещих вихрях. Никита сошел с крыльца и сразу попал в сугроб. Пока неглубокий, по колено, утром будет по пояс. Сделал несколько шагов, попытался посмотреть вдоль улицы. Тут рядом колодец с журавлем — не видно колодца. Но что это? Никита поежился — Только этого не хватало! Где-то вдалеке, хотя вдалеке он не мог ничего видеть, мелькнули огоньки. Желтые. Или зеленые? Не поймешь, глаза толком не открыть. Погасли и снова мигнули. Мутные, какие-то. Что это — окна в доме дяди Вани? Нет, его дом за поворотом. Показалось? Вот, еще мигнули. Что за черт, тут и правда что-то не то. Макс не зря боялся. Надо вернуться в дом. Скорее, скорее…
Он сел у печки, снял ботинки, стал растирать пальцы ног.
— Докладываю, — сказал он. — Похолодало, снег сухой, метель, ни черта не видно. «Фольксваген» занесен по бампер, завтра он никуда не сдвинется. И еще…
Он оглянулся на Панкрата.
— В конце улицы я заметил огоньки. Как искры. Яркие. Желтые. Или зеленые. Мигнут и потухнут, мигнут и потухнут.
— Это в каком-то доме? — спросил Панкрат.
— Вряд ли. Не знаю, метель, ничего не поймешь.
«Не верит, — подумал Никита. — Я бы тоже не поверил».
— Да… — Панкрат задумался. — Дружок, а не отслоилась ли у тебя сетчатка? Это первый признак. Ну-ка давай под свет.
Он осмотрелся, взял с комода очки, посмотрел сквозь них на лампочку, поднял веко Никиты, поднес очки, сказал, что это неплохая лупа, стал вглядываться.
— Скажу так, кровоизлияния нет. А сетчатка… Закрой глаза, зажмурься, и снова открой. Видел искры?
— Нет.
— Так… Значит, померещилось. Какие тут могут быть огоньки?
Никита промолчал. В чем-то Панкрат был прав — какие огни в практически пустой деревне, да еще в метель, когда видимость не более пяти метров. Но он их видел, видел отчетливо. И не то, чтобы мигнули один раз. И на зрение он никогда не жаловался.
Панкрат положил очки на место, взял ружье, вынул стреляную гильзу, вставил новый патрон.
— Теперь спать. Я буду дежурить и топить печь, пока не усну. Все нормально, все под контролем. Вопросов нет? Ну и отлично. Будем думать, что делать завтра.
Из дневника Макса
Автолавка приехала в последний раз. До апреля деревня отрезана от цивилизации. Баба Маша и старики с коровой и кабанчиком относятся к этому философски. Еды и дров на зиму хватит, будут побольше спать. У них надо учиться радоваться тому, что имеешь. Ходил в лес и старался радоваться запахам теплой зимы. Радовался, пока не увидел на поляне волка. Обошлось. И этому тоже обрадовался.
***
Сидел на берегу озера и думал о своем решении уйти с работы. Джон Милль писал, что на развилках надо принимать решения, которые максимизируют всеобщее счастье. Работа мне счастья не давала, сейчас мне лучше. Но Панкрат определенно расстроен моим уходом. У него счастья стало меньше. На какие весы положить мое и его счастье?
***
Дядя Ваня мечтает о мотоцикле и снегоходе. Все-таки вдали от цивилизации жить непросто. Его жена мечтает о новых тарелках. Вот прекратятся дожди, подсохнет дорога — свожу ее в город. Баба Маша мечтает, чтобы летом ее навестил сын. А я ни о чем не мечтаю. Надо работать, у меня есть цель, но это не мечта, а какая-то хренотень, мешающая радоваться.
***
Мироздание послало сигнал. Отвез бабу Машу в больницу и слег сам. Дойти до холодильника почти подвиг. На улице дождь, я теперь отсюда долго не выеду. Лощина в такую погоду непроходимая. Связи нет. Мироздание, что ты задумало? Какое у меня предназначение, что мне делать?
Глава 13. Учет и контроль
Главное — не паниковать!
Панкрат повернулся на другой бок, пружины старого дивана заскрипели. Жарко. Он откинул пахнущее пылью одеяло, сел, поставил ноги на холодный пол. Стало легче. В комнате пахло дымом, печная труба уже не гудела. Панкрат встал, в носках подошел к печке, подбросил три полена. Затрещала кора, с новой силой вспыхнуло пламя. Он придвинул к печке стул, стал слушать, как снова завыла труба.