— Ух ты, — сказала Наташка. — Леша, ты такой вежливый, такой галантный, я тут сижу и за себя непрерывно краснею. Давай-ка лучше выпей, закуси и ложись отдыхать. Мы тут без тебя справимся.
Началась суматоха. Наташка полезла с фонарем в подпол, привела полную ревизию, притащила оттуда две морковки, соленые грузди и пять соленых огурцов. Один огурец сразу схрумкала, сказала, что в Москве таких не купишь, а грузди она приготовит по своему рецепту. Она быстро отмыла плесень, капнула подсолнечного масла, нашла где-то бутылку уксуса, разбавила его, налила, нарезала лук, кольца положила сверху, поставила тарелку на стол, отошла, полюбовалась, взяла вилку, съела один груздь, второй, сказал, что ее надо держать за руки и принялась чистить картошку.
— Это мужское занятие, — попытался остановить ее Панкрат.
— Мужик на кухне, как баба на корабле, — фыркнула Наташка. — Иди лучше умойся и прими душ. От тебя пахнет, как от слишком настоящего мужчины.
— Какой душ, — захлопал глазами Панкрат. — Ты забыла, куда приехала?
— Тогда топи баню, мы все пойдем мыться.
— Баня только у стариков, — сказал Панкрат. — У бабы Маши в бане склад ненужных вещей.
— Тогда идите все на улицу и разотритесь снегом, — приказала Наташка.
— Вот почему я никогда не женюсь, — сказал Макс. — Жили мы спокойно, пахли в свое удовольствие.
— А теперь будете пахнуть в мое удовольствие, — сказала Наташка. — Все, марш на улицу. Хотя бы рожи свои помойте.
— Мужики, — прошептал Макс, — шампунь и мыло брать?
— Брать, брать, — сказала Наташка. — Шептуны, блин! И запомните, у женщин уши, как у зайцев, нам ими любить надо.
— Совсем другое дело, — сказала Наташка, когда они вернулись в комнату. — Румяные, чистые, любо дорого посмотреть. А что у вас с волосами, они как у ежей иголки торчат. Вы что, их и правда шампунем терли?
— Приказы не обсуждаются, — сказал Панкрат.
— Боже, идем в сени, я видела таз, чайник теплый, я вам на головы полью. У вас хоть полотенца чистые есть?
— Полотенца… — протянул Никита, — мужики, а где у нас полотенца?
— Понятно, — сказала Наташка. — Оказалось, что вас надо не только физически, но и морально спасать. Что бы вы без меня делали.
Тут к столу подошел Костомоев.
— Слушайте… — он замялся. — Я все понимаю, Новый год, игрушки, какие-то старики. Но тут нам негде спать. Я насчитал всего три спальных места. А что, если нам отправиться в город прямо сейчас? Я там видел гостиницу, переночуем, а утром в Москву.
— Мы обещали встретить Новый год со стариками. Для них это радость на всю зиму будет.
Костомоев покрутил головой.
— Можно заехать, извиниться.
Наташка потянула его за свитер, заставила сесть за стол.
— Костомоев, угомонись. Налей-ка лучше нам всем по капелюшечке. Я, благодаря тебе, уже пьяная, но дополнительно согреться не помешает. Ты посмотри, мужчины еле на ногах стоят, мы их по дороге потеряем. Вспомни, какие по дороге вые… выдо… выболдины… выдолбины, проемины и сугробы. А овраг этот чертов? Мы там застрянем, замерзнем, а у меня большие планы на следующий год.
— Я могу спать на полу, — сказал Панкрат.
Никита сказал, что провести новогоднюю ночь на полу — это его давняя мечта. Макс пошел бриться, Панкрат с Никитой заняли за ним очередь. Наташка занялась картошкой, но вдруг бросила, подошла к Максу.
— Максик, дорогой, я тут в твоем ноутбуке поковырялась. Хотела убедиться, что это ты тут живешь. И знаешь… Кое-что прочитала, ты уж прости, это же по делу. Хорошо ты пишешь. Местами непонятно, но тоже хорошо.
Макс выключил бритву.
— Ну что вы с Варей за бабы такие! Носы бы вам обеим укоротить. Значит так, комментариев не будет. Считай, что все написано пером, продолжение поговорки знаешь.
— Прости, рада, что хоть не треснул по моей глупой башке.
В половину десятого все были готовы. Наташка осмотрела мужчин, сказала что ни в одного из них она бы не влюбилась, но если бы кто-нибудь из них спас ее жизнь, то она бы задумалась.
— Леша, — сказала она Костомоеву, — ты бы с ними пошел в разведку?
— В разведке — главное маскировка, — сказал он. — А в такой одежде их никогда за разведчиков не примут.
— Разумно говоришь, — сказал Наташка. — Ну что, дорогие мои мужчины, потопали?
Глава 19. Новогодняя ночь
Волк стоял у калитки и внимательно следил за подходящей компанией.
— Собака-бабака! — сказала Наташка, подошла к калитке, облокотилась на штакетник. — Ты откуда такая красивая? Заблудилась?
— Это волк, — Панкрат попытался подвинуть ее. — Он сюда каждый вечер приходит.
— Ручной? — Наташка захлопала в ладоши. — Волчок, серый бочок, здравствуй! Не узнала тебя.
Волк присел на задние лапы, не отрываясь смотрел на нее.
— Давай знакомиться. Меня зовут Наталья Николаевна Шафрановская. А тебя как?
Волк наклонил голову.
