Развивающийся разум. Как отношения и мозг создают нас такими, какие мы есть — страница 72 из 140

навыки мониторинга внимания связаны с положительными результатами для психического и физического здоровья только в том случае, если они сопровождаются навыками принятия. Новая экспериментальная работа показывает, что изъятие обучения принятию из практик осознанности снижает их эффективность для работы со стрессом, положительными эмоциями и социальными отношениями. В целом наши данные показывают, что принятие является критическим механизмом регуляции эмоций в практике осознанности.17

В настоящее время изучается влияние практик осознанности на людей с биполярным расстройством, но тут многое зависит от вида расстройства – эффективность для I или II типа будет разной, и обобщений делать нельзя. Применение метода для данного человека нужно клинически оценить.18 Сфокусированное внимание, осознание и принятие могут мобилизовать нейронные цепочки саморегуляции, поскольку человек использует осознание для модуляции «внутренних ограничений» мозга.19 Некоторые состояния могут потребовать фармакологического вмешательства.20 В клинических условиях отношения терапевта и пациента могут стать «внешним ограничением»,21 способным повлиять на смоорганизацию.

Причины нарушения саморегуляции у некоторых людей можно увидеть в опыте ненадежной привязанности. Имея опыт избегающей привязанности, разум учится приспосабливаться к психологически бедному миру, уменьшая осознание социально порождаемых эмоциональных состояний. Ригидность такого паттерна проявляется в том, что значимость социальных взаимодействий когнитивно блокируется. В опыте дезорганизованной привязанности ребенок приобретает способность реагировать на стресс диссоциацией процессов. Это приводит к диссоциативным состояниям. Некоторые из этих состояний весьма дезорганизованны и хаотичны, а другие являются функционально связными. Здесь мы используем термин «связность», чтобы указать, как что-то соединяется в данный момент времени – в отличие от «согласованности», которая означает соединенность элементов во времени. Более внимательное изучение диссоциированных состояний выявляет выраженную когнитивную блокировку, ограничивающую обработку информации и поток энергии через разум в целом. На первый взгляд разные модели избегающей и дезорганизованной привязанности на самом деле имеют общую характеристику ограничения потока состояний разума. Они могут быть связными в данный момент, но не показывать согласованности во времени. Это подтверждается выводами Миннесотского лонгитюдного исследования родителей и детей, согласно результатам которого дети с дезорганизованной и избегающей привязанностью имеют наибольшую степень диссоциативных симптомов.22 Этот вывод поддерживает предположение о том, что нарушения психического благополучия можно понимать как форму адаптации, препятствующей сбалансированному потоку энергии и информации при формировании связных состояний разума.

Как отмечалось выше, многие психические расстройства связаны с нарушением регуляции аффекта. Помимо расстройств настроения (таких как депрессия и БАР) и тревожных расстройств (включая паническое расстройство, фобии, ОКР и ПТСР), к ним относятся диссоциативные расстройства и некоторые расстройства личности, такие как пограничное состояние и нарциссический характер.23 Давайте рассмотрим один пример, который даст нам дополнительное представление о природе нарушения эмоциональной регуляции:

«Я не могла с собой ничего поделать. Он так разозлил меня, что я сказала ему прыгнуть в озеро. Не в нейтральных выражениях, конечно. Я была так зла. Я не собиралась давать ему еще один шанс. Может, для других это нормально, но не для меня. Почему все в этом мире такие глупые?»

Эта тридцатипятилетняя женщина-адвокат десять лет работала с одним клиентом, а потом он ее уволил. Уволил после того, как она накричала на коллегу и даже угрожала ему на собрании за не вовремя отправленные документы. Это был не первый раз, когда эмоции «брали верх»; в прошлом эта женщина-адвокат уже потеряла нескольких партнеров из-за своей «нестабильности». Теперь она потеряла самого важного клиента. Состояния реактивного гнева, возможно, были «связными» – они возникали в определенные моменты, но они не были согласованными и интегрируемыми во времени. Неспособность регулировать свои эмоции и создавать согласованный «внутренний и внешний разум» стала серьезной проблемой, которая мешала и в личной, и в профессиональной жизни.

Взаимодействие этой женщины с другими людьми вызывало «внезапные вспышки сильных эмоций». Давайте посмотрим, что эта фраза могла означать для нее в рамках нашего понимания эмоциональных процессов. «Внезапный» означает, что что-то происходит без предупреждения, без признаков того, что оно вот-вот произойдет. Мы можем предположить, что эта женщина не осознавала предстоящее внешнее выражение своего эмоционального отклика. «Сильные эмоции» – это общий термин, который мы теперь можем интерпретировать на языке разума. «Сильный», вероятно, означает высокую степень возбуждения, которая в данном случае проявлялась как вспышки неконтролируемого гнева. Кое-что прояснилось, но не все. Идет ли речь о эмоциональном «всплеске», при котором рациональное мышление приостанавливается, эмоции затуманивают восприятие и влияют на поведение?24 На самом деле этот процесс включает в себя намного больше составляющих.

Но, скажете вы, возможно, неконтролируемые вспышки гнева – это такая унаследованная особенность? Возможно. Но при любых психических заболеваниях, имеющих наследственную природу, понимание механизмов работы разума и «отношенческого» опыта может помочь изменить способ функционирования мозга.25 Попытки свести человеческое поведение к состоянию «или-или» «генетика против обучения» или «природа против воспитания» бесполезны и лишь запутывают нас. Мы вернемся к этому примеру ближе к середине этой главы, чтобы изучить, как структурные и эмпирические факторы могут привести к определенным видам нарушения эмоциональной регуляции.

Концептуальная основа регулирования эмоций

Оставшаяся часть этой главы обеспечивает концептуальную основу для понимания некоторых основных компонентов регуляции эмоций. К ним относятся регуляция интенсивности, чувствительности, специфичности, окна толерантности, процессы восстановления, доступ к сознанию и внешнее выражение. Это не исчерпывающий обзор; такие обзоры можно найти в других местах в ряде полезных публикаций.26 Скорее это практическая схема, основанная на нашем исследовании разума, призванная проиллюстрировать, как люди достигают гибкой и адаптивной способности регулировать свои эмоциональные процессы.

Мозг разработал сложную схему, которая помогает регулировать состояние возбуждения. Природа этого процесса может довольно сильно варьироваться от человека к человеку, она зависит как от структурных особенностей, так и от адаптации к опыту. «Темперамент» описывает некоторые врожденные характеристики, в том числе чувствительность к окружающей среде, интенсивность эмоциональной реакции, исходное настроение, регулярность биологических циклов, а также стремление к новым ситуациям или избегание их. Эти врожденные особенности нервной системы, являющиеся результатом генетических факторов и особенностей внутриутробного развития, вероятно, оказывают сильное влияние на формирование человека. Темперамент может располагать к определенным реакциям родителя, создавать самореализующиеся подкрепления, которые еще больше усиливают врожденную склонность. Например, застенчивый ребенок, мать которого постоянно пребывает в нетерпении из-за его нерешительности, – этот пример показывает, как реакция других может укоренить черты темперамента.27

Исследования привязанности подтверждают мнение о том, что модель общения с родителями создает каскад адаптаций, которые непосредственно формируют нервную систему ребенка. Лонгитюдные исследования привязанности и исследования раннего детского опыта подтверждают: то, что родители делают со своими детьми, влияет на развитие детей.28 Темперамент, история привязанности и другие эмпирические факторы вносят свой вклад в заметные различия, которые мы наблюдаем между людьми в их способности регулировать свои эмоции.

Если эмоции влияют на поток состояний разума, который доминирует во многих психических процессах, как мы можем поддерживать их в равновесии? Способность разума регулировать эмоциональные процессы частично зависит от способности мозга контролировать и изменять поток возбуждения и активации. Первичные эмоциональные процессы, категориальные эмоции, аффективное выражение и настроение – все это может регулироваться мозгом, и на все это влияет наш опыт отношений. «Регулирование эмоций» относится к общей способности разума изменять различные компоненты обработки эмоций. Эти компоненты имеют внутренний набор механизмов, посредством которых происходит разворачивание нашего эмоционального состояния в данный момент. Самоорганизация психики во многом определяется саморегуляцией эмоциональных состояний. То, как мы воспринимаем мир, как относимся к другим и как мы видим смысл жизни, зависит от нашей способности регулировать эмоции.

Почему эмоции и их регуляция так важны для организации личности? Как мы обсуждали в главе 5, эмоции отражают фундаментальный способ, которым разум присваивает ценность внешним и внутренним событиям, чтобы затем направить внимание на дальнейшую обработку этих представлений. Эмоции отражают то, как разум направляет поток информации и энергии. Модуляция эмоций – это способ, с помощью которого разум регулирует обработку энергии и информации, меняя состояния интеграции. Они могут усиливаться и ослабевать. Эмоциональную регуляцию можно рассматривать как центр самоорганизации разума.

Пользуясь данными исследований, можно предложить по крайней мере семь аспектов регуляции эмоций, способных проиллюстрировать эти идеи.29 Они получены в результате синтеза научных концепций и клинических наблюдений.

