Главное — не паниковать. Если снега будет много, то по дороге им до города не дойти. Отсюда один путь — по озеру. Нужно ждать, когда станет лед. Они дойдут до середины, а там уже лыжники, рыбаки, снегоходы, появится связь. Когда встанет лед? Через неделю? А что в его банке? В понедельник у него доклад на Совете директоров. Вторник — последний день, когда нужно подать в бухгалтерию распределение премий для сотрудников. Ладно, это неважно. Ведь мог он внезапно заболеть или умереть? Хорошая система должна быть устойчивой и не гибнуть при потере одного компонента. Это вроде Макс говорил о муравьях и пчелах. Коллективный разум практически бессмертен. Он называл его роевым разумом. Погибает одна клетка, и тут же заменяется новой. Так будет устроена разумная жизнь на развитых планетах с древними цивилизациями. Болезни, смерти, личные проблемы — все это лишнее, мешающее познавать Вселенную. И, кстати, отличная идея для устройства загробного мира. Там ты часть роевого разума. Сколько они обсуждали это на яхте? Вечера три, не меньше.
Поленья догорали. Панкрат вышел в сени за новой порцией. Свет зажигать не стал. Прикрыл дверь в комнату, подождал, когда глаза привыкнут к темноте. Поленница была слева от двери. Чуть дальше, в торце белело окно. Ежась от холода, он подошел, прислонил лоб к холодному стеклу. Ничего не видно. Только слышно, как свистит и гудит метель и как стекло дрожит от напора ветра. Скорее в комнату, к теплой печке, к желтым языкам пламени, к уюту, который спасает от холодного уличного ада.
Он аккуратно, чтобы никого не разбудить, положил поленья у печки. Поежился. Холод, принесенный из сеней, никак не хотел отпускать. Он взял одеяло, накинул на плечи, снова сел на стул. Что завтра? Послезавтра? Вот так сидеть и ждать, когда замерзнет озеро? Он знал, что происходит на яхте, когда команда мается от безделья. Всем нужно найти работу. На яхте всегда найдется, что починить и что убрать. Тебе нечем заняться? Надрай до блеска рынду. Зачем? Чтобы встречные видели, какой на корабле порядок. Рында блестит — значит, все остальное вообще идеально. Салют, капитан! И тебе салют, и семь футов под килем.
О еде он не беспокоился. У бабки точно есть запасы. Она ведь как-то собиралась прожить тут до весны. Полдня у них уйдет на ревизию продуктов. Нужен учет и контроль. Потом надо расчистить дорожку к колодцу. Топить снег неразумно, газ надо экономить. Ладно, это все они обсудят утром. Может удастся найти лыжи или сделать снегоступы. Фанера у бабки должна быть. Он вспомнил, что видел на чердаке у своего деда старые почтовые ящики — фанера, реечки… Найти проволоку, или капроновые веревки. Нужны четыре фанерки, они с Никитой дойдут до города, а там спасатели, вертолет. Он все организует. Черт! Опять надо ждать, когда замерзнет озеро. Сорок километров по дороге за день не пройти. И тропа до озера сплошные сугробы. Все, хватит об этом, надо спать.
Он взял со стола пакет с лекарствами, которые купил для Макса, нашел пузырек со снотворным, положил в рот таблетку, запил из чайника. Заскрипели пружины дивана. Сейчас надо думать о чем-нибудь хорошем. Желательно с продолжением. Например, вспоминать своих женщин. Кто была первой? Анька с первого этажа? Толстая, глупая, хихикала постоянно. Смешно вспоминать, как он расстегнул ей кофточку. «Что вас всех туда как магнитом тянет?» — сказала она. И почему его это остановило? Что он буркнул? Кажется, сказал, что он не такой, как все и застегнул маленькие пуговки. Ну и дурак же он был! Анька на него даже обиделась. А что бы случилось, если бы тогда просто посмеялся? Бы да кабы… Купи он нормальный джип или смени резину на зимнюю, то сейчас бы подъезжал к Москве, Никита и Макс дремали, а он слушал музыку в наушниках. Например, «Грозу» Вивальди. Это отличная музыка для поездки в снежную ночь. Уснуть не даст. Там есть места, когда перехватывает дыхание и ничего не страшно. Можно даже скорость прибавить, почувствовать, что тебе не полтинник, а двадцать, что все впереди, что на любых развилках ты примешь правильное решение, успеешь сделать что-то большое. Не для славы и денег. Это большое будет нужным, его будут ждать. И никто не будет знать, что это сделал он. А что вышло? Начальник отдела. Его не выбрали в Совет — слишком он много думал о путешествиях. Это никого не интересовало. Яхта на Ладоге? Над ним смеялись — надо яхту в Средиземке, пусть она стоит в порту Антиба или Канн. Прилететь, загрузиться едой и выпивкой, пройти до Сан-Тропе. Там снова купить выпивку и вернуться. Вот это понятно. Тепло, пальмы на берегу, на горизонте снежные Альпы, а не ладожские сосны на каменных плитах с белым мхом, над которым вьются полчища комаров.
Комары, слепни, круги на воде — это рыба спасается от щуки. И чайки на скале… Он уснул.
К утру метель утихла, но снегопад не угомонился. Из темных туч почти вертикально падали огромные снежные хлопья. В комнате было сумрачно, Панкрат включил свет.
