Например, тридцатипятилетний мужчина начал рассказывать о своем детском опыте – его воспитывал жестокий отец-алкоголик. Когда пациент начал рассказывать свою историю, его глаза наполнились слезами, руки задрожали, и он отвернулся от терапевта. Он смолк и, казалось, замер с выражением ужаса на лице. Терапевт воспринял это состояние как «всепоглощающее». Затем пациент снова заговорил, но на этот раз уже о положительных качествах своего отца. Он вытер слезы и попытался «собраться» и не «так сильно беспокоиться о прошлом», но на уровне невербалики состояние осталось. Мы видим, как этого пациента захлестнули имплицитные элементы, воспоминания о детстве, вызванные рассказом о гневе отца. Когда сменился «курс» беседы, удалось рассеять только часть имплицитных воспоминаний. Несмотря на это, до конца сеанса сохранялось чувство страха и униженности.
Задача в подобных случаях состоит не только в том, чтобы слушать слова, но и в том, чтобы наблюдать за невербальными проявлениями, которые позволяют нам узнать, что другие люди переживают и помнят. Мы должны учитывать: только часть памяти может быть облечена в текст. Умение быть открытым для множества видов общения является фундаментальной частью знакомства с жизнью другого человека.
Инфантильная амнезия
Уже более века врачам-клиницистам известно о нарушении способности детей старшего возраста и взрослых вспоминать первые годы своей жизни. Первоначально считалось, что этот «барьер памяти» приходится на возраст пяти-семи лет. Исследования в области психоанализа предполагали, что инфантильная амнезия возникает из-за каких-то травмирующих переживаний, которые блокируются, и что одним из направлений лечения должно быть раскрытие этого «барьера вытеснения».89 Но современная наука не поддерживает эту точку зрения. Психологи, которые занимаются вопросами развития, также по-разному относятся к инфантильной амнезии. Они предполагают, что незрелость в ощущении себя, в ощущении времени, незрелость вербальных способностей – факторы, ограничивающие воспоминания в период до двух-трехлетнего возраста.90 Нейробиологи, исследующие эту форму амнезии, рассматривали развитие гиппокампа/медиальной височной доли и орбитофронтальной области в течение первых лет жизни как возможный медиатор феномена инфантильной амнезии.91 Эта точка зрения поддерживает наблюдения психологов, занимающихся вопросами развития, которые связывают эту форму амнезии с нейробиологией. Для эксплицитной памяти может потребоваться созревание нервных структур гиппокампа, чтобы обеспечить полное выражение сначала семантической, а затем и эпизодической памяти.
Давайте рассмотрим такой пример. Годовалый ребенок способен имплицитно вспоминать всевозможные переживания: возбуждение при шуме машины, въезжающей в гараж, – он на каком-то эмоциональном уровне знает, что это мать возвращается домой; процесс обучения ходьбе; создание ментальных моделей для повторяющихся переживаний. У ребенка уже развилась способность к обобщенным воспоминаниям, которая называется «общее знание событий».92 В возрасте до восемнадцати месяцев начинает формироваться способность вспоминать последовательность событий.93 Таким образом, появляется возможность кодировать и воспроизводить факты из определенного опыта. Это можно рассматривать как форму семантической памяти – знания о конкретных событиях могут восстанавливаться спустя долгое время.94
Примерно к полутора годам у ребенка развивается поведение, основанное на самореференции, которое раскрывает чувство непрерывности «я» во времени. Ко второму году рождения ребенок уже может начать рассказывать о событиях, которые с ним произошли. В ходе взросления самоощущение развивается более полно, постепенно появляется эпизодическая память и способность к мысленным путешествиям во времени. По мере развития префронтальных областей эта способность становится все более сложной. Развитие продолжается во взрослом возрасте, в связи с чем способность к самосознанию и автоноэтическому сознанию углубляется на протяжении всей жизни. Уже в двухлетнем возрасте ребенок может сказать, что видел утром собаку или что ходил в гости к дедушке. Он может рассказать о своем текущем опыте и может вербализовать свое ожидание будущих событий. Может говорить о своих недавних воспоминаниях, но не может эпизодически вспомнить время, когда был младенцем. Однако некоторые факты, которые он усвоил на втором году жизни, могут быть вполне доступны в семантической памяти – например, названия предметов и то, что вещи делают. Есть разные точки зрения на природу и время возникновения декларативной или семантической эксплицитной памяти,95 но некоторые исследователи предполагают, что даже младенцы в довербальный период развития могут вспомнить факты ранних переживаний и сегментировать память на категории, связанные с событиями.96 В работе Патрисии Бауэр и ее коллег говорится, что даже переживания детей первого года жизни могут быть довольно точно воспроизведены в устной форме через много месяцев. Эти воспоминания, вероятно, являются частью эксплицитной семантической памяти, а не производными от еще недоступного автобиографического процесса.97
Некоторые авторы утверждают, что детская амнезия не является нарушением общей эксплицитной памяти, а скорее связана с отставанием в развитии эпизодической памяти в рамках эксплицитной обработки.98 Подтверждением этой точки зрения служат данные о том, что дети даже на втором году жизни обладают замечательной способностью запоминать факты о новом опыте с большой точностью.99 Таким образом, исследования показывают, что семантическая эксплицитная память вовсе не повреждается с самого раннего возраста.