Интенсивность

Основой эмоциональной обработки является система оценки-возбуждения, которая может реагировать с разной степенью интенсивности. Мозг, по-видимому, способен менять интенсивность реакции, меняя количество активных нейронов и количество нейротрансмиттеров, высвобождаемых в ответ на стимул. Степени возбуждения имеют широкий диапазон. Если первоначальные механизмы оценки и возбуждения минимально активируют тело и мозг, то реакция оценки-возбуждения также будет минимальной. Например, исследования показали, что участники эксперимента, которых просят помедитировать или которым дают таблетки для снижения телесных реакций и физиологического возбуждения, интерпретируют стимул как «не столь важный», а их первичная эмоция не будет такой интенсивной, как у участников, для которых не использовались ингибиторы телесных реакций.30 Состояние возбуждения тела опосредовано мозгом через вегетативную нервную систему. Как обсуждалось в главах 2, 4, 5 и 6, мозг, в свою очередь, отслеживает состояние тела и создает эмоциональный смысл из карт изменений состояния тела. Эти карты представлены в префронтальных областях и воспринимаются как интероцептивное осознавание.

Характерный для человека паттерн реакций высокой или низкой интенсивности может быть продуктом как структурных, так и эмпирических факторов. В общих чертах можно сказать, что эмоции и их регуляция формируются как врожденными особенностями, вероятно, связанными с подкорковыми областями, так и приобретенными, особенно возникающими из опыта отношений с семьей, друзьями и обществом и опосредованными корой. Выделить какую-то одну нервную область значило бы упустить тот факт, что наш богатый эмоциональный мир возникает из тела в целом и затем формируется зависимыми от опыта, социально сконструированными процессами головного мозга. Например, застенчивые люди могут иметь врожденную склонность интенсивно реагировать на новые ситуации и уходить в себя. Однако, как показал Джером Каган,31 то, как родители относятся к застенчивым детям, напрямую влияет на развитие личности этих детей. Наши эмоции являются и врожденными, и сформированными в результате опыта. Это не «или-или»; это «и то и другое».

Джеральдин Доусон и ее коллеги обнаружили, что интенсивность эмоциональной реакции, по-видимому, связана с двусторонней фронтальной активацией, в отличие от качества и валентности асимметричной реакции (с участием левой доли для приближения и правой для состояния отстранения).32 У застенчивых людей более интенсивная реакция правого полушария на новизну, а остальные не показывают такого результата.

Как отмечалось в главе 6, группа Доусона и другие исследователи, изучавшие пары «мать – ребенок», в которых у матери была диагностирована депрессия, обнаружили: способность таких младенцев испытывать радость и волнение может заметно снижаться. Особенно если депрессия у матери длится дольше года.33 Таким образом, опыт может непосредственно формировать общую интенсивность и валентность эмоциональной активности у детей. В опыте детей с депрессивными родителями может отсутствовать обмен положительными эмоциональными состояниями. Совместное переживание таких состояний в нормальных условиях позволяет усилить приятные эмоции, – у родителей и детей возникает интенсивный положительный эффект.34 Если такого опыта нет, то способность терпеть (то есть регулировать) и получать удовольствие от таких интенсивных состояний может быть недостаточно развита. Интерактивный опыт позволяет ребенку не только испытывать высокий уровень «напряжения» или эмоционального возбуждения,35 но и устанавливать нейронные цепочки, позволяющие управлять такими состояниями.36 Чувство комфорта при интенсивном возбуждении и взаимодействии с другими людьми зависит и от структурных особенностей, и от эмпирических. Надежные отношения включают в себя способность родителя быть с младенцем во время сильного стресса, чтобы успокоить, а также способность усиливать радость от совместного опыта позитивного общения.

Как мы увидим, интенсивность возбуждения можно замаскировать. Часто, когда эмоции становятся максимально интенсивными, мы особенно сильно нуждаемся в понимании и уязвимы. Из-за этого многие люди, особенно те, у кого был в прошлом негативный опыт общения, неохотно открывают другим свои чувства. В момент напряженности невозможность быть понятым может привести к глубокому чувству стыда.37 Стыд, порожденный упущенными возможностями для выравнивания состояний (эмоционального резонанса), может привести к отстранению. Непонимание может привести к чувству изоляции. Признание этой уязвимости и того факта, что моменты непреднамеренного разрыва контакта неизбежны, может позволить исправить такие пробелы в «настройке». Опыт восстановления близости позволяет научиться переносить эмоциональное напряжение и чувство уязвимости, которое может его сопровождать. Мощная работа Эда Троника о «парадигме неподвижного лица» предполагает, что важная способность восстанавливать связь после разрыва не просто обычное дело в наших отношениях. Она является важной частью отношений, поскольку позволяет развивать навыки восстановления контакта и постоянно напоминает о возможности воссоединения.38

Чувствительность

У каждого из нас есть «порог реакции» или минимальный уровень стимуляции, необходимый для активации систем оценки. Те, у кого реакция интенсивная, обнаруживают, что жизнь полна сложных ситуаций. Их мозг будет часто выдавать сообщения типа «Это важно – обратите внимание!» Более «толстокожие» люди будут менее эмоционально чувствительны к тем же самым раздражителям.

Чувствительность, как и интенсивность реакции, может быть структурной и обусловленной опытом. Обе переменные могут зависеть от душевного состояния человека в конкретный момент времени. В нашей жизни бывают периоды, когда «нервы на пределе» и мы быстро реагируем на совершенно безобидные события. Когда мы заняты чем-то другим или находимся в позиции эмоциональной защиты, то бываем менее чувствительными, чем раньше. Изменения порога чувствительности – важный способ регуляции эмоций.

Как разум может изменить чувствительность? Мы можем выдвинуть несколько обоснованных гипотез. Увеличивая уровень стимуляции, необходимой для активации центра ценностей, мозг может напрямую снизить свою чувствительность к окружающей среде. Изменения в самой системе оценки также могут снизить или повысить чувствительность. Например, если вы посмотрели жестокий фильм с выстрелами и убийствами, ваш разум может быть чувствителен к громким звукам и темным переулкам. Если, вернувшись к машине на темной парковке, вы услышите внезапный громкий звук, скорее всего, вы оцените такую ситуацию как опасную. Если бы вы только что были на шумной вечеринке с фейерверками, разум в аналогичной ситуации будет менее чувствителен к громким звукам. Недавний опыт готовит наш разум к изменению чувствительности в зависимости от контекста.39

Повторяющиеся паттерны интенсивных эмоциональных переживаний могут вызывать хронические изменения уровня чувствительности. Например, непреодолимый страх, особенно в раннем возрасте, может навсегда изменить чувствительность человека к определенному стимулу, связанному с травмой. Если кошка поцарапает и искусает маленького ребенка, он может пугаться кошек и много лет спустя. Кроме того, ранняя травма может быть связана с нарушением высвобождения кортизола в ответ на повседневный жизненный опыт.40 Исследования также показали, что на эпигенетическую регуляцию генов, ответственных за ось ГГН, могут отрицательно влиять стрессоры в раннем возрасте.41 Эти исследования и ряд других показывают, что пренебрежение и жестокое обращение, пережитые в детстве, могут привести к повреждению или нарушению роста интегративных волокон мозга.42 Регуляция может быть серьезно затруднена из-за ранней травмы и пренебрежения, поскольку связана с интеграцией. Раннее изменение цепочек и эпигенетической регуляции определенных областей мозга, участвующих в реакции на стресс и в процессах оценки, могут сильно влиять на механизмы оценки, которые отвечают за эмоциональный опыт и управление им.

Последствия некоторых ранних переживаний, повышающих чувствительность системы возбуждения к срабатыванию, невозможно полностью устранить.43 Пациенты могут оставаться в состоянии «хронической гиперчувствительности». Но специфическая оценка стадии общего возбуждения может быть изменена. Давайте рассмотрим пример этого механизма «когнитивного переопределения».

В детстве на одного мальчика напала собака; в результате этого случая он потерял часть левого уха и получил глубокие раны на руках и груди. Всю свою юность этот человек, естественно, избегал собак. Став взрослым, он боялся того дня, когда его собственные дети попросят завести собаку. И когда этот день настал, мужчина пришел на терапию. Что можно было сделать? Каждый раз, когда этот человек видел собаку, его сердце колотилось; он обливался потом, хватался за грудь и чувствовал себя беспомощным. Раньше ему выписывали лекарства, которые были эффективны, но оказывали слишком большое седативное действие. Мужчина хотел завести собаку для своих детей, но не мог жить со своим страхом.

Некоторые скажут, что родители должны сообщать детям о пределах того, что можно или нельзя. В этом конкретном случае можно было бы сообщить о том, что отец не может держать дома собаку. Есть и другое решение – попытаться справиться со своим страхом. Болезненный эпизод произошел, когда этому мужчине было два года. Он почти ничего не помнил из того периода. Мы, конечно, знаем, что это была типичная детская амнезия; эксплицитное автобиографическое кодирование еще не было доступно из-за незрелости гиппокампа и орбитофронтальной области. Таким образом, первичная форма памяти о травмирующем событии была имплицитной: пациент демонстрировал эмоциональные (страх и паника) и поведенческие (избегание) проявления. К счастью, он знал об этом опыте – ему рассказали родители. Это было знание в ноэтической форме: мужчина знал факты, но у него не было «ощущения себя» в том прошлом моменте. Видя свое изуродованное ухо в зеркале, он каждый день вспоминал об ужасном событии из прошлого.

Миндалевидное тело в мозге этого пациента, вероятно, было исключительно чувствительно к образу собаки. Как мы обсуждали в главе 5, предсознательная петля обратной связи, включающая систему восприятия и миндалевидное тело, позволила бы инициировать реакцию «борьба – бегство – замирание – обморок» еще до того, как этот человек осознал бы, что видел собаку. Этот механизм эволюционно полезен: как только нам становится больно, миндалевидные тела делают все возможное, чтобы пугающее событие не произошло снова.