— Предлагаю такой план, — сказал он, когда они собрались за столом. — Никита лезет в подпол, проводит там ревизию, приносит картошку и жарит ее с салом и луком. Макс красиво раскладывает соленые помидоры на тарелку, потом готовит кофе. Я видел банки растворимого в шкафу. Мне без сахара, остальные как хотят. Я пока буду проводить ревизию по всему дому. Нам нужны лыжи, валенки и что-нибудь для снегоступов.
— На снегоступах по дороге не дойдем, — сказал Макс.
Выглядел он неважно, лицо осунулось, во всем теле, движениях какая-то вялость, безразличие.
— Как ты сегодня? — спросил Панкрат.
Макс пожал плечами.
— Нормально. Только совесть мучает, что вас вытащил. Я бы один до весны без проблем дожил.
Никита хлопнул его по плечу.
— Если бы мне было плохо, ты бы приехал?
Макс кивнул.
— Все, начинаем работать, — сказал Панкрат. — За завтраком обсудим дальнейший план.
Панкрат накинул куртку и пошел в сени. Поленница у двери была небольшой, дня на три при такой погоде. Остальное, наверное, у задней стены дома или в сарае. В большом шкафу с фанерными дверцами висели три ватника — один новый, другой не новый, но еще приличный. Третий был весь в бурых пятнах, местами порван. На полу шкафа стояли валенки и свернутые ватные штаны. Панкрат опробовал залезть в валенки, чертыхнулся, поставил на место. Ватники и штаны он бросил в комнату — пусть согреваются. На полках он нашел небольшой моток медной проволоки, топор, клещи и ржавые пассатижи. Он попробовал разжать их ручки, пассатижи поддались, на пол посыпалась мелкая ржавчина. В углу стояли две лопаты для уборки снега. Одна пластиковая из тех, что сейчас продаются в магазинах «Сад и огород». Вторая — старая, фанерная. Ручка на ней треснула. «Можно починить», — подумал он, взял лопату, проволоку и пассатижи, вернулся в комнату, стал наматывать на ручку проволоку.
— Изолента нужна, — сказал Макс. — Русский человек все может починить с помощью проволоки и изоленты.
Он сидел за столом, обхватив руками кружку с кофе. Соленые помидоры краснели на большой глубокой тарелке.
— После завтрака пойдем чистить дорожки к туалету и сараю, — сказал Панкрат, закручивая проволоку. — Макс, я возьму твои ботинки, у нас с тобой одинаковый размер.
Макс кивнул, отхлебнул кофе. Вернулся Никита, начал чистить картошку.
— Ну что там? — Панкрат откусил пассатижами конец проволоки, поставил лопату в угол, взял телефон.
— Ящик картошки, — начал Никита.
Панкрат включил телефон, приготовился записывать.
— Размеры ящика? — спросил он.
— Метр на метр и еще на метр, — сказал Никита. — Кубический метр, одним словом. Но заполнен на две трети.
Панкрат записал все это в телефон.
— Дальше?
— Два небольших ящика с морковью и свеклой. Эмалированные бак с квашеной капустой, шестилитровая кастрюля с солеными груздями, сверху плесень.
— Так, записываем: кастрюля с груздями и пенициллином. Дальше.
— Бочонок с солеными огурцами, двадцать банок свиной тушенки, около десяти банок сайры в масле. Я эту сайру помню, ей уже года три как минимум.
— Ладно, — сказал Панкрат. — Потом проверим вздутие и срок годности. Что еще? Зеленый горошек есть?
— Шесть банок.
— Отлично, винегрет сделаем. Еще?
— Варенье разное в банках. Много. Не считал. Нам до лета хватит. Еще в бидоне моченая брусника.
— Все? — спросил Панкрат.
— Еще две живые мыши.
— Они будут на крайний случай, — сказал Панкрат, не улыбнувшись. — Подводим итоги: если экономить, то продуктов хватит до весны, а если после Рождества нам дадут часть кабанчика, то мы вообще живем как короли.
— До весны? — спросил Никита, наливая из ведра воду в кастрюлю и начиная мыть картошку.
— Это план «в», — сказал Панкрат.
Слово «в» он произнес с удовольствием, ему нравилось, что он придумал два других плана.
— План «а», — сказал он, — пробиться к озеру, в ясную погоду поймать сигнал и вызвать спасателей. План «б» — пробиться к озеру и дойти по нему до города.
— Вода кончилась, — сказал Никита. — Надо к колодцу тропу проложить.
Он взял нож, попробовал пальцем лезвие, покачал головой и застучал по доске. Нарезанный картофель выстраивался правильными рядками.
— А колодец не замерз? — спросил Панкрат.
— Он из сруба и с крышкой, — сказал Никита. — Такие не замерзают. Были бы бетонные кольца, мы бы пропали.
Он поставил черную чугунную сковородку на плиту, капнул масла, нарезал сала, немного подождал, стал ножом слой за слоем снимать картошку с разделочной доски. Картошка зашипела, он принялся нарезать лук.
— Итак, договорились, — сказал Панкрат, когда Никита разложил картошку по тарелкам и они сели за стол. — Сейчас делаем тропы до туалета, сарая и колодца. Потом перекусим яичницей и попробуем дойти до дома стариков с коровой. Пойдем мы с Никитой, я возьму ботики Макса, в своих туфлях не дойду. Ты найдешь, чем заняться? — обратился он к Максу.
— Я могу пойти с Никитой, — сказал Макс. — Дядя Ваня меня знает, а вас испугается.