бработки. Иногда эти ребра доходят до археологов в сломанном виде (Костенки I, Авдееве, Планар и др.). Причем чаще сохраняются рабочие концы, так как заглаженность их играет роль фактора консервации. Археологи приписывают им различные функции. Одни видят здесь орудия для снимания шкур, другие — заглаживания швов, третьи — выбивания снега из одежды и т. д. Во всех случаях они опираются на этнографические параллели.
Исследованием выявлены на концах некоторых предметов признаки усиленного трения о пластическое, прогибающееся под давлением вещество. Следы изнашивания показывают, что движения этим орудием осуществлялись «от себя». Угол установки орудия на предмет колебался в пределах от 25 до 50°. Мы рассматриваем такие предметы в качестве орудий для лощения и втирания жиров в обрабатываемую кожу.[294]
Неолитические лощила были более разнообразны как по форме, так и по материалу. Заслуживают внимания лощила из Нарвы I, сделанные из рога лося. Серия около двух десятков орудий, найденная в разной степени сохранности, имеет размеры от 7 до 14 см длины, отличается массивностью, скошенным рабочим концом, слегка выпуклым в профиле и закругленным по краю. Профиль рабочего конца указывает, что ось орудия в процессе лощения находилась под углом 30—35° к плоскости обрабатываемого предмета. Лощилом работали преимущественно одной рукой, но не исключено, что левая рука принимала участие в усилении давления. Линейные следы изнашивания на заполированной поверхности выпуклого рабочего конца расположены почти прямолинейно. Это значит, что кинематика работы ими не отличалась от кинематики работы палеолитическими лощилами из ребра. Орудия выпилены абразивной пилой, обточены на песчаниковой плите. На некоторых экземплярах можно отметить следы насечек для уменьшения скольжения руки. Для обтачивания выпуклой рабочей части орудия существовали абразивные плиты из мелкозернистого песчаника. На их вогнутой поверхности сохранились следы движения шлифуемого предмета. Типологически орудия относят к категории «мотыг».
К более поздним лощильным орудиям можно отнести «коньки», известные археологам в памятниках начиная с I тыс. до н. э. Это — пястные, плюсневые и лучевые кости быка и лошади, имеющие на одной стороне правильные пришлифованные площадки. В результате анализа следов изнашивания на этих предметах было высказано предположение о применении их в качестве гладильников для отделки древних шерстяных тканей. Однако использование их для лощения кожи могло быть второй функцией.[295]
Для меха существенной операцией было пушение бахтармы, чем достигалось разрыхление и разминка ножевой ткани. Склеившиеся в результате сушки волокна дермы разъединялись, появлялся ворс, поверхность бахтармы приобретала мягкость и пластичность, ровность я чистоту. В палеолите это делали яри помощи того же кремневого скребка, которым удалялась мездра. В эпоху мустье это мог быть один процесс, завершающийся жированием и разминкой. К такому заключению приводит эксперимент. Мех становился годным к употреблению, хотя качество его оставалось низким. В позднем палеолите, возможно, после сушки, мездрения и пушения бахтармы следовало дубление. Земледелие, оседлость и глиняная посуда позволили в эпоху неолита еще расширить цикл механической обработки меха и кожи, хотя археологической документации пока нет.
Использованию меха и кожи для одежды и технических целей предшествовала операция — раскрой этих материалов на заготовки, на ремни и другие детали. В палеолите резаки для кройки меха и кожи еще имели случайные формы, поэтому выявлены очень слабо. В Костенках I трасологически были выделены лишь два резака. Один из них представлял небольшую пластинку, конец которой имел закругленное лезвие, непреднамеренно полученное при отщеплении ее от нуклеуса. Этот конец и был использован в качестве рабочей части для.кройки кожи. Трехгранная в сечении пластинка[296] зажималась между тремя первыми пальцами и ставилась на предмет обработки под углом 10—35°.
Второе орудие было четырехгранной пластинкой с ретушью и резцовым сколом по одному краю. Край, затупленный резцовым сколом, служил для упора указательного пальца в процессе работы. В основе своей это был мясной нож, о чем говорит равномерная заполировка на лезвии, подправленном тонкой ретушью. Передний угол лезвия, наиболее залощеный от работы, носит линейные следы, соответствующие по своему направлению следам на кожевенных ножах. Размеры описанных резаков, их форма указывают на аддукционное движение в процессе работы.
Рис. 54. Кремневые проколки мустьерской эпохи.
А — В — стоянка Сухая Мечетка; Г — Рожок I.
Другую характеристику получают ножи-резаки для кройки кожи неолитической эпохи, особенно балтийско-арктического неолита. В Сибири и на Урале мы встречаемся с кремневыми нешлифованными резаками. На севере Европы кожевенные ножи представляют шлифованные шиферные изделия, достигшие высокого технического уровня. Эволюция этих резаков прослеживается на материале арктического поселения Варангер в Норвегии, жители которого занимались зверобойным и рыболовным промыслом.[297] Здесь сохранились все типы кожевенных ножей, начиная с шлифованных листовидных наконечников, служивших одновременно и резаками в начале эпохи. В дальнейшем от этой симметричной формы наконечника ножа ответвляется другая, предназначенная только для функций кройки. Черенок делается не прямым, а под углом 30—35°. На следующем этапе рабочий край резака становится более выпуклым, черенок-ручка отклоняется от центральной оси еще на 10°.
На третьем этапе мы видим уже коленчатый резак с рабочей частью, сдвинутой на 50—55°. Коленчатый нож, найденный в Фивмаркине, имеет угол 90—100°, достигая своего предела.
Коленчатые резаки были приспособлены для абдукционного движения руки, допускающего приложение большой силы. При таком направлении мастер более точно контролировал работу руки и свободнее кроил большие кожи или шкуры.
Для сшивания служили проколки и шилья. Есть основание считать, что их делали и применяли в мустьерскую эпоху. Серия проколок выявлена среди материалов Сухой Мечетки (рис. 54, А—В). Типологически она представляла группу мелких остроконечников, небрежно сделанных из небольших отщепов, до 50—55 мм длиной. Тщательный анализ поверхности обнаружил два рода следов изнашивания: 1) от пальцев рук и 2) от работы в результате прокалывания. Первые располагались на выступах рельефа широкой части орудия. Выступающие участки на брюшке и спинке были сглажены. Очевидно, при работе проколку держали руками, сильно загрязненными землей. Рабочий конец проколки в одном случае носил следы изнашивания на глубину до 15 мм. Такое глубокое протыкание кожи следует относить к разряду грубого пошивного процесса.
Иное впечатление создается при изучении проколок из Рожка I и II. Длина двух — 25—27 мм, третий достигает 38 мм. Они, как и весь комплекс в целом, сделаны более деликатно. Тонкой ретушью оформлены жала проколок (рис. 55, А, Б). Две малые проколки наготовлены из треугольных отщепов, третья, побольше, — из овально-листовидного (рис. 54, Г). Следы работы носят характер общей затупленности жала. Микрометрическое измерение следов показало среднюю длину линии изнашивания 0.1—0.4 мм, толщину — 0.001—0.015 мм. Микрофото (рис. 55, А, Б) позволяют сравнивать степень затупленности двух проколок.
По-видимому работа производилась женщинами. Проколки зажимались между концевыми фалангами большого и указательного пальцев. Они полностью перекрывались подушечками пальцев, оставалось свободным только жало. Очевидно, уже в эту эпоху существовали простейшие приемы соединения отдельных кусков шкуры. Вероятно, сшивались сумки для ношении детей, меховые рубахи для подростков и взрослых, накидки, одеяла, мешки для переноса пищи и предметов первой необходимости. Соединительным средством могли служить тонкие сыромятные ремешки из кожи мелких животных.
Опираясь на сибирские палеолитические статуэтки (Мальта, Буреть) и другие изображения, следует думать, что шитье одежды в позднем палеолите поднялось на новую ступень. Комбинезоны, головные уборы, штаны, рубахи, обувь изготовлялись из меха и кожи, сшивались костяными иголками посредством сухожилий. Употреблялись кремневые проколки и костяные шилья. Форма проколок, выработанных из узких призматических пластинок, удлинилась, жало стало более тонким, с углом заострения до 10°. Такое шило не рвало и не резало кожи, а лишь протыкало, намечая точку отверстия, которое подправлялось костяным шилом. Последнее растягивало, раздвигало волокна кожи, а после прошивания волокна снова смыкались, сжимая сухожильные нитки.
Как обрабатывались сухожилия для пошивных целей в палеолите и как сшивались кожи, мы не знаем. В Сибири остатки шитого изделия из кожи обнаружены А. П. Окладниковым в Фофанове — погребении ранне-карасукского времени (Забайкалье, дельта р. Селенги, эпоха ранней бронзы). По всей вероятности, похоронен был новорожденный или даже недоношенный плод. Он был зашит в кожаный мешочек, от которого уцелела лишь часть вместе с парой косточек погребенного. Сохранился шов, прошитый тонкими сухожильными нитками. Последние имели толщину 0.3 мм и даже менее. Детали сложного шва (типа «бархатного») с уплотненными стежками просматривались только в бинокуляр. Выполнялась ли эта работа костяной иглой с ушком? Можно допускать, что шитье погребального мешочка исполнялось способом уколов тонким шилом и продеванием упругой сухожильной нити. Уже изготовлялись медные и бронзовые иголки, хорошо известные в погребениях на pp. Лене и Ангаре. На р. Лене (Бугачан) открыты и сухожильные нитки, заключенные в костяном игольнике.[298]
В памятниках до династического Египта найдены образцы обработанной кожи. В частности, обнаружены обрывки кожи в бадарийских могилах.