Когда этот человек разобрался в природе реакции страха и механизмах, лежащих в его основе, он почувствовал облегчение. Были использованы методы релаксации и управляемые образы – самостоятельно созданные образы собак. Но испуг, связанный с собаками, сохранялся. Затем была опробована стратегия «когнитивного преодоления». Пациент научился признавать релевантность реакции миндалевидного тела мозга на собаку и прошлую травму (механизм первичного возбуждения). Затем он говорил себе: «Я знаю, ты пытаешься защитить меня и думаешь, что эта собака опасна» (специфическая стадия оценки). Затем звучало то, что в конечном итоге позволило ему купить своим детям (маленькую) собаку: «Мне не нужно видеть это чувство паники как что-то, из-за чего стоит волноваться». Затем он представлял себе, как миндалевидное тело «вздыхает с облегчением», выполнив свои обязанности. И чувство беспомощности уходило. Несколько недель практики – и этот человек почувствовал себя готовым к покупке четвероногого питомца. Полгода спустя все было хорошо: семья пациента была счастлива, и собака доставляла им радость.

Этот пример показывает, что, даже если чувствительность к определенным раздражителям нельзя изменить, реакцию человека на первоначальное возбуждение изменить можно. В данном случае это стало возможно благодаря развитию и вовлечению префронтально-опосредованного процесса «внутренней гибкости». Прошлая травма привела к ригидным паттернам потока обработки информации (вид собаки приводил к чувству страха). Изменив укоренившиеся паттерны потока информации и энергии, пациент стал более гибким в своем поведении и смог более адаптивно двигаться вперед. Такие препятствия можно рассматривать как блокировки в обработке энергоинформационного потока. Опыт, который позволяет прийти к более адаптивному течению психической жизни, может в значительной степени способствовать эмоциональному благополучию.

Специфичность

Регуляция эмоций может определять, какие части мозга активируются при возбуждении. Определяя смысл и значение, придаваемое стимулу, – специфичность оценки, – мозг способен регулировать поток энергии через меняющиеся состояния системы. Например, если вас разбудит звук во время сна, ваше тело, вероятно, войдет в возбужденное состояние первичной ориентации. Когда мозг начинает обрабатывать это состояние, он может придавать значение различным аспектам звука. Если вы ожидаете прибытия возлюбленного или возлюбленной, то можете интерпретировать звук как источник возбуждения. Если вы никого не ждете, звук может быть истолкован как возможный сигнал опасности, и вы почувствуете страх. Представления, активируемые в конкретный момент, включая контекст ситуации, помогают сформировать конкретное направление вызываемой оценки стимула. Специфика обдуманной и дифференцированной оценки непосредственно формирует возбуждение и определяет тип разворачивающегося эмоционального переживания.

Специфика оценки непосредственно влияет на дифференциацию первичных эмоций в категориальные. Характерные различия в механизмах оценки могут непосредственно определять виды генерируемых эмоций и влияют на общую «природу» настроений и личности. Это может быть одним из путей, благодаря которому некоторые укоренившиеся аспекты темперамента определенных людей сохраняются во взрослом возрасте. Специфика оценки создает не только значение, которое мы придаем событиям, но и значение контекста «я – окружение», форму и значение самих возникающих эмоциональных процессов. Таким образом, это сложный рекурсивный процесс оценки, который определяет значение событий, а также текущих процессов оценки-возбуждения. На специфичность оценки могут влиять несколько элементов: оценка значимости стимула для достижения текущих или будущих целей, угроза способности справляться с ситуацией и поддерживать «я» как локус контроля и значение для глобальных вопросов, касающихся «я» в себе и «социального я».

По мере развития ребенка дифференциация первичных эмоций на категориальные усиливается. Таким образом, происходит прогресс от самых ранних состояний удовольствия или дискомфорта к основным эмоциям, таким как страх, гнев, отвращение, удивление, интерес, стыд и радость. Сроуф описал эмоции удовольствия, настороженности и разочарования/страдания как предшествующие развитию более дискретных состояний радости, страха и гнева соответственно.44

По мере развития ребенка появляются более сложные и «социально обусловленные» эмоции, такие как ностальгия, ревность и гордость. Линда Камрас предположила, что теория динамических систем может быть полезна при изучении развития эмоционального выражения.45 С этой точки зрения мозг младенца функционирует так, чтобы интегрировать свои внутренние процессы с реакциями родителей. Дифференциация эмоциональных процессов возникает во взаимодействующих областях нейрофизиологии, субъективного опыта, межличностных отношений и аффективного выражения. Более дифференцированные, дискретные эмоции начинают функционировать как состояния, которые имеют внутренние и внешние ограничения. По описанию Кэрол Малатеста-Магаи, этот процесс представляет собой форму «социализации эмоций»: аффект служит социальным сигналом и развивается как отражение межличностной истории.46 Такая социализация эмоций происходит как в отношениях между ребенком и родителем, так и во взаимодействии сверстников. Она может иметь существенные различия в разных культурах.47

Опыт детей, полученный в семье и культурном сообществе, непосредственно формирует способы, которыми устанавливаются правила социального взаимодействия. Обмен внутренними состояниями, таким образом, является одним из аспектов общения, которому можно научиться посредством эмоциональных взаимодействий со значимыми другими. Например, одно исследование показало, что дети из касты брахманов в Индии реже выражают негативные эмоции, чем дети из Соединенных Штатов.48 Эти социальные формы поведения могут также превратиться в различия во внутреннем опыте психической жизни, как заметил Лев Выготский; социальная коммуникация может стать шаблоном для внутренних процессов, которые мы называем «мышлением».49 Другие исследования показали, что люди из «индивидуалистских культур» за пределами Соединенных Штатов также с большей вероятностью сообщали о негативных эмоциях и больше сосредоточивались на решении проблем «извне». Напротив, у представителей коллективистских наций было обнаружено меньше саморефлексивных эмоций.50 Культура формирует нас, и наоборот – мы формируем культуру.

Специфичность эмоционального переживания определяется сложными слоями оценки, активируемыми в ответ на стимул. Эти оценочные процессы, опосредованные нашими социально чувствительными цепочками ценностей в мозгу, возникают в рамках нашей индивидуальной структуры и истории взаимодействия. Именно по этой причине два человека по-разному реагируют на одну и ту же ситуацию. Уникальный личный смысл создается специфичностью наших эмоциональных реакций.

Исследователи называют широкий спектр эмоций в различных категориях.51 Некоторые из них включают интерес/возбуждение, удовольствие/радость, удивление/изумление, печаль, гнев, отвращение, презрение, страх, тревогу, застенчивость и любовь. Описаны и другие типы, такие как «эмоции самосознания» стыда, гордости, досады и вины, а также радости и юмора. Люди могут испытывать многие или даже все эти эмоции в какой-то момент своей жизни. И каждый раз, когда они испытывают определенную категориальную эмоцию (например, печаль), она передается по-разному. То есть у нее есть и уникальные, и универсальные аспекты.

Дифференциация первичных эмоциональных состояний в категориальные эмоции – это процесс, показывающий, как на различные слои мозга влияет состояние разума. Эмоция представляет собой набор процессов, включающих активацию различных цепочек под эгидой одного состояния разума. Таким образом, процессы оценки и возбуждения создают профиль активации нейронной сети – состояние разума, характеристики которого непосредственно формируют последующие процессы оценки и возбуждения. Этот сложный механизм обратной связи помогает понять, почему паттерны эмоциональных реакций бывают такими стойкими у некоторых людей. Элементы преемственности «самоподкрепляются».

Мы видели, что повторение определенных состояний разума можно назвать «состояниями я», поскольку они определяют и укореняют ощущение себя во времени. С точки зрения нашей структуры «трех П», они будут рассматриваться как устойчивые плато с характерными пиками, возникающими по мере того, как происходит фильтрация того, что активируется и становится доступным для сознания. Ощущение себя становится «самоусиливающейся» петлей, в которой осознание из плоскости возможностей переходит в укоренившиеся плато и их самоопределяющие пики. По иронии судьбы наш разум создает ощущение себя, которое в некоторых случаях может стать ограничивающей рамкой, а вовсе не источником возможностей. Такие практики, как «Колесо осознания», могут быть полезны, чтобы получить более широкий доступ к пикам, возникающим непосредственно из плоскости возможности. На собственном опыте вы можете обнаружить, что свобода бывает напрямую связана с ощущением большей непринужденности и начальным чувством неуверенности, которое существует на этой плоскости. Однако неопределенность также является синонимом возможности; помочь себе и другим успокоиться, позволяя жизни развиваться, – путь к «освобождению я» от ограничений.

Изменение рамок ригидных шаблонов специфичных оценок требует фундаментальных изменений в организации энергоинформационного потока. На нашей диаграмме «трех П» это можно увидеть как ослабление фиксированных плато. Как мы видели на примере человека, который в конце концов купил детям собаку, изменение чувствительности к пугающему образу происходит на уровне изменения специфичности оценки. Реакцию на «собаку» и на «панику» необходимо было пересмотреть, а затем уже удалось достичь нового паттерна эмоциональной реакции.

Цепочки ценностей определяют конкретную оценку, задавая тон («это хорошо» или «это плохо») и поведенческую стратегию («приближаться» или «уходить»). Анализ начальных активаций системами ценности продолжается по мере того, как эти активации превращаются в более определенные эмоциональные состояния (включая категориальные эмоции). Что определяет характер самого процесса оценки? Откуда разум «знает», на что следует обратить внимание, что хорошо и что плохо, и как реагировать – грустью или гневом?

Организация этого сложного процесса оценки, вероятно, способствовала выживанию наших древних предков. Согласно принципам эволюции, гены, которые сформировали этот процесс, передавались по наследству многим поколениям вплоть до дня сегодняшнего.

