124
Голдберг и Коста расширяют этот аргумент, предполагая, что функциональные и анатомические исследования подтверждают мнение о том, что правое полушарие лучше приспособлено для интеграции «между областями».125 То есть правое полушарие имеет больше ассоциативных связей, интегрируя информацию в правом полушарии «горизонтально» по модальностям и создавая таким образом контекстуальную картину мира. Правое полушарие обладает способностью работать с контекстом и сложной информацией, а также способно интегрировать данные из различных каналов (таких как зрение, звук и осязание) в рамках одной задачи. Есть мнение, что таким образом правое полушарие лучше приспособлено для выполнения «параллельной обработки».
Левое полушарие, напротив, приспособлено для «вертикальной интеграции» в пределах корковых участков «своей» стороны, создавая связи, позволяющие детально оценить одиночный способ представления. Например, когда восприятельное представление соответствует «лингвистической» категории, это позволяет левому полушарию глубоко погрузиться в рутинные реакции в процессе обработки информации сверху вниз. Эти линейные отношения хорошо установлены и связывают конкретные входящие данные с конкретными данными «на выходе». Поэтому говорят, что левое полушарие создано для отклика на рутинные раздражители. Другими словами, восприятие реальности левым полушарием создается жестко установленными рамками лингвистического способа представлений – слов. Правое полушарие, напротив, предназначено для «новых» ответов на неожиданные стимулы. Эта асимметрия мозга создает функциональный контраст: «известное» слева, «новое» справа.
Пример этих двух способов восприятия реальности дает книга Бетти Эдвардс «The New Drawing on the Right Side of the Brain».126 В этом учебном пособии автор знакомит читателя с понятием церебральной латерализации и предлагает упражнения, в которых различия между двумя способами познания могут быть испытаны лично. По сути, когда левому полушарию говорят «замолчать», правое полушарие способно утвердить свой режим построения визуальной реальности. Результаты могут быть ошеломляющими; например, те, кто с детства разучился рисовать, могут быть позитивно шокированы тем, насколько активным может быть их правое полушарие. Как показывает книга Эдвардс, многие люди живут преимущественно в левополушарном режиме с его рутинным восприятием и поведением. Эта книга открывает новый способ познания мира, и, следуя рекомендациям, приведенным в ней, можно почувствовать себя по-настоящему живым.
Такой опыт дает человеку ясное представление о двух разных способах познания. Вопрос «левое или правое полушарие» в конечном счете здесь вообще не важен. Нас интересует субъективный опыт разума – различные способы бытия и восприятия, а не просто функциональная анатомия мозга. Разные режимы могут доминировать в нашем сознательном опыте в разное время. Открытие того, что эти режимы связаны с полушариями мозга, просто помогает нам понять нейрофизиологические механизмы, лежащие в основе познания.127
Нужно избегать чрезмерных обобщений в вопросе «двустороннего характера познания». Разные режимы восприятия и обработки постоянно «смешиваются» в рамках повседневной жизни. Левое и правое полушария постоянно взаимодействуют друг с другом, обмениваясь потоками энергии и информации. Творчество не есть «продукт» одного полушария. Счастье и другие сильные эмоции не возникают в результате пребывания в невербальном способе конструирования реальности. Левополушарный режим с его логикой и склонностью к контролю – не гарантия успеха. Эмерджентное качество полноценной жизни достижимо благодаря открытости «двустороннему» познанию. А мозг предназначен для интеграции разных режимов.128
Развитие ментального зрения: разум создает разум
Одной из основных форм информации, которую конструирует и обрабатывает разум, является само «чувство разума». Способность разума «созидать разум» развивается в раннем возрасте. Наша ранняя эволюция как сложного социального вида, возможно, зависела от способности «читать мысли других». Многие исследования указывают на особую роль срединных (медиальных) отделов префронтальной коры, особенно активных в правой части мозга, в создании внутренней картины себя и других.129 Эта область является частью нашей РПУ, опосредующей наше внимание к другим и себе. Напомним, что правое полушарие доминирует и в плане активности, и в отношении роста в первые годы жизни ребенка.130 Маленькие дети способны различать одушевленные и неодушевленные предметы и приписывать первым такие психические качества, как намерения, внимание, чувства. Дети рано узнают, кто на них похож, а кто на них не похож. К третьему году жизни они могут участвовать в символической игре, в рамках которой наделяют неодушевленные предметы свойствами одушевленных – наличием намерения и эмоциональной реакции.131 Эта игра включает в себя создание социальных взаимодействий и историй, в которых видна субъективная ментальная жизнь взаимодействующих персонажей. Как отмечают Фонаги и Таргет,
таким образом, развитие ребенка и его восприятие внутренних состояний в себе и других зависят от наблюдения за психическим миром родителя. Ребенок способен воспринимать психические состояния в той мере, в какой поведение его родителя подразумевало такие состояния. Это происходит, когда родитель играет с ребенком (отсюда связь между подражанием и ранней ментализацией), и в ходе взаимодействия на более простых уровнях (физическая забота и утешение, разговор со сверстниками). Именно это делает концепции ментального состояния, такие как мышление, по своей сути интерсубъективными; разделяемый с другими опыт является частью самой логики концепций психического состояния. Наиболее важным для развития ментализирующей самоорганизации является то, что, исследуя психическое состояние чуткого родителя, ребенок находит в собственном разуме образ самого себя как существа, мотивированного убеждениями, чувствами и намерениями, – это и есть ментализация.132
Таким образом, первоначальный обмен ментальным опытом закладывает основу для последующего ментального развития, включая приобретение сложных когнитивных способностей. Как это происходит?