— Молчишь? Это невежливо. Хорошо, я могу и на твоем языке. У-уу-ууу…
Волк не сводил с нее глаз.
— Может ты голодный?
Она подняла крышку кастрюли, которую держал Никита, бросила волку кусок картошки. Волк не шелохнулся.
— Вот ты как! Тогда, до свидания, иди к своим дружкам.
Она сняла варежки, засунула в рот мизинцы и громко свистнула.
— Ого! — восхитился Панкрат.
Волк встал, повернулся, затрусил вдоль улицы.
— То-то же! — Наташка повернулась к мужчинам. — Идите за мой, я буду волков отгонять.
Никита тронул ее за плечо.
— Ну глупи, с волками шутки плохи. Никогда не знаешь…
Панкрат снял с плеча ружье.
— Наташа, Никита прав, я пойду первым.
Наташка посмотрела на ружье.
— Вы что, хотите тут охоту на волков устроить? Я сама наполовину волчица, я их понимаю. Волков я не боюсь, если они сюда прибегут, то будут меня облизывать и махать хвостами.
— Ну-ну, — сказал Панкрат.
И они пошли. Мороз усилился, снег под ногами скрипел громко, со звонким хрустом. Панкрат шел за Наташкой, любовался, не верил, что женщина, которая приходила ему во снах, идет рядом, легко, почти вприпрыжку, что-то говорит, размахивает руками в белых варежках. Ему нравилось в ней все: белая шапочка, короткая шубка из светлого меха, черные брюки, белые уги. Нравилась походка, ее веселость и смелость, граничащая с бесшабашностью. Нравилось, что она придумала, как их найти, не побоялась нестись ночью на снегоходе, как ловко и быстро запекла картошку. Нравилось даже, что она выпила и стала ближе, роднее, поглядывала на него, улыбалась.
До середины улицы они дошли без приключений, но перед домом, где жил больной старик, пришлось остановиться. У сломанной калитки, около огромного сугроба стояли три волка. Стояли неподвижно, смотрели на них, их глаза поблескивали в свете луны.
— Черт, — сказал Никита. — Панкрат, стрельни поверх голов.
Панкрат поднял ружье. Наташка рукой надавила на стволы.
— Я вам стрельну, стрелки ворошиловские. Тут надо по-другому.
Она подошла к волкам. Их разделяло не более пяти метров.
— Вот что, серые, — начала она твердым голосом. Ни капельки страха не было в ее речи. Так говорят учительницы расшалившимся школьникам. — Мы идем праздновать Новый год, чего и вам советую. Давайте-ка, голубчики, бегом в лес, поймайте там зайца и празднуйте сколько хотите. А я, ваша королева, идут пить коньяк, запивать шампанским и закусывать печеной картошкой. Вам это невкусно, так давайте-ка отсюда бегом, пока я не рассердилась.
Волки не шелохнулись.
— А ты, серый бочок, я тебя узнала. Чего задумался, покажи пример.
Она сняла варежки, свистнула. Волк, стоявший впереди, сделал шаг навстречу, повернулся и медленно побежал вдоль улицы к лесу. Другие последовали за ним.
— Вот и все. А вы стрелять, стрелять. Патроны берегите. Может, ночью мы на охоту пойдем. Или придется пьяного Деда Мороза отпугивать, Снегурку от него спасать.
Дошли до поворота, прошли пустой дом, остановились у калитки дома стариков.
— Смотри, волки вернулись, — сказал Никита.
Три тени мелькнули у поворота, устремились по улице.
— Медом там что ли намазано, — Панкрат повесил ружье на плечо. — Опа! — он посмотрел на дом стариков. — Почему окна темные?
Он потянул носом воздух.
— Дымом пахнет, а света нет. Они что, спать легли?
— Пусть спят! — Наташка решительно направилась к крыльцу. — Мы тихонько накроем стол, выпьем, а полдвенадцатого их разбудим.
Вошли в сени, открыли дверь в комнату, Никита пошарил по стене, нашел выключатель, щелкнул. На столе стояла водка и шампанское, рядом в миске плавали в рассоле огурцы и зонтики укропа, на другой тарелке краснели соленые помидоры, стопкой стояли неоткрытые банки шпрот, ветчины и какой-то рыбы в томатном соусе. Наташка подошла к столу, подняла полотенце с большой доски, стоявшей на краю стола.
— Пироги, с творогом, еще с картошкой и грибами — она потрогала пироги пальцем. — Холодные, давно пекли.
Она оглядела стол.
— А почему только четыре тарелки?
— Остальные разбились, — сказал Панкрат. — А купить тут негде.
— Черт, и живут, наверное, не жалуются. Чтобы вы без меня делали?
Она взяла сумку, которую держал Костомоев, достала стопку бумажных тарелок и коробку с пластиковыми вилками.
— Хозяюшка! — восхитился Макс. — Ты бы Варю мою жить научила.
— Еще умница и красавица, — сказала Наташка. — От вас правильных комплиментов не дождешься. Спасибо родителям за хорошие гены. А вы что молчите? Куда хозяева делись?
Никита осторожно заглянул в одну спальню, другую.
— Нет никого!
— Как это нет?
Это сказали почти все. Панкрат тоже заглянул в спальни, вышел на веранду.
— Странно.
Никита хлопнул себя по лбу.
— Творог, как я мог забыть. Они, наверное, корову доят! Я мигом.
Он выскочил на улицу, все облегченно вздохнули.
— Парного молока сейчас попьем, — сказал Никита. — Сметана и творог у них высший класс.
Вернулся Никита, держа в руках два грязных яйца.