Это объясняет, например, почему некоторые люди боятся змей, даже если никогда их раньше не видели. И почему у младенцев есть «врожденное» понимание привязанности как важного переживания. В процессе оценки присутствует «запрограммированный», генетический аспект.

Второй важный момент – наш механизм оценки способен учиться на личном опыте. Это тоже выработалось эволюционно. Например, люди, не знающие, что прикосновение к огню может вызвать боль, чаще получали травмы и погибали. Те же, кто «зафиксировал» болезненный опыт, имели больше шансов выжить и оставить потомство. Система оценки имеет генетическую основу и реагирует на опыт; она учится. А эмоциональная вовлеченность улучшает обучение.


Окна толерантности

У каждого из нас есть «окно толерантности», в котором различная интенсивность эмоционального возбуждения может обрабатываться без нарушения функционирования системы. Для некоторых людей высокая интенсивность переживаний вполне комфортна – она позволяет чувствовать и вести себя сбалансированно и эффективно. Концепция «окна толерантности» была полезна для клинической и научной работы – удалось показать, как внутренние или внешние контексты могут привести к интегративной согласованности или несогласованности (и, как следствие, ригидности их и хаосу). Исследование окна толерантности может иметь эмпирическую ценность для освещения природы травмы и ее последствий.52 Клиницисты, которые занимаются проблемой травмы, также сочли эту концепцию полезной – она помогает в организации стратегий психотерапии.53 Некоторые эмоции (например, такие как гнев или грусть), а может быть, даже и все эмоции, могут быть весьма разрушительными, если проявляются после травматического опыта или пережитой травмы развития, связанной с жестоким обращением или пренебрежением. Интенсивность возбуждения – «гипер» или «гипо» – часто может коррелировать с состояниями хаоса или ригидности. Эти аспекты текущего состояния сложной системы, далекие от интегративной сложности, лежащей в основе гармонии, на самом деле могут быть не совсем одинаковыми. Интенсивность определенного эмоционального состояния может включать в себя механизмы возбуждения и оценки вне сознания. Но может включать и состояния ригидности или хаоса как более фундаментальный аспект «нефункциональности» в данный момент. Например, пониженное возбуждение ни в коем случае не является признаком нефункционального состояния; ригидность может присутствовать как в состоянии низкого, так и в состоянии сильного возбуждения. Хаос также может возникнуть в условиях низкого или высокого возбуждения. Другими словами, первоначальное представление об окне толерантности, предполагающее связь гармоничного функционирования с хаосом и ригидностью, может быть точнее, чем другая версия, толкующая «окно» как промежуток между низкой и высокой степенью возбуждения. Будущим исследованиям предстоит прояснить физиологические и нервные процессы, отличающие состояния интеграции, и их корреляцию с состояниями возбуждения.

На рис. 7.1 вы можете увидеть метафорическую картину: интегративный поток гармонии, достигаемый за счет соединения дифференцированных аспектов системы, подобен течению реки, с «берегами» хаоса и ригидности по двум сторонам. Окном толерантности здесь будет ширина этого потока во времени или один и тот же поток в конкретный момент для определенных психических состояний – печали, страха или гнева, радости, восторга или благоговения. Контекст данного состояния – внутренние и внешние условия в конкретный момент – формирует ширину окна.

Как мы видели, бессознательные процессы оценки влияют на то, как мозг обрабатывает информацию. Мышление или поведение человека могут быть нарушены, если возбуждение выходит за границы окна толерантности.


Рис. 7.1. Река интеграции. Иллюстрация Мадлен Уэлч Сигел. Из книги «Aware: The Science and Practice of Presence» Дэниела Дж. Сигела. Авторские права © 2018 Mind Your Brain, Inc. Используется с разрешения TarcherPerigee/Penguin Random House


У некоторых людей это окно может быть довольно узким: эмоциональные процессы становятся осознанными только тогда, когда их интенсивность приближается к границам окна и находится на грани дезорганизации системы. У других широкий спектр эмоций (от приятных до неприятных) может быть одновременно «терпимым» и доступным для сознания.

Недавние исследования показывают, что части префронтальной коры, которые мы обсуждали выше, активно участвуют в том, как мы оцениваем значение событий и поддерживаем баланс в своей эмоциональной жизни.54 Уогер, Охснер и их коллеги пришли к такому выводу: «Это исследование свидетельствует о наличии набора латеральных лобных, медиальных лобных и орбитофронтальных областей, которые вместе организуют переоценку значения эмоциональных событий».55 Вентролатеральная префронтальная область (особенно в правом полушарии), играет важную роль в этом процессе, поскольку она связывает активность коры и подкорковых областей, таких как лимбическое миндалевидное тело и части ствола головного мозга. Уогер и его коллеги утверждают:

Если эмоции «вплетены» в ткань человеческой жизни, то наша способность регулировать их не дает нам распутать эти нити. Из-за успешного регулирования эта ткань со временем может «обтрепаться по краям». Есть и плохой вариант – сбои в регуляции наносят нам серьезный вред и способствуют возникновению психических расстройств.56

Интегративные функции префронтальной коры играют центральную роль в координации и балансе подкорки, генерирующей эмоции, с корой – функциями мышления и рефлексии. На развитие интегративной префронтальной области влияют и генетические, и эмпирические факторы. Без координации и баланса состояния активации, вызванные возбуждением подкорковых импульсов, могут привести к дисфункции. Что касается окна толерантности, исследователи используют понятия «критичность» и «метастабильность» применительно к нейронным функциям и психическим процессам, изучая, как мозг – сложная система – работает на территории «между хаосом и ригидностью».57

Ширина окна толерантности может варьироваться в зависимости от состояния разума в данный момент, эмоциональной валентности и социального контекста. Например, многие из нас лучше переносят стрессовые ситуации в окружении понимающих близких. Оставаясь в границах окна, разум хорошо функционирует. Выход за границы означает нарушение работы разума – возникает движение в сторону хаоса или ригидности.

Определенное выражение этих состояний может коррелировать со степенью активации, но, как мы уже упоминали, это происходит не всегда. Разобраться в этом вопросе помогает понимание активности ветвей вегетативной нервной системы, – о ней речь пойдет в следующей главе. При выходе за границы окна толерантности чрезмерная активность симпатической системы может привести к усилению некоторых энергозатратных процессов. Могут участиться сердцебиение и дыхание, появляется ощущение «пульсации» в голове. С другой стороны, чрезмерная активность парасимпатической системы приводит к усилению «энергосберегающих» процессов. Снижается частота сердечных сокращений, учащается дыхание, возникает чувство «отключения сознания». Возможны и другие комбинации, – одновременная активация обеих систем; ее следствием будет ощущение «взрыва» в голове и напряжения в теле. Это состояние «взрывной ярости», как его описывают некоторые люди, похоже на поездку в машине, где водитель давит на педали тормоза и газа одновременно.

В этих условиях отключаются «высшие» функции абстрактного мышления и саморефлексии. Префронтальные цепочки, связывающие эти корковые процессы с лимбическими центрами, функционально блокируются, и рациональное мышление становится невозможным. Префронтально опосредованная способность к гибкой реакции временно отключается. «Высший режим» интегративной обработки замещается «низшим режимом» немедленного реагирования. Мы можем войти в реактивное состояние «бей, беги, замри». Однако некоторые люди в том же состоянии возбуждения остаются в «интегрированном» режиме, не приближаются к хаосу или ригидности. Интегративная функция эмоций, подразумевающая адаптивное взаимодействие с окружающей средой, может либо поддерживаться, либо приостанавливаться в зависимости от контекста. Степень возбуждения влияет не только на интенсивность нервной деятельности, но и на «связанность» дифференцированных областей. Можно предположить, что в условиях выхода за пределы окна динамическая система как бы уклоняется от движения к увеличению сложности. Она входит в состояния, характеризующиеся либо ригидностью, либо случайностью. Эти состояния негибки и не адаптируются к внутренней или внешней среде. Обратите внимание, речь не только о степени возбуждения, здесь скорее важен уровень интегративности. В пределах окна толерантности разворачивается интеграция; за его пределами интеграция оказывается временно нарушена. Разум входит в состояние, которое может усилить его собственный неадаптивный паттерн. Это состояние эмоциональной дисрегуляции.

Описывая эти процессы, можно использовать метафору хора, которую мы более подробно обсудим в главе 9. Представьте себе группу из тысячи хористов, которые тянут одну и ту же ноту в течение двадцати минут – громко и не меняя тональности. Это пример отсутствия дифференциации, но с сохранной связью. Происходит нарушение интеграции и возникает ригидность из-за несогласованности с интегративным потоком. Теперь представьте себе ту же группу певцов, которые закрывают уши и одновременно поют тысячу разных песен. Из-за того, что они не слышат друг друга, пение будет громким, но беспорядочным. На этот раз дифференциация присутствует, а связь отсутствует. Здесь мы снова наблюдаем высокую интенсивность, но в виде какофонии, то есть хаоса. Оптимальная самоорганизация в пределах окна толерантности невозможна без интеграции. В нашем примере с хором тысячи певцов могут выдавать ясный объем звука – метафора высокого уровня возбуждения. В гармонических интервалах будет видна дифференциация. А когда хористы поют вместе, мы видим связь. Ту же самую картину мы будем наблюдать и в группе из десяти певцов. Громкость малочисленной группы певцов может быть небольшой, но выявить хаос, ригидность или гармонию можно независимо от уровня громкости. Обратите внимание, эквивалент «уровня возбуждения» – громкость звука – не определяет, находится человек в окне толерантности или нет. Гармония – это гибкое, адаптивное, последовательное, энергичное и стабильное (ГАПЭС) течение интегративно-сложной системы (в нашем примере – хора).

