— Меня должен помнить, — усмехнулся Никита. — Мы у бабы Насти молоко и сметану покупали. Сам он нелюдимый, всегда чем-то недовольный, а с бабой Настей мы друзья.
— Возьмите мою лыжную шапочку, — сказал Макс. — Тут еще есть пуховые платки, отличная вещь для такой погоды.
— Будем как фрицы под Москвой, — усмехнулся Никита. — Впрочем, это лучше, чем лежать с менингитом.
Макс сходил в спальню, принес шапочку и толстый шерстяной свитер.
— В комоде лежал. Панкрат, снимай пиджак, надевай.
Панкрат натянул свитер, повертелся.
— Ну как?
Никита подошел, ткнул пальцем в дырки, выеденные молью.
— Бандитские пули?
— Плевать, — сказал Панкрат. — Мне нравится.
Глава 14. На опушке
Расчистка дорожек заняла два часа. Снега местами было по пояс — сверху рыхлый, легкий, но внизу он пропитался водой, смерз, приходилось просто его утаптывать. Фанерная лопата сломалась окончательно, когда они начали пробивать тропу к колодцу.
— Страшно даже подумать о тропе к озеру, — сказал Никита. — Там около километра через сугробы. Тропа идет от дома дяди Вани. Там три тропы. Одна в лес к грибам, вторая в болото за клюквой, а третья наша, на пляж.
Он вспомнил, как Алена на этой тропе срывала ромашки, начинала гадать, спрашивала, что делать, если лепесток маленький. Потом бросала цветок, прыгала, смеялась и говорила, что это один из самых счастливых дней в ее жизни. «А у тебя?» — спрашивала она, подставляла щеку для поцелуя, ответа не дожидалась и бежала дальше.
— Все! — сказал Панкрат, когда они поставили ведра с ледяной водой под кухонный стол.
Макс сидел за столом и что-то печатал в ноутбуке.
— По радио передавали прогноз погоды, — сказал он, закрывая крышку компьютера. — Сегодня рекорд области по осадкам за всю историю наблюдений. Снегопад закончится завтра вечером.
Панкрат кивнул, потер вспухшие покрасневшие руки.
— Идем к деду, — сказал Никита. — Сейчас на улице по колено, хорошо, что ветер помог. Туда — обратно — сделаем подобие тропы.
Он стоял у окна и смотрел на падающий снег.
— Красиво, — добавил он.
Господи, где взять силы! Никита потер болевшие колени, пошевелил начавшие согреваться пальцы ног.
— Хорошо, — кивнул Панкрат. — Я жарю яичницу.
Короток зимний день. А если на небе тучи, из которых сыплется снег, то он кажется еще короче. На только что проложенной тропе к колодцу уже лежал пятисантиметровый слой снега. Никита и Панкрат стояли у калитки.
— Зачем мы туда идем? — спросил Никита.
— Валенки и лопата. Без них нам хана.
Панкрат оглянулся на их дом, из трубы которого вился дымок.
— Неохота идти, но делать нечего.
К концу улицы они подошли, когда совсем стемнело. У одного дома Никита остановился. Низкий, наполовину занесенный снегом, он казался жалким, покинутым навсегда. Из снега виднелась железная дуга детских качелей. «Летом дом снесут, построят что-нибудь современное, недолговечное, — подумал он.
— Тут дед жил, — сказал он Панкрату. — Тот самый, за которым баба Маша ухаживала. Продали дом, видишь качели, раньше их не было. Дачники.
— Далеко нам еще? — спросил Панкрат. Дом деда его не интересовал.
— Еще два дома, и за поворотом первый дом, немного на отшибе. Он крайний, прямо у леса стоит. На опушке.
Вскоре они очутились перед другим колодцем, от которого шла расчищенная дорожка до крыльца небольшого бревенчатого дома. За цветастыми занавесками горел слабый свет. Окна были пластиковыми, казались чужеродными на фоне темно-серых бревен. Рядом с домом стоял большой сарай, обнесенный крепким забором. К нему была откопана широкая тропа.
— Там у него корова, куры и кабанчик, — сказал Никита.
Они оглянулись на темнеющий лес, который практически примыкал к забору участка.
— И не страшно ему жить около леса? — спросил Панкрат.
В воздухе началось шевеление, снег закружился, зашумели сосны.
— Привык уже, — сказал Никита. — Летом тут хорошо, сосны, смолой пахнет, воздух целебный, он мне сам об этом говорил.
Они подошли к двери, постучали. В соседнем к крыльцу окне шелохнулось занавеска, минуты через три сиплый голос за дверью спросил:
— Кто там, чего надо?
— Дядя Ваня, это я, Никита, — голос у Никиты был сиплым, тонким. Он откашлялся, повторил:
— Это я, Никита. Помните, мы с Аленой у вас сметану покупали? Мы с Максом и другом в доме бабы Маши живем.
За дверью послышались шевеление, звякнула щеколда, дверь открылась. В проеме показалось бородатое лицо с густой седой шевелюрой.
— Нет сегодня сметаны. Чего еще надо?
Он открыл двери шире, друзья увидели у него в руках двустволку.
— Дядь Вань, а валенок у тебя лишних нет?
Старик стоял молча, ружье опустил, уперся прикладом в пол.
— Есть, но самому нужны, — наконец сказал он. — Еще чего?
Никита замялся. Похоже, дед за эти годы совсем одичал. Однажды они с Аленой пили с ними чай, баба Настя рассказывала о соседях-дачниках, дед ее поправлял, но незлобно, посмеивался в бороду.