Обращение к обработке информации помогает нам понять способность разума к «ментализации». Первоначальный обмен ментальным опытом закладывает основу для последующего ментального развития.
Мозг ребенка способен воспринимать информацию о субъективном психическом состоянии другого человека. Навыки чтения сигналов для создания картины разума другого могут предшествовать способности познавать собственный разум. Эти сигналы относятся к невербальной сфере, которую мы уже обсуждали: зрительный контакт, выражение лица, тон голоса. Важным аспектом коммуникации являются сигналы «совместной референции» (например, взгляд на третий объект или указание), которые содержат информацию о том, что отправитель фокусирует свое внимание в определенном направлении или на конкретном объекте. В течение первого года жизни совместные референции становятся общей формой общения. Именно на этом этапе ребенок начинает ощущать намерение другого человека; это позволяет понимать шутки, например притворяться, что «убегает» или «ест книгу», и получать от этого удовольствие. На этом этапе жизни и в дальнейшем разум способен обнаруживать, что у другого человека есть разум, фокус внимания, намерения и эмоциональное состояние. Проще говоря, у ребенка есть представление о разуме других – «теория разума». Как мы говорили ранее, модуль теории разума является компонентом большей способности «рефлексивных» или «ментализирующих» функций, которые в свою очередь являются важной чертой надежной привязанности.
При аутизме наблюдается неспособность «обнаруживать» разум другого человека. Но такое нарушение зависит не от опыта привязанности, а скорее от других факторов, от изменения определенных модулей мозга, опосредующих эту важную социальную способность.133 Саймон Барон-Коэн использовал термин «слепота разума» для обозначения неспособности видеть мысли других. Его точка зрения вызвала много вопросов и дискуссий в научном сообществе.134 Мы использовали противоположный термин «ментальное зрение» для обозначения врожденной способности воспринимать мысли других и самого себя. Барон-Коэн обсуждает центральную роль правой орбитофронтальной коры в опосредовании этого фундаментального процесса, структурно нетипичного для детей с аутизмом. Некоторые исследователи обнаружили, что система зеркальных нейронов не работает должным образом у людей с аутизмом и связанными с ним расстройствами.135 Но тот факт, что эти строительные блоки социального познания плохо функционируют, не обязательно означает их дисфункцию; могут присутствовать изменения в мотивации к использованию нейронного механизма, картографирующего свой и чужой разум.136 Если нервный процесс неактивен, это не обязательно означает, что система изначально нарушена. Можно сказать, что каким бы ни был механизм, непроработка ментальной стороны человеческих взаимодействий сопровождается социальными нарушениями.
В разуме, не способном обрабатывать сигналы от другого человека или создавать ментальные представления чужого разума, такая реальность буквально отсутствует. То есть разум другого как бы «не существует». Еще может случиться так, что воспринимающему не хватает способности размышлять о своем собственном разуме.
Но как такое может быть, что разум не может концептуализировать разум? Ответ прост. Без представлений в нейронных символах информации о разуме «внутри разума» просто нет. Субъективные переживания других «не существуют». Мы можем использовать структуру обработки информации, чтобы предположить, что означает ментальное зрение для разума и психического здоровья. Развитие ментального зрения позволяет людям определять области своей жизни, наполненные хаосом и ригидностью, а затем эта способность стимулирует рост интеграции в этих областях. Этот процесс подробно описан в этой книге в главе 10 и в ряде других текстов.