Окно толерантности может определяться структурными особенностями и эмпирическим обучением. Физиологические состояния, такие как голод и истощение, также могут заметно ограничивать окна толерантности и делают людей склонными к раздражительности и «эмоциональным вспышкам». Окна могут формироваться врожденными качествами человека. Застенчивые люди могут находить эмоциональную напряженность очень неудобной и искать среду, которая знакома и не вызывает тревоги и дезорганизующих внутренних ощущений. Такие люди чувствуют себя в безопасности и могут двигаться вперед «к неизведанному», когда находятся в обществе близких, с которыми у них надежные отношения. Без такого контекста застенчивый человек может уйти в себя и попасть в социальную изоляцию. Есть и другие люди, чувствительность которых более адаптивна. Им новизна кажется приятной, она вызывает чувство возбуждения, которое не выводит из равновесия. «Известное» кажется им скучным и может даже вызвать внутреннее чувство беспокойства. Открытость новому у детей делает жизнь родителей проще. Более раздражительные дети с «трудным» характером капризны, и у них часто возникают реакции, выходящие за пределы окна толерантности. Возникающие в результате эмоциональные вспышки создают родителям проблемы. Взрослея, такие дети находят способы регулирования своих эмоций с последующим снижением частоты и интенсивности.

Окна толерантности могут находиться под непосредственным влиянием истории переживаний. Если дети неоднократно переживали страх в раннем возрасте, пугающие ситуации могут ассоциироваться с дезорганизующим чувством ужаса. Повторное переживание неконтролируемых эмоций без ощущения того, что близкие рядом и готовы успокоить, приводит к отрицательным последствиям – сами себя такие дети тоже не могут успокоить. Окно толерантности сужается. Результатом могут стать дезорганизующие, «неконтролируемые» ощущения, которые сами по себе создают дистресс.

Текущее душевное состояние также может сужать или расширять окно толерантности. Эмоциональная усталость, физическое истощение и фактор внезапности могут сузить окно толерантности. Человек может разволноваться или расстроиться из-за ситуации, которая при других условиях вызвала бы умеренную реакцию.

Вернемся к примеру с женщиной-адвокатом, о котором мы говорили ранее в этой главе. Мы не можем вырвать взаимодействие с коллегой из временного и социального контекста. Документ, который адвокат передала своей коллеге, был адресован одному из важных клиентов, женщине-руководителю лет шестидесяти. В этой клиентке адвокат видела родительскую фигуру – «мать», которой всегда хотелось угодить. (Позже на терапии выяснилось, что настоящая мать ее никогда не поддерживала и всегда была ею недовольна.) Что произошло после? Адвокат ушла в отпуск, попросив коллегу отправить документ этой важной клиентке. Коллега не отправил документ вовремя, что поставило под угрозу успех судебного дела. Оплошность коллеги создала у адвоката ощущение, что она «в очередной раз» не сможет угодить матери. Это активировало определенное когнитивное представление – картину себя в обществе разгневанной и враждебной матери. Активировалось состояние разума «родом из детства» – желание угодить, невозможность это сделать и стыд.

Кто-то может спросить, насколько воспоминания этой пациентки были точными, и если они были точными, то как отличить генетические эффекты от эмпирических. Мы можем сказать, что они были точными: терапия началась с воспоминаний о двоюродном брате, который жил через дорогу и лично был свидетелем некоторых из этих унизительных для пациентки ситуаций. Также терапевт имел возможность пообщаться и с самой матерью пациентки. Та рассказала, что была достаточно жесткой с дочерью, а также сообщила, что ее собственная мать использовала такой стиль воспитания, чтобы «закалить ее для реального мира»; и эта практика была перенята, хотя и в несколько смягченном виде. Такие единичные примеры не совпадают с данными исследований, но показывают, как ранние переживания нерегулируемых состояний могут быть связаны с нарушениями в более позднем возрасте. Но «ассоциация», конечно, не означает «причинность». В описанном примере мать передала дочери свои гены и, возможно, эпигенетические механизмы регуляции. Также присутствовал и определенный опыт взаимодействия «родитель – ребенок». Вспыльчивый характер – форма нарушения эмоциональной регуляции – может быть унаследованной или приобретенной чертой. В результате появляется тенденция «пробивать окна толерантности» – и это объясняет некоторые переживания этой пациентки. Передача паттернов унизительного воспитания из поколения в поколение тоже играет роль.

Повторяющаяся активация ментальных представлений и состояние стыда/унижения закрепили это состояние как нейронный паттерн. И стало чертой личности. Пациентка был склонна впадать в ярость и чувствовать себя униженной в «неподходящее» время. Она входила в неадаптивное состояние, которое тормозило новые поведенческие реакции при взаимодействии с социальной средой. Мы можем рассматривать это как внезапную активацию парасимпатической системы (ощущение «меня не понимают», «меня не слушают», которое возникло, когда коллега не отправил документ вовремя) и симпатической (внутреннее переживание «клиент в ярости» и гнев по отношению к коллеге). Тормоз и газ нажимались одновременно. Отрегулировать состояние было невозможно. Другой человек тоже мог бы чувствовать себя некомфортно в аналогичной ситуации, но функционировать при этом нормально. Индивидуальная значимость эпизода с документами, связанная с ранним детским опытом, заставляла пациентку выйти за пределы окна толерантности. «Возбудители» были рационально связаны с более ранними состояниями, но логика этих причин имела только эмоциональную и историческую ценность. Коллеге и клиенту на эти переживания было наплевать. Поэтому вспыльчивую женщину-адвоката отстранили от дел сразу после возникшего скандала.

Когда интенсивность и само содержание состояния выводят человека за пределы окна толерантности, изменение в потоке энергии и информации может «захватывать» разум. В том числе рациональное мышление и социальное поведение. Человек может «оцепенеть» или погрузиться в эмоциональный хаос. Некоторые называют это эмоциональным «замораживанием» или «эмоциональным захватом»,58 Поведение человека перестает быть «волевым», а мысли могут казаться застывшими или неконтролируемыми. Перед мысленным взором встают визуальные представления, символизирующие эмоциональные ощущения. Например, в гневе некоторые люди видят «красную пелену перед глазами» или представляют, как причиняют вред тому, кто их рассердил. Они могут терять контроль над своим поведением, совершая деструктивные действия, которые не являются частью поведенческого репертуара в «нормальных» условиях. В этом «низшем режиме» обработки состояние разума выходит за пределы окна толерантности. Окно толерантности кажется недосягаемым, когда оказываешься на берегу ригидности или хаоса.

Эмоции, смысл и социальные взаимодействия опосредованы одними и теми же цепочками в мозгу. Информация в мозгу не обрабатывается независимо от биологической реальности мозга. Например, в зонах схождения префронтальной коры мы можем увидеть, как структура мозга формирует работу разума. В этой нейронной области сходятся данные из анатомически различных областей: паттерны возбуждения нейронов, передающие информацию, отправляются непосредственно в префронтальную кору. Информация включает в себя социальное познание, автоноэтическое сознание, ощущения, восприятие, различные представления (такие как слова и идеи), соматические карты, представляющие физиологическое состояние тела, и данные вегетативной нервной системы (которые позволяют «регулировать аффекты» за счет уравновешивания симпатической и парасимпатической активности).59 Как мы обсуждали ранее, способность реагировать на значимое событие адаптивно, а не «автоматически», требует гибкости, а также интеграции эмоционального отклика с другими префронтально опосредованными процессами. Другими словами, пребывание в пределах окна толерантности подразумевает связь дифференцированных нейронных областей для достижения адаптивного состояния – оптимальной самоорганизации человека как сложной системы.

Без интеграции направление энергетического потока внутри мозга, обычно координируемое и уравновешиваемое префронтальными областями, может в большей степени определяться входными данными «нижних» центров обработки ствола мозга, сенсорных цепочек и лимбических структур. Например, состояние чрезмерного возбуждения может привести к торможению более высокого уровня восприятия и мысли; предпочтение отдается базовому соматическому и сенсорному сигналу. Люди не думают; сильные чувства заставляют их действовать импульсивно. Человек, который выходит за пределы окна толерантности, находится в «низком режиме» обработки, где доминируют рефлекторные реакции и примитивные лимбические и стволовые механизмы.

Бывает и другая картина – когда человек «застывает», впадает в ригидное состояние. Это может свидетельствовать о том, что отдельные области мозга, обычно связанные в рамках интегративных состояний, в какой-то момент прекратили «коммуницировать». Это «отключение» может быть связано либо с состоянием симпатической системы – напряженными мышцами, которые «парализуют» человека, не давая действовать (как физически, так и ментально), либо с нейронной активацией дорсальной, немиелинизированной ветви. Во втором случае появляется состояние «обморока», «обмирания» с внутренним ощущением психического краха, беспомощности и отчаяния.60 Хаотические или ригидные состояния могут сопровождаться различными степенями нервного возбуждения. Ключом к восстановлению связного потока является восстановление не столько изменений в возбуждении – хотя и это тоже, – сколько изменения во взаимодействии дифференцированных областей. Оно должно стать более скоординированным и сбалансированным. Мы учимся откликаться, а не просто реагировать.