— А баба Настя дома? — спросил Никита. Он понял, что про снежные лопаты сейчас лучше не спрашивать.
— А куда она денется, — пробурчал старик. — Вам она зачем?
— Привет от Алены передать, — догадался Никита.
И не ошибся. Лицо старика смягчилось, он отставил ружье в сторону и крикнул в темноту сеней:
— Настя! Тут тебе привет передают.
Зашуршали шаги, застучала палка, за спиной старика показалось сморщенное лицо старушки.
— Ой, да это же Никита! — запричитала она. — Иван, чего стоишь, зови гостей в дом. Ты как, у Маши живешь? Здоровье ее как? А то зимой у нее всегда давление скачет. А это кто с тобой? А где Максим? Уехал или как?
Друзья вошли в теплую комнату. На столе, на белой скатерти стоял самовар в окружении банок с вареньем, плетеной корзинки с сушками, тарелок с нарезанной копченой колбасой, конфетами. Две чашки на блюдцах с недопитым чаем говорили, что хозяев оторвали от вечернего чаепития. На кухонном столике сверкали эмалированные кастрюли, на подоконниках почти вплотную стояли горшки с цветами. В углу перед иконой горела маленькая свечка.
— А ты кто, не видела тебя раньше, — обратилась старушка к Панкрату.
Тот щелкнул каблуками, вытянулся, представился.
— А вас… Анастасия… Как, простите, по отчеству?
— Ишь ты, прям офицер какой, — продолжала улыбаться старушка. — Да какая я Анастасия. Все меня бабой Настей кличут. Привыкла, и ты так меня называй. Садись чай пить, офицер.
Старушка принесла две чашки, налила из фарфорового чайника заварку, долила кипятком из самовара.
— Угощайтесь, — она показала на тарелки. — Уж, что Бог послал. Как же вы сюда попали! Сейчас ни одна машина на приедет. Автолавка только в апреле появится.
Никита рассказал про бабу Машу, Макса и застрявшую машину.
— Ох, — сказала старушка. — Надо бы ее сыну написать. А может из больницы она сама напишет. Он к ней раз в три года приезжает. Здоровый такой бугай, охранником чуть ли не в самой Москве работает. Ох, грехи наши, грехи наши…
— А чего Максим сюда к зиме приехал? — спросил старик.
Никита сказал, что Максу нужна тишина, чтобы подумать.
Старик сделал вид, что сплюнул на пол.
— С жиру беситесь, — сказал он и начал разворачивать конфетный фантик. — Что в Москве ему не думалось?
— Тут тишина, никто не мешает, телефон не работает.
— Тьфу, — старик откусил половину конфеты, внимательно посмотрел на остаток. — Заткни уши ватой и думай. Надоело — пошел в магазин, купил колбасы, шашлыков всяких. Пришел домой, дверь закрыл, поел и снова думай. Не пойму я вас московских. Вот ты с Аленой купаться приезжал, я помню. А что не на море? Там тепло, комаров нет, плещись, пока не надоест. А вечером в ресторан, там музыка, танцы всякие.
— На море народу полно, а тут спокойствие, — сказал Никита.
Старик доел конфету, взял сушку, опустил ее в чашку с чаем.
— Валенки, говоришь… — он посмотрел на жену. Старушка вздохнула:
— Вот только старые.
— И куда ты их засунула?
— Сейчас, сейчас, — баба Настя заковыляла в соседнюю комнату, вернулась с валенками.
— В такой снег без них никуда, — сказала она, вынимая из валенок старые газеты и бросая их в печку.
— У нас лопата для снега сломалась, ручка там треснутая была, — сказал Панкрат как бы между делом.
— А починить руки отсохнут? — проворчал старик. — Пошел в лес, срубил березку или кленок, обчистил, вот тебе и ручка.
— Да у тебя три лопаты, — перебила его баба Настя. — Дай уж им одну, куда сейчас в лес, там снегу по пояс.
— Ежели сломаете, то чините, — старик был явно недоволен. — Мне в зиму без лопаты никак нельзя. А вы что собираетесь делать? Весны ждать, или как?
Панкрат рассказал о планах выйти к городу по озеру. Старик задумался, потом медленно сказал:
— Лед станет к Новому году или даже к Рождеству. Раньше никак. Потом рыбаки на озеро придут. Некоторые прямо на машинах заезжают. А как вы до озера доберетесь, там сугробы по грудь?
— Копать будем, вот для этого лопаты и просим, — сказал Никита.
— Копать… — хмыкнул старик, — Ну-ну, копать не перекопать. Там вы точно лопату сломаете.
Баба Настя вздохнула.
— Тут до озера с километр будет. А то вдруг дачники приедут на снегоходах Новый год встречать. В прошлом году приехали, три дня пили, весь снег заблевали, чуть дом не спалили.
Никита посмотрел на Панкрата.
— Вот еще вариант. План «д». Ждать дачников.
— Ждать — это не план, — отрезал Панкрат. — Мы тут околеем от скуки, пока дождемся.
Никита вдруг хлопнул себя по лбу.
— А я когда мы с Аленой по болоту ходили, видели заброшенную узкоколейку. Куда она ведет?
— Узкоколейка… — старик задумался, — Теперь это одно название. В девяностые все рельсы на металлолом снесли. По ней, конечно, легче идти, там снега мало. Она до Красного Торфяника. Это поселок заброшенный, около завода. Там при советской власти из торфа брикеты лепили. В свое время все электричество в области на торфе было. Сейчас, конечно, все на газе. а поселок тот пустой. Стоят дома, стекла выбиты, все ценное из квартир вынесли. От завода одни развалины остались. От нас