В охоте на птиц австралийцы применяли имитацию птичьего крика голосом или с помощью инструментов — набора труб, свистков, вибраторов из листьев и травы. У океанийцев этот ассортимент был богаче. Кроме того, они обладали птицами-манщиками, которые отсутствовали у аборигенов в Австралии. Приучали попугаев, куропаток, голубей криками и воркованьем привлекать диких особей к месту расположения пружинных силков.[618] Число силков достигало тридцати, и располагались они по кругу, в центре которого помещалась на привязи птица-манщик. Некоторых манщиков дрессировали с птенцов, выкрадывая их из гнезд, и развивали воинственные инстинкты, побуждающие забияк вступать в поединки с дикими петушками.
На о-вах Гильберта, Науру, Эллис и др. существовала ловля фрегатов при помощи бола на специально изолированном участке морского берега. Вокруг места охоты имелся комплекс построек. Ближе к морю находился большой навес для птиц-манщиков с насестами. Рядом располагалась постройка-кормушка, а позади навеса — жилища мастеров-метальщиков, ловцов птиц и лекаря-жреца. Несколько поодаль стоял дом начальника охотников на фрегатов, а за ним сарай, куда помещали пойманных птиц.
Во время ловли фрегатов охотники вели уединенный образ жизни. Пищу для людей и птиц доставляла группа рыбаков, тоже лишенная общения с внешним миром. Длительность ловли зависела от удачи. Охота продолжалась до тех лор, пока не было поймано 30 птиц, что при неблагоприятных обстоятельствах могло продолжаться не один месяц.
Фрегат (Tachypetes aquilus) имеет около 1 м в длину и 2—2.5 м в размахе крыльев, отличается большой скоростью полета, длинным крючковатым клювом и сильным телом. Он принадлежит к птицам, не поддающимся одомашнению. Приручение пойманного фрегата к роли манщика проходило через суровую систему обработки. Плененная птица привязывалась крылом к чурбану, усаживалась на открытый насест, чтобы привыкнуть к близости людей и получению из их рук рыбы и научиться узнавать своего хозяина-охотника. После этого хозяин-охотник подрезал перья крыльев, т. е. ставил свою метку. Птица жила в сарае, могла отправляться на берег моря, плавать и летать с другими манщиками.[619]
Вполне обученные манщики во время полетов присоединялись к стаям диких фрегатов и увлекали их за собой. Стаи диких птиц подлетали все ближе и ближе к охотничьей территории. В это время полуприрученные манщики, привязанные к колодкам, приветствовали их своими криками. Охотники, занимающиеся кормлением манщиков, бросали в воздух рыбу, которую сначала хватали только прирученные птицы, а затем и дикие. Когда дикие фрегаты начинали пролетать достаточно низко над землей, охотники взбирались на платформы со своими снарядами. Первым метал начальник охотничьей группы, за ним — другие охотники. Охота на фрегатов имела спортивно-культовое значение.
Свойства некоторых птиц, особенности их повадок толкали океанийцев на использование крючков для их ловли. На крупные рыболовные крючки, наживляемые рыбой, охотники-маори в Новой Зеландии ловили альбатросов (Dioxnedea exulans).[620] Ительмены при помощи манщиков и крючков ловили морских чаек.
На Новой Зеландии и Новой Каледонии сохранились простые способы ловки уток руками, аналогичные австралийским. Одновременно здесь из практики возникли и новые приемы. В период годичной миграции, когда серые утки садились отдыхать на спокойные воды лагуны, туземцы подплывали к ним, маскируя свои головы корзинками. Плетеная структура этих «скафандров» позволяла охотнику и дышать, и видеть птиц.
Следующим шагом в ловле уток можно считать употребление высушенной тыквы с отверстиями для глаз и доступа воздуха.[621] В сезон прилета уток на водоемы большими стаями апаши (Северная Америка) сначала пускали на воду пустые сушеные тыквы, чтобы приучить птиц к их виду. Когда утки переставали обращать на них внимание, охотники сами погружались в воду и начинали издали подплывать к уткам с тыквами на головах, имея при себе мешок или сетку- Приближаясь к птицам, охотники подражали покачивающимся движениям пустой тыквы от ветра на воде. Есть сведения об употреблении такого способа в Мексике, на Антильских островах, в Панаме, Аргентине и других странах Америки. В Западной Европе этот способ в недалеком прошлом применялся охотниками ряда стран. В Индии шлемами служили легкие глиняные сосуды, а приманкой — чучела птиц.