Процессы восстановления

Если вернуться к истории с женщиной-адвокатом, мы увидим: взаимодействуя с коллегой, она вышла за пределы своего окна толерантности. Попала в состояние, в котором саморефлексия, размышление об эмоциях, дистанцирование от рефлексивных реакций и рассмотрение других вариантов поведения были просто невозможны. Считается, что все эти корковые процессы отключаются, когда человека переполняют эмоции. Первым шагом в оказании помощи этой пациентке было вот что: общаясь с терапевтом, она узнала границы своего окна толерантности, то есть точки, в которых взаимодействие с людьми заставляло ее терять контроль. Осознание телесного состояния (напряжение в мышцах, в желудке и горле) и «регистрация» появления определенных образов в сознании помогли этой женщине научиться наблюдать за собой. Это один из аспектов тренировки «ментального зрения». Главная цель состояла в том, чтобы дать пациентке возможность перенаправить энергоинформационный поток в сторону интеграции. Предотвращение ситуаций, выходящих для нее за рамки терпимого, было самой полезной стратегией. Кроме того, нужно было научиться быстрее восстанавливаться и возвращаться к норме, когда такие ситуации все-таки возникали.

Как разум вообще оправляется от приостановления корковой обработки и паузы в размышлениях о мышлении (метапознании)? Процесс может варьироваться от человека к человеку, в зависимости от текущего контекста, особенностей личности и биографии. Из одних состояний может быть легче выйти, чем из других; определенные контексты могут активировать кластер профилей нейронной сети, после которого трудно восстановиться, а с другими справиться легче. Например, если человек чувствует, что его предал близкий друг, которому он доверял, то оправиться от нахлынувшего гнева и печали может быть очень трудно. Если же разочарование будет связано с сомнительным новым знакомым, гнев быстро пройдет.

Восстановление означает уменьшение дезорганизующих эффектов в определенный период эмоционального возбуждения. Восстановление может быть первичным физиологическим процессом, в котором механизмы оценки приводят степень и природу активации к «норме», то есть терпимому уровню. Эта модуляция может включать снижение интенсивности возбуждения, а также реструктуризацию в распределении активированных нейронных групп. Восстановление может также включать реактивацию более сложных и абстрактных рассуждений, опосредованных корой. Такое изменение позволяет задуматься о значении опыта – ключевом аспекте эмоций. Это позволит включиться метакогнитивным процессам саморефлексии и контроля. Способность размышлять о психических состояниях (своих и других людей) может иметь важное значение для включения этого аспекта регуляции эмоций. Исследования детей показывают, что те из них, кто использует разговор с самим собой вслух или про себя, способны лучше себя успокоить.61 Включив корковые процессы, можно изменить характеристики возникшей эмоции. Человек лучше перенесет уровень возбуждения, который ранее был для него чрезмерным. Например, человек, охваченный гневом на близкого друга, может обнаружить, что активизация старых воспоминаний об этом друге и возникновение чувства потери и печали могут позволить трансформировать эмоциональный опыт. Женщина-адвокат, о которой мы рассказывали выше, в ходе терапии начала осознавать печаль и глубокое разочарование, которые испытала в детстве во время общения с матерью. Она также начала связывать то, что происходит в ее жизни сейчас, с этим прошлым опытом. Этот процесс, по-видимому, позволил ей расширить окно толерантности. Некоторые люди переносят печаль легче, чем гнев.

Некоторым людям крайне трудно оправиться от эмоциональной перегрузки любого рода. Их жизнь может превратиться в череду попыток избежать ситуаций, вызывающих сильные эмоциональные реакции. Эти маневры избегания носят защитный характер – человек пытается удержаться в равновесии. Для тех, у кого ширина окна толерантности к определенным эмоциям невелика, поведение избегания имеет и другие последствия – оно может формировать структуру их личности и их способы взаимодействия с другими людьми и миром. Такие люди становятся заложниками собственной эмоциональной нестабильности.

Эмоции занимают центральное место в саморегуляции. Временами эмоциональное возбуждение бывает слишком сильным для каждого из нас. Если процесс восстановления неэффективен, поток эмоций приведет к длительным состояниям дезорганизации, которые потенциально вредны для нас самих или для других. Выздоровление позволяет вернуться в пределы окна толерантности и «раздвинуть границы», не нарушая их. По сути, восстановление позволяет процессам самоорганизации разума возвращать поток состояний к балансу, уйти от крайностей, представляющих собой ригидность и хаос Система становится более адаптивной, гибко настраивая себя как на внутренние, так и на внешние переменные. Она наращивает свою сложность, что позволяет разуму достичь стабильности.

Как может произойти выздоровление? Взгляд на два фундаментальных элемента разума – энергию и информацию – помогает ответить на этот вопрос. Вернемся к примеру с адвокатом. В общении с коллегой она оставалась в состоянии гипервозбуждения, волнения и ярости, при котором процесс корковой обработки, несомненно, был приостановлен. Внутренние представления, которые возникли из-за промаха, допущенного коллегой, вероятно, были связаны, с чувством стыда и унижения «родом из детства». Это индивидуальный смысл события для данного человека. Ситуация создала состояние сознания с чрезмерным возбуждением обеих ветвей вегетативной нервной системы и вывела ее за границы окна толерантности. Высшие рефлексивные процессы были приостановлены. Женщина начала кричать, чувствуя себя непонятой, униженной и разгневанной. Оглядываясь назад, она рассказала, что попытки коллеги успокоить ее раздражали – ей казалось, что он «проявляет снисхождение». Накричав на коллегу, она еще долго оставалась вне себя.

Со временем она, казалось, успокоилась, но мысли об этом опыте и возможном звонке от клиента по-прежнему выводили ее из себя. По мере продвижения в терапии она стала анализировать ситуацию с точки зрения представлений об окнах толерантности, эмоциях, памяти и состояниях разума. Пациентке хотелось понять, как ее собственный разум «предал» ее, и изменить эту сложившуюся модель реакций.

Во время сеансов пациентка снова входила в дезинтегративное, разрушительное состояние. Но к опыту «выхода из-под контроля» теперь присоединился поддерживающий диалог с терапевтом. Она могла слушать. Два новых объекта внимания, которые появились, – ее внутреннее состояние и внешний диалог. Такой «двойной фокус» внимания может быть важной частью психотерапии. Со временем пациентка начала размышлять о природе своих психических процессов. Видела чрезмерный поток активности, замечала напряжение мышц, которое сообщало о ярости. Кроме того, она уже могла сознательно связать детский опыт и сложившуюся проблемную ситуацию.

Эта женщина научилась по-новому использовать энергетический поток и обработку информации. Терапия позволила ей испытать состояния эмоционального «шторма», используя новые навыки. Она могла использовать расслабление и особые образы, чтобы снизить напряжение. Ее метакогнитивные корковые способности усилились и стали более доступными. Нормальное состояние сохранялось даже при высокой степени возбуждения. То, что ранее блокировало обработку информации и тормозило поток энергии, превратилось в новое, адаптивное состояние разума. Способность к регуляции эмоций и, следовательно, к саморегуляции стала более гибкой и эффективной. Пациентка могла сказать себе: «То, как я себя веду, больше связано с моим чувством стыда и страха, чем с коллегой», и по-другому сфокусировать свое переживание.

Доступ к сознанию

В процессе того, как происходит оценка и наши первичные эмоции дифференцируются, переходя в категориальные, разум находится под влиянием системы ценностей. Это происходит неосознанно. Мы исходим из того, что эмоции представляют собой набор процессов, непосредственно связанных со смыслом, социальной коммуникацией, концентрацией внимания и перцептивной обработкой. Эмоции – это не просто какие-то «примитивные» остатки эволюционного прошлого. Эмоция направляет поток активации (энергии) и устанавливает смысл представлений (обработки информации). Это не изолированная группа процессов; это интегративный процесс, который оказывает прямое влияние на разум в целом. Дав такое определение, мы можем начать понимать результаты исследований в области эмоций, мышления и социальных процессов по-новому. Обсуждение отношения эмоций к сознанию открывает новые возможности.

Есть много данных в поддержку мнения о том, что «сознательное я» на самом деле представляет собой очень небольшую часть деятельности разума.62 Восприятие, абстрактное мышление, эмоциональные процессы, память и социальное взаимодействие, по-видимому, происходят в значительной степени без участия сознания. Большая часть разума находится в бессознательном состоянии. Эти «неосознаваемые» процессы не противоречат сознанию; они создают основу для разума в социальных взаимодействиях, внутренней обработке и даже самом процессе осознания. Бессознательная обработка влияет на наше поведение, чувства и мысли. Бессознательные процессы воздействуют на наш сознательный разум. Мы постоянно сталкиваемся с внезапными вторжениями в свое состояние сложных мыслительных процессов (как при переживании удивления) или эмоциональных реакций (как когда плачем, осознавая, что испытываем чувство грусти). «Я» не разделено какой-то границей между сознательным и бессознательным. Скорее, «я» формируется бессознательными процессами, а также выборочным переходом некоторых из них в сознание. Другими словами, мы намного больше, чем наши сознательные процессы.