Как развивается эпизодическая память? Для ответа на этот вопрос будут полезны выводы, сделанные в ходе изучения того, как опыт влияет на автобиографическую память. Дети, которые чаще говорили о своих воспоминаниях с родителями, позже могут вспомнить больше подробностей о своей жизни.100 «Разговор о памяти» – это разговор, в ходе которого родители сосредоточивают свое внимание на содержании воспоминаний ребенка. Еще одно наблюдение: родители, которые выбирают «развивающую» форму общения с детьми, формируют у них более богатое чувство автобиографической памяти. «Развивающие» родители обсуждают с детьми истории, которые они читают вместе, интересуются тем, что дети об этих историях думают. Есть и другой тип – «общение, построенное на фактах». Обсуждаются только события, факты, а не воображение и реакции ребенка. Способность вспоминать общий опыт у детей в этом случае будет развита меньше. Уровень «эмоционального знания» выше у детей, родители которых обсуждают с ними значение различных переживаний.101 Это «крайности» – между ними, вероятно, есть множество других стилей общения. Но сделанные учеными выводы подтверждают общий принцип: опыт межличностного взаимодействия оказывает прямое влияние на развитие эксплицитной памяти, а также сказывается на понимании внутренней природы разума. Как утверждают Бауэр и его коллеги, «разговор, в котором участвуют дети и родители до, во время и/или после события, работает на организацию, интеграцию и, таким образом, на то, чтобы укрепить детскую память о нем».102
Значит ли это, что родители производят на свет детей, которые естественным образом, генетически, будут иметь те же самые черты? Нужно дождаться результатов дальнейших исследований – например, построенных на наблюдении за однояйцевыми близнецами, воспитанными отдельно друг от друга, и разницы в их нарративах.103 Очевидно, существует разница в нарративном опыте независимо от происхождения. В некоторых семьях постоянно ведутся развивающие разговоры о памяти. Подкрепляя такого рода опыт, родители могут улучшить способность детей описывать свои воспоминания и фантазии. Исследования показали, что дети, выросшие в семьях, где обсуждались эмоциональные реакции людей, как правило, больше интересуются переживаниями других и способны понимать их.104 Такие дети усваивают и важность высказываний о своих мыслях.
Исследования предполагают, что модели общения, опосредованные культурой, могут напрямую влиять на появление самоощущения у растущего ребенка. Например, в рамках одного из таких исследований выяснилось: люди, выросшие в Японии, воспринимали визуальный образ аквариума, отмечая его целостные особенности: то, как растения, камни и рыбы составляют часть более крупной морской композиции. Японцы американского происхождения, которым показали то же изображение, отмечали индивидуальные характеристики отдельной рыбы, подчеркивая ее цвет и анатомию, не акцентируя внимание на водной среде в целом.105
Как мы увидим в следующих главах, такая разница восприятия может отражать преимущественное развитие правого полушария у людей, выросших в Японии, которое отличает их от более «индивидуально ориентированных» американцев. Культура играет важную роль в том, как опосредуются паттерны социальных отношений и, следовательно, влияет на формирование мозга и разума.
Семья формирует ментальные способности детей, а культура продолжает влиять на ментальные способности на протяжении всей жизни. Память, самоощущение и идентичность формируются нашим социальным опытом. Наше самое «сокровенное», личное ощущение жизни, заключенное в автобиографических воспоминаниях, и наша идентичность на самом деле отчасти формируются отношениями с другими людьми. Каждое из этих переживаний усиливает способность к эмоциональной регуляции.106 Эти эффекты опосредуются ростом орбитофронтальных областей, ответственных за регуляцию эмоций, кодирование и извлечение эпизодической памяти.107
Отсутствие эксплицитных воспоминаний в раннем возрасте свидетельствует о разнице в развитии отдельных форм памяти. Первый год жизни, по-видимому, предполагает имплицитное, но не эксплицитное кодирование и воспроизведение. Цепочки, опосредующие различные формы имплицитной памяти, довольно хорошо развиты уже при рождении. Второй год жизни допускает эксплицитные воспоминания, которые, скорее всего, носят семантический характер. Вероятно, э