Макс промолчал, отпил кофе, откусил пирожное.
— Мне плевать, что думают об этом физики. У самого голова на плечах. Вот мы сидим, разговариваем, а звуковые волны меняют структуру этого стола.
Тут он постучал по столу.
— Пусть немного, но меняют. Значит, стол запоминает все, что мы сказали. Это, кстати, и Циолковский говорил. Его, правда, занесло, он утверждал, что любой атом — это огромный склад информации. С момента образования он помнит все, что происходит вокруг. Спросишь, как я могу узнать о мыслях Циолковского? Мысли тоже материальны — это движение электрических импульсов по нейронам. А это поля, которые тоже меняют структуру окружающих предметов. Так что я могу спросить у стола, о чем думал калужский мечтатель и получить ответ. Спросишь, как? Не скажу. Просто чувствую, что могу. Это еще вопрос веры. Могу и все. Мы же верим в бога, не умея доказать его существования. Кто верит, тот чувствует. Если ты думаешь, что я псих — не буду тебя разубеждать.
— Ладно, — Панкрат допил кофе, поднялся. — Мне пора. Напиши завтра заявление на отпуск без сохранения зарплаты. По семейным обстоятельствам. Циолковскому от меня привет передавай.
Макс работал не спеша, не прерываясь на разговоры и отдых. Раз — лопата вонзается в сугроб. Два — снег летит в сторону. И так десять раз. Небольшой перерыв, чтобы отдышаться, и снова: раз — лопата в сугроб, два — снег в сторону. Он и на яхте так работал. За ним ничего не надо было переделывать или улучшать. Сам Макс инициативу никогда не проявлял, но если Панкрат о чем-то просил, то говорил: «Сделаю», и делал. Хорошо делал. Если что-то не знал, то спрашивал, уточнял детали, но потом работал молча. Закончит, скажет «шабаш», возьмет планшет и идет в кокпит печатать или читать. Иногда просто сидел, смотрел на чаек и о чем-то думал. Спросишь, о чем? Он спросит, зачем это Панкрату надо, потом скажет, что может рассказать или промолчать. А это, впрочем, будет одно и то же.
В полдень они шли обедать. Панкрат брал ружье, которое дожидалось его у забора старика, снимал пакет, предохранявший стволы от падающего снега, вешал ружье на плечо и шел впереди, утаптывая выпавший снег. Шли они молча. Панкрат прикидывал, сколько им осталось до озера, а Макс… Макс просто шел, стараясь не наступать на следы Панкрата, чтобы лучше утоптать тропинку.
Дома их ждали очередные щи и сюрприз. Никита разлил, вернее, разложил щи по тарелкам, такие они были густые. Потом поставил на стол тарелку, накрытую полотенцем.
— Блины, — сказал он, но полотенце не поднял. — Шесть штук. Три немного подгорели.
— А остальные? — спросил Панкрат.
— Остальные сгорели полностью.
В щах плавали черные прямоугольники.
— Лук немного подгорел, — объяснил Никита.
Панкрат выловил подгоревший лук, разложил его по краю тарелки.
— Какие выводы, джентльмены? — спросил он.
— Меня навеки приговорить к рытью траншеи, а к кухне не подпускать, — предложил Никита.
Предложение было принято единогласно.
Макс стал кормить волка каждый вечер. Он подходил к калитке, здоровался и высыпал картошку на снег. Волк скалил зубы, смотрел на человека, но при нем не ел. Макс долго стоял и рассказывал волку, как прошел день.
— Сегодня снега мало выпало, — говорил он. — Дорожки за десять минут прочистил. Панкрат молодец, хорошо держится, Никита немного загрустил, но молчит. Винегрет на обед сделал, всем понравился, а то щи надоели. Надо мне блины освоить, без хлеба непривычно. И мяса не хватает. А тебе, серый, хватает мяса?
Волк смотрел на Макса, не отрывая взгляда.
— Вижу, что хватает. Принес бы нам зайца, мы бы суп с лапшой сварили. И тебя бы угостили. Ты ведь не ел вареную зайчатину? Я тоже не ел. В Москве бы нос воротил, а тут это деликатес. Копченой колбасы хочется. Тебе бы тоже понравилось. Есть колбаса, где мало перца, очень нежная, во рту тает, если тонкими кружочками нарезать. Ее надо на поджаренный в тостере хлеб положить. Ты бы и хлеб такой съел.
Волк опускал голову и начинал есть рассыпанную картошку.
— Вот, молодец. Вкусно ведь? Витаминов тут, правда, маловато, но ты привык, из сырого мяса все необходимое получаешь. А подруга у тебя есть? А то ты все один, да один.
Макс возвращался, в сенях долго стучал ботинками по полу, входил в комнату.
— Сегодня при мне все съел, — объявлял он. — Мы с ним подружились. Я его попросил нам зайца принести.
Глава 18. Незваные гости
Тридцать первое декабря, утро, за окном серость, кружатся мелкие снежинки, в комнате тепло, в печи гудит пламя.
— Все! — Панкрат воткнул иглу в подушечку. — Не хуже валенок получилось. Не знаю, как это называть, пусть будут унты.
Он надел туфли, сверху натянул унты, потопал по полу.
— Отлично держатся, до города дотянут. Завтра резинку сверху пришью, никакие сугробы не страшны. Расцветочка, конечно, еще та, но смотреть на нас некому. Надеюсь, что даже волки по озеру не ходят. А у тебя как?
Никита сосал палец, уколотый иголкой.
— Минут на десять работы, — сказал он. — У тебя красивые, вишневые. А у меня цвета облезлой лисы.
— Нормально, — сказал Панкрат. — Если мы на озере замерзнем до неузнаваемости, то Макс нас по цвету обуви опознает. Макс, ты запомнил, что у меня вишневые?
— Запомнил, — засмеялся Макс. — У тебя цвет королевский.
— А как же! Ватник я старый надену. В городе все равно выкину, в куртке буду ходить. Весной за машиной приеду, три ватника бабе Маше привезу. Или даже шубу.
— Ты тогда и бабе Насте шубу привези, — сказал Никита. — А то она от зависти помрет раньше времени.
— Могу и две привезти.
Панкрат задумался.
— План на сегодня такой, — он посмотрел на часы, — сейчас одиннадцать. Выходим через полчаса. До озера осталось триста метров, снег неглубокий, половину пройдем легко. Остальное на завтра. В четыре возвращаемся домой, и я начну чистить картошку. Это наш вклад. Есть еще идеи, что нам принести?
Никита с Максом пожали плечами.
— Ладно, все остальное у них есть, а картошки с сыром они не пробовали. Оливье мы вроде не обещали, тушенку надо экономить. Вот только…
Он сел за стол, забарабанил пальцами.
— О подарках мы не подумали. Давайте идеи. Впрочем…
Он посмотрел на часы.
— Подарю старику часы. Швейцарские, хрен знает сколько стоят. Я их терпеть не могу, сплошной выпендреж. В Москве куплю электронные, это удобнее. А что с бабкой делать? Давайте, думайте.
— У меня есть деньги, — сказал Макс, — давай тысяч десять подарим?
— Деньги — это пошло.
— Я Ирке на Новый год всегда французские духи дарил, — сказал Никита. — Я знал марку, она только ими пользовалась.
— Вспомнила Маша, как девушкой была. Бабке только французских духов не хватает, все остальное у нее есть.
Панкрат провел рукой по шее.
— В девяностые у меня золотая цепка было. Идиотом был, считал, что круто. Ладно, давай деньги подарим. Сделаем так: два пакета, в одном часы, в другом деньги. Пусть они выбирают вслепую. Но при условии, что они могут поменяться подарками. Вот так будет хорошо и романтично. В гости идем к десяти, празднуем до половины первого, потом домой отсыпаться. Никита, ты долго еще?
— Все, готово!
Никита засунул в унты руки, полюбовался, положил на стул.
— К десяти, говоришь? Ты уверен, что они будут нас ждать. Больше они нас не приглашали.
Панкрат сел на стул, снял унты.
— Это не фитнес-клуб, это они напоминают. В деревнях все четко: один раз позвали — приходи. Не придешь — в черный список. В другой раз не позовут. Макс, идешь с нами?
Макс кивнул.
— Работаем в темпе, без перекуров, как ударники коммунистического труда. Работают двое, третий отдыхает, меняемся по кругу.
Работа продвигалась быстро, снег был неглубокий, где-то полметра, высокие сугробы попадались редко. Вскоре они увидели белую пустыню озера, до берега оставалось не более двухсот метров. Снега стало еще меньше, кое-где виднелись верхушки камней, обточенных древним ледником. Панкрат достал телефон включил, чертыхнулся.
— Снег прекратился, дождя нет, но и сигнала нет. Никита, что по этому поводу говорит твоя физика?
— Физика говорит, что нам пора домой. Темнеет, скоро придут леший и волки.
— Ну да… А я по случаю праздника ружье забыл.
— Вот и я об этом.
Они подошли к дому стариков, остановились у калитки.
— Зайдем, предупредим, что мы в десять придем? — спросил Никита.
Панкрат покачал головой.
— Окна темные, спят они, сил для Нового года набираются. Придем к десяти, если легли спать — разбудим. Не разбудим — дома отпразднуем.
На небе высыпали звезды, луна освещала улицу, приукрасила снег узорами теней от голых деревьев. Подморозило, снег поскрипывал под ногами.
— Смотри, — Никита остановился, обернулся.
За ними по дорожке гуськом шли волки. Шли не спеша. Увидев, что люди остановились, они тоже встали.
— Припозднились мы, — сказал Панкрат. — Главное спокойствие, не бежать. Макс, впереди не твой ли дружок?
— Черт его знает, — Макс, шедший впереди, переместился ближе к волкам. — Серый, узнаешь меня?
Волки не шевелились.
— Идите вперед, — сказал Макс. — Дайте мне лопату, я пойду последним.
Одни прошли несколько домов, оглянулись. Волки шли за ними, держа дистанцию.
— По случаю праздника твой серый решил друзей привести, — сказал Никита. — Говорили тебе, что кормить никого не надо.
— Все нормально, на троих они не бросятся. И лопаты их смущают.
До колодца они дошли без приключений. Волки отстали, им показалось, что они остановились у дома, где жил больной старик.
— Вот такой у нас Новый год, — сказал Панкрат. — Будет, что вспомнить.
Он смахнул снег с крышки колодца, прищурил глаза, втянул ноздрями воздух.
— Это еще что такое!
Луна поднялась выше, ее свет слепил глаза, тени стали чернее, окружающие пустые избы и ветви спящих деревьев загораживали часть звезд. Вроде все было ожидаемым, понятным, но что-то настораживало, вызывало тревогу. Это что-то было чужим, чего сейчас не до