Но что это значит – иметь сознание? Почему у нас вообще есть сознание? Один из ответов: когда процессы становятся связанными в сознании, ими можно более стратегически и преднамеренно манипулировать, а их результат можно адаптивно изменять. Эта точка зрения согласуется с представлениями, касающимися глобального рабочего пространства и интегрированных информационных теорий сознания.63 Дополнительный взгляд из нашей структуры «трех П» состоит в том, что опыт, представленный в центре метафорического «Колеса осознания», возникает из опыта движения энергии и ее перехода в вероятностное положение, которое мы назвали «плоскостью возможности». Ее иногда называют «потенциальной энергией» – потенциалом перехода от возможности к действительности. Эта плоскость соответствует представлению физиков о «море потенциала», квантовом вакууме. Плоскость представляет собой математическое пространство, в котором покоятся все возможные варианты; это «генератор разнообразия» и бесформенный источник всех форм. Исходя из этого предположения, осознание позволяет выбирать и изменять что-то не только потому, что у нас есть возможность сделать паузу для размышлений, но и потому, что осознание возникает там, где есть другие варианты. Другими словами, с помощью сознания мы помещаем разум в положение, в котором получаем доступ к возможностям, которые раньше, возможно, не были доступны.64

Сознание позволяет освободиться от рефлексивной обработки и внести в поведение некоторый аспект «выбора». Таким образом люди могут отказаться от «режима автопилота», перестать реагировать «сверху вниз» и подключиться к спонтанности ощущений «снизу вверх». Пики могут возникать прямо из плоскости, не ограниченные ригидными плато. Практика осознанности может усилить эту способность «приходить в себя».65 Осознание дает нам возможность меняться. Мы позволяем возникнуть другим вариантам, свободным от ограничений укоренившихся плато.

Например, человек, который скоро женится, бессознательно беспокоится о том, кто и где будет сидеть на его свадьбе. Переведя это на осознанный уровень, можно обсудить этот вопрос с невестой, а затем вместе рассмотреть варианты. Можно собрать новую информацию и рассмотреть альтернативы, и это позволит найти оптимальное решение. Процесс, ставший сознательным, можно разделить с другими людьми, а результат может быть стратегически изменен. Стратегическое манипулирование, введение выбора и обмен информацией становятся возможными благодаря сознанию. Если человек не в состоянии осознать значение своих ощущений, вполне вероятно, что он не будет обсуждать этот вопрос и искать решение.

Как нейронаука объясняет возникновение сознания? Сознание важно для сосредоточения внимания и включения оперативной памяти, которые позволяют обрабатывать информацию в долговременном, эксплицитном хранилище. Как уже отмечалось в этой книге, оперативная память считается «грифельной доской разума»; она позволяет нам размышлять над несколькими (первоначально семь, плюс-минус два – но, вероятно, скорее пять, плюс-минус два!)66 одновременно. Такое отражение позволяет нам манипулировать представлениями, обрабатывать их (например, отмечать сходства и различия, создавать обобщения и распознавать закономерности) и создавать между ними новые ассоциации. Оперативная память позволяет рефлексировать и создает когнитивный «выбор». Другими словами, она дает нам возможность личного намерения и стратегического, преднамеренного поведения, не зависящего от автоматических рефлексов.

На фундаментальном уровне сознание включает в себя избирательную связь или связывание представлений, которыми затем можно намеренно манипулировать в оперативной памяти. Как говорилось ранее, некоторые исследователи предполагают, что паттерны возбуждения нейронов достигают определенной степени сложности по мере того как интегрируются, а затем включаются в систему в качестве аспектов «сознательного опыта». После стабилизации ими можно «намеренно» манипулировать в пространстве сознательного внимания. «Намерение» само по себе является философской загадкой.67 Но мы можем утверждать, что осознанность позволяет ввести новую информацию и совершить новые действия для достижения стратегической личной цели. Этот процесс можно рассматривать как преднамеренный способ формирования саморегуляции. Сознание само по себе не нужно для обработки информации, но иногда оно необходимо для достижения новых результатов в такой обработке.

С этой точки зрения мы можем сказать, что эмоциональная обработка – первичная реакция, оценка, возбуждение и дифференциация – обычно происходит бессознательно. Осознание этих процессов дает качественное ощущение эмоции, переживаемой как энергия и смысл. Все эти ощущения можно назвать «чувством», что объясняет, почему люди самого разного возраста по-разному отвечают на вопрос «Как ты себя чувствуешь?»: «Я чувствую… себя подавленным…… себя возбужденным… что это означает конец наших отношений… как я хочу убежать и спрятаться… что он не понял моих намерений… что я плохой… мне грустно… я сердит… я счастлив». Таким образом, «чувства» могут включать в себя энергию, значение, поведенческие импульсы или отдельные категории эмоций. Почему эмоциональные процессы вообще входят в сознание? Какая обработка информации происходит, когда мы осознаем изменения в интеграции?

Способность привлекать сознательную обработку к чему-то столь фундаментальному, как создание смысла, социальная связь и перцептивная обработка, безусловно, увеличивает гибкость наших реакций на окружающую среду. Осознание эмоций особенно важно в социальной среде. Без него мы, вероятно, не понимаем своих и чужих намерений и мотивов. Осознание эмоциональных процессов имеет значение для нашего выживания как социального вида: мы можем знать свой разум и разум других и можем мастерски взаимодействовать в сложном межличностном мире, чтобы удовлетворить свои потребности.

Напомним, сознание может включать в себя интеграцию распределенной активности нейронов, которая достигает определенной степени сложности.68 Эффективная обработка в сознании может рассматриваться как продолжение такого интегративного процесса. Сознание – это больше, чем просто активация представлений в оперативной памяти, связанных через таламокортикальную систему и латеральную префронтальную кору. Активные функции, направляющие интегрированный поток энергии и информации, играют важную роль в координации психических процессов и реакций. Эти функции, возможно, также опосредованы близлежащими префронтальными областями (включая орбитофронтальную кору, медиальную префронтальную кору и переднюю поясную кору) и другими областями (включая теменную и височную доли).69 Например, Нобре и коллеги предполагают, что данные, касающиеся орбитофронтальной коры, указывают на ее важность для

ингибирования подготовленных моторных программ [и в] задачах выбора и подготовки моторики, требующих удержания ответов. Орбитофронтальная кора участвует как в перенаправлении реакции, основанной на нарушении стимульной случайности, так и в возможных изменениях эмоционального состояния Активность в орбитофронтальной области включается по мере изменения стимульных условий, динамически взаимодействуя с основной нейрокогнитивной системой, направляющей внимание. Анатомические связи латеральной орбитофронтальной коры поддерживают эту способность.70

Ранее мы назвали эту способность «гибкостью реакции» и предположили, что такой процесс может быть важным элементом саморегуляции, а также поведенческой гибкости и гибкости внимания, наблюдаемой в общении и связных нарративах взрослых, которые можно наблюдать в надежных привязанностях.

Какую роль играет сознание в регуляции эмоций? Сознание может влиять на результат обработки эмоций. Осознанность допускает саморефлексию, которая может способствовать мобилизации стратегических мыслей и действий и, следовательно, повышает гибкость в движении к достижения целей. Это можно рассматривать как достижение новых уровней интеграции. Например, если человек осознает, что он грустит, потому что его друг уехал из города, можно написать или позвонить этому другу и восстановить контакт. Если печаль остается неосознанной, конструктивных действий не последует. Учитывая фундаментальную роль системы оценки в различении того, что хорошо, а что плохо, эмоции, доступные для познания, могут «мобилизовать» поведение. Это имеет решающее значение, если речь об эмоции в адаптивном смысле. Сознание позволяет эмоциям играть более адаптивную роль в поведении человека. Но как это помогает их регулировать?

Давайте снова вернемся к примеру женщины-адвоката, чтобы проиллюстрировать, как сознание может допускать два элемента регуляции эмоций: модуляцию энергетического потока через мозг и адаптивную модификацию обработки информации. После скандала с коллегой и отстранения от дел у нее появилась четкая мотивация – стремление разобраться в проблеме. Это был первый раз, когда она почувствовала побуждение изучить свою роль во всем этом. Ранее она сосредоточивалась на том, как несовершенны другие люди и мир вокруг. Но после «переломного момента» осознала, что источник трудностей находится в ее собственном разуме.

Это само по себе было большим достижением; пациентка «дошла до края». В результате открылось окно возможности для терапии, которая дала ей некоторые новые инструменты. Терапевт начинал сеанс с диалога, в ходе которого исследовались воспоминания пациентки об опыте – как в недавнем, так и в далеком прошлом. Пациентку обучали размышлять в настоящем о своих внутренних процессах, другими словами, она начала развивать свои метакогнитивные способности. Терапевт всячески поощрял саморефлексию, зная, что она станет важным инструментом регуляции эмоций.

Конкретные навыки отражения внутренней природы переживаний могут быть приобретены в рамках психотерапии с использованием тренировки ментального зрения, таких как практика «Колесо осознания».71 Это рефлексивная практика, в которой используется метафора колеса как визуального образа разума. Центр представляет опыт осознания. Точки на окружности означают все, что мы можем осознавать. Сама окружность разделена на четыре сегмента. Первый включает в себя пять видов чувств (зрение, слух, осязание, обоняние, вкус). Второй сегмент представляет «входящие данные» от тела – «шестое чувство». Третий сегмент окружности представляет нашу ментальную деятельность – эмоции, мысли, образы и воспоминания. Последний сегмент означает наше чувство связи с другими людьми и миром вокруг. Практика «Колеса осознания» позволяет человеку обрести умение отличать элементы окружности друг от друга, а также отличать опыт знания (спица) от того, что известно (окружность). Эта практика призвана интегрировать сознание. Если вы практиковали это регулярное рефлексивное упражнение, то, возможно, обнаружили, что интеграция сознания в результате этой практики приносит состояние эмоционального равновесия – в обычных обстоятельствах и в проблемных ситуациях. «Колесо осознания» – прямой пример того, как эмоциональный баланс возникает в результате вмешательства, включающего в себя как сознание, так и интеграцию. Его использование повышает способность размышлять о собственном ментальном опыте, помогает развивать самосознание и метапознание. Даже детей и подростков можно научить этому упражнению, которое поможет понять собственный разум.72

Метапознание начинает развиваться в течение второго года жизни и, по-видимому, позволяет детям связывать различные представления из памяти с опытом настоящего момента.73 Эта способность изменяет субъективную природу сознания и позволяет развивать новые уровни саморегуляции. Метапознание дает разуму детей (и взрослых) возможность выполнять ряд уникальных процессов: думать о мышлении; формировать представления о сознании; осознавать ощущения, образы и представления о себе; размышлять о природе эмоций и восприятия. Практикуя «Колесо» и другие формы медитации, можно также развить метаосознание, или осознание природы осознания. Эта способность помогает лучше понимать содержание осознания и ход осознания как процесса и оказывает положительное влияние на то, как регулируются эмоции.74

Формально говоря, разум развивает метакогнитивную способность к «различению внешнего вида и реальности». Человек понимает, что то, как что-то выглядит, может отличаться от того, чем оно является на самом деле в мире.75 Представления о том, что восприятие и идеи могут меняться с течением времени и могут отличаться от столь же реальных представлений других людей, называются «представленческими изменениями» и «представленческим разнообразием» соответственно. Метапознание также включает в себя осознание того, что эмоции влияют на мышление и восприятие и что человек может испытывать две, казалось бы, противоположные эмоции в связи с одним и тем же объектом внешнего мира. Для вспыльчивой женщины-адвоката каждая из этих областей стала жизненно важной – они позволили развить более адаптивную способность к регулированию эмоций.

Метакогнитивные способности часто, но не обязательно связаны с сознанием. Отсутствие метапознания у пациентки-адвоката стало частью фокуса терапевтического диалога. Нужно было сделать метакогнитивные способности сознательной частью обработки интенсивных эмоций. Со временем эти новые способности, созданные намеренно, стали автоматическими и уже не требовали больших сознательных усилий.

До терапии процессы ориентации, оценки-возбуждения и дифференциации часто находились за пределами сознательного понимания. В какой-то момент ярость этой женщины стала проявляться внешне в виде крика. Внутренние признаки этого состояния переживались как «пожар» в голове и фокусировка на том, что объект гнева есть «зло». Ее сознание было связано с элементами эмоциональной обработки только тогда, когда они прорвались через окно толерантности в виде неконтролируемой ярости и искажений восприятия. В этом состоянии она буквально смотрела на других как на «врагов». Кто-то может сказать, что она проецировала свой гнев на окружающих. Другая точка зрения – она входила в состояние стыда и унижения и имплицитно вспоминала свою рассерженную мать. Каким бы ни было объяснение, осознание началось с состояния ярости, когда саморефлексия была невозможна. Напомним, что в таком состоянии отключаются высшие когнитивные функции, включая метапознание. Ключом к решению проблемы стало переключение с «низших режимов» на более сбалансированную модуляцию. Осознание эмоциональных процессов заложило основу; метакогнитивное отражение этих процессов также было необходимо для повышения гибкости реакции и саморегуляции.

Терапия включает в себя различные аспекты отношений привязанности, а также совместное конструирование историй, наблюдение, обучение и ролевое моделирование для пациентов. Каждый из этих аспектов необходим для того, чтобы сделать следующий шаг. Получив концептуальную основу понимания эмоций, пациентка-адвокат перестала чувствовать себя «неполноценной». Состояние стыда включает в себя ощущение «со мной что-то не так», и часто из-за этого пациенты теряют способность размышлять о том, какую роль они сами играют в возникновении проблем. У таких людей может быть внутреннее убеждение в собственной ущербности, и они стремятся скрыть эту «правду» от других.

Терапия позволила пациентке рассказать историю своей жизни, и терапевт стал «свидетелем» ее боли и уязвимости в детстве. Связывание этих эмоциональных переживаний с нынешней повседневной жизнью позволило пациентке непосредственно испытать эти эмоциональные процессы. Появилась чувствительность к первичным эмоциям – задолго до их превращения в категориальные. Эти первичные ощущения позволили осознать, что ее выводит из себя («Теперь это взаимодействие для меня важно – берегись!»). Появилась возможность поразмышлять о том, что конкретное значение взаимодействия имеет два слоя: оценку в данный момент («Что сейчас происходит с этим человеком?») и «исторические значения» («Как относится это к моим эмоциональным проблемам из прошлого?»). Важным шагом было связать первичные эмоции с сознанием. Таким образом, пациентка могла исследовать ощущения, образы, чувства и мысли, возникающие в конкретный момент. Так создается способность переключаться с автопилота на более рефлексивную позицию любопытства и принятия, а затем на выбор и изменение.

Сначала эмоциональные вспышки продолжались, но они были менее интенсивными и менее частыми, и после них, казалось, было легче восстановиться. Это воодушевило пациентку. Затем она смогла сознательно изменить свою телесную реакцию, уменьшив соматическую обратную связь, которая автоматически усиливала каскадный цикл оценки и возбуждения. Это дало ей возможность намеренно изменить поток активации (энергии), проходящий через разум.

Одновременно с этим пациентка начала метакогнитивный анализ значения этих взаимодействий и эмоциональных переживаний. Она могла осознать, что происходит что-то «значительное», а затем у нее получилось связать это со своим детским опытом – унизительными отношениями с матерью. То есть она стала замечать сходства и работать с обобщениями в рамках оперативной памяти. Затем начался анализ значения представлений (например, взаимодействие с коллегой было связано со стыдом) и сопоставление с представлениями из прошлого (например, взаимодействие с матерью было унизительным, вызывало стыд). Такая бессознательная связь ранее вызвала взрыв эмоций. Теперь то же самое сравнение позволило получить совершенно другой результат: пациентка изменила процесс оценки, чтобы выделить другой аспект значения этих представлений. Раньше ее разум бессознательно реагировал на сходство и выдавал ощущение униженности и стыда. Это был автоматический компонент синаптической памяти, в котором прошлые состояния реактивировались без осознания их происхождения из прошлого.76 Теперь она смогла добавить в этот процесс измерение метапознания, что позволило ей заявить: «Я волнуюсь из-за сходства этого взаимодействия с событиями из прошлого, когда я переживала стыд. Я не раб прошлого, и я не обязана реагировать подобным образом». Вместо бессознательной автоматической реакции сознание позволило реагировать гибко и адаптивно. Приобретая способность размышлять об отношениях между прошлым, настоящим и будущим, эта пациентка развивала свою способность к автономному сознанию. Она могла решить не взрываться. Она могла решить, что лучше будет изменить свои первоначальные импульсы и попытаться достичь профессиональных целей более продуктивным образом. Можно сказать, она стала более осознанной. Моя 90-летняя мать так говорит об осознанности (думаю, что здесь эта цитата уместна): «То, что раньше меня раздражало, теперь меня забавляет». А еще моей маме нравится аббревиатура ЛОПЛ (любопытство, открытость, принятие и любовь), обозначающая внимательное осознавание.77

Процессы оценки, действующие даже без осознания, вовлекают новые группы нейронов в активное состояние. Добавив сознание в этот процесс, мы можем дополнительно мобилизовать новый набор процессов: можем манипулировать новыми комбинациями представлений в оперативной памяти. Сознание, включающее языковую систему и автоноэзис, позволяет размышлять о прошлом и будущем, выводя нас за пределы проживаемого момента.78 Осознавание эмоций может мотивировать нас, и это способствует более стратегическим достижениям, которые маловероятны без участия сознания.

Внешнее выражение

С самого начала жизни эмоции составляют как процесс, так и содержание общения между младенцем и родителем. Внутреннее состояние ребенка воспринимается родителями, а также они воспринимают самих себя. Младенец воспринимает условный «ответ» родителей, и происходит взаимная настройка. Позже родители используют слова, чтобы говорить о чувствах и обращать внимание на душевное состояние младенца. Родители могут прямо сказать, что ребенок чувствует себя грустным, счастливым или напуганным, давая ему интерактивный вербальный опыт, позволяющий идентифицировать эмоциональный опыт и поделиться им. Эта самая ранняя форма общения в обстановке безопасности и комфорта дает ребенку ощущение того, что он может разделить эмоциональную жизнь с другими и может получить утешение от них.

Ко второму году жизни младенец учится адаптивному поведению: он может не показывать, что чувствует. Социальный контекст, в котором переживается сильная эмоция, может мотивировать ребенка «скрывать» внутренние переживания. Например, если малыш чего-то хочет, но знает, что на него будут кричать, если он проявит интерес к этому объекту, то будет лучше не показывать своих истинных эмоций. Нас, взрослых, сложные социальные ситуации учат важной способности маскировать наши внутренние состояния, чтобы избежать критики и резкой реакции со стороны других. Культура и семейная среда играют центральную роль в эмпирическом усвоении ребенком этих негласных законов, называемых «правилами отображения».79 Культура формирует то, как мы начинаем чувствовать себя «правильно» или «комфортно», выражая эмоции во взаимодействии с другими и даже с самим собой. Некоторые исследователи используют термины «коллективистский» и «индивидуалистический», чтобы противопоставить социальную и частную направленность культуры. В целом исследования показывают, что правила в конкретном обществе сильно влияют на то, как люди общаются друг с другом, и на роль выражения эмоций в их жизни.80

Исследования детей и взрослых в различных культурах показывают, что люди могут совершенно по-разному проявлять эмоции, находясь с незнакомыми людьми и наедине с собой. Например, одно исследование показало, что в японской культуре выражение лица, показывающее эмоциональную реакцию на фильм, было совершенно нормальным, если участник считал, что он один в комнате. В присутствии экспериментатора выражение лица было совершенно другим – сдержанным.