Наиболее усовершенствованным аппаратом был китайский скафандр. «В других местах, — писал в XIX в. Дабри де Тьерсан, — совершенно голые люди входят в воду так, что над водою остается только их голова, покрытая своего рода шлемом с дырочками, позволяющими видеть и дышать. На плечах, вокруг головы помещается кормушка, наполненная приманкой, привлекающей птиц. Как только они садятся до этот аппарат, человек их схватывает и сажает в сетку.[622]
Нельзя не коснуться и ловли птиц на клей из плодов хлебного дерева. На Гавайском архипелаге так ловили мелких птиц (Vestiaria sp. и Himatione sp.) с красивым оперением, которое шло на выделку украшений, на головные уборы (венки, шлемы, султаны), накидки для знати.[623]
Контрастом к охоте на гавайскую птичку может служить охота маори на Южном острове (Те-Вай-Пудому) на моа (Dinornis), сохранившихся в Новой Зеландии от предшествующей геологической эпохи.[624] Огромные птицы имели до 4 м высоты, отличались плоским черепом, широким клювом, длинной шеей, крыльями в зачаточном состоянии и толстыми трехпалыми ногами, наделенными большой силой. В течение двух веков маори, вооруженные копьями, вели облавную охоту на моа, разоряли их гнезда, чтобы завладеть яйцами. Судя по преданиям и археологическим данным, некоторые группы маори селились в пещерах, подобно человеку палеолитического времени, К числу таких пещер относится Моа в Самнере, где в 1874 г. вел раскопки А. Мак Кей. На глубине 1.2 м оказались кости моа вместе со следами жизни человека.
Неолитическая охота по археологическим данным в южных и северных областях Африки, Азии и Средней Европы
Аллювиальные долины великих рек Африки и Азии, черноземные и лёссовые равнины Европы, горные плато Америки являлись первыми очагами растениеводства и животноводства. Территории тропических лесов, саванны, пампасы, прерии, все леса северной зоны трех материков, Австралия оставались на уровне охотничьего хозяйства, рыболовства и собирательства.
В странах раннего земледелия охота продолжала существовать, сохраняя подсобное значение. В Египте охотились на антилоп, диких свиней, диких коз, гиппопотамов, львов, ловили черепах и рыбу. Охоту на диких свиней и львов вели ранние земледельцы-скотоводы Двуречья. В Средней Азии в это время били безоарового козла, дикую свинью, барана (Ovis orientalis), джейрана, волка, лисицу.[625]
Продвигаясь к югу от субтропической зоны раннего земледелия, мы убеждаемся, что роль охоты возрастает и она сохраняет доминирующее положение в балансе неолитического хозяйства. На поселениях Яуа и Эс-Шахейнаба близ Хартума в Судане вместе с остатками прирученных коз и собак рядом с керамикой и полированными орудиями обнаружены многочисленные кости буйволов, антилоп, кабанов, жирафов, обезьян, дикобразов, черепах, крокодилов, питонов, рыб. Из охотничьих орудий найдены цилиндрические и плоские гарпуны, крючки. Возраст Эс-Шахейнаба 3110±450 и 3490±380 лет до н. э.[626] Здесь фактически еще господствовали охота и рыболовство.
В раннем неолите Индокитая и Индонезии мы находим повсеместно признаки охоты, рыболовства и собирательства. Об этом говорят пещерные стоянки Бакшона в ДРВ, пещеры Явы (Гува-Лава)[627] и других островов. Никаких признаков земледелия или животноводства еще нет. На стоянках Бакшона[628] (Фо-Бинь-зя, Ha-Те, Бин-Лотаг, Ву-Муанг, Ланг-Люк, Ланг-Вань и др.) есть пришлифованные топоры, песты для растирания зерен диких растений. Встречаются украшения из раковин, зубов животных, глины, камня, охра, железистые конкреции для изготовления краски. Среди многочисленных остатков различных моллюсков часто попадаются разбитые кости носорога, слона, дикой свиньи, быка, буйвола, оленя, тибетского медведя, обезьян (макак) и других животных. Об орудиях охоты судить труднее. Каменных наконечников не установлено — вероятно, были бамбуковые. С крылатыми к листовидными наконечниками из камня мы встречаемся лишь в пещере Гува-Лава. Мелкие наконечники указывают на применение стрел с луками. У более поздних насельников этой пещеры для охоты служили костяные и роговые наконечники — об этом свидетельствует инвентарь верхнего слоя. Охотники Гува-Лава принадлежали к австралоидным и папуасским типам.
Нет доказательств, что в позднем неолите уменьшается роль охоты, рыболовства и собирательства. Это вытекает из изучения стоянок Ханг-Рао и Ке-Тонг в ДРВ.[629] Добыча охотников состояла из носорогов, тибетских медведей, оленей, кабанов, больших макак и других животных, принадлежащих к современным видам. Несколько иную картину дает дюнная стоянка Бау Чо в 1.8 км от деревни Там-Тоа.[630] Здесь широко использовались ракообразные, моллюски, рыбы, черепахи, водоплавающие птицы и дюгони. Из наземных — кабан, олень и хищники. Здесь мы видим преобладание рыболовства, прибрежного собирательства и охоты на морского зверя. Охота в Индокитае утратила значение там, где условия вели к земледельческому хозяйству. Памятником такого рода можно считать поселение Сомрон-Сен в Камбодже, расположенное на мощных отложениях дельты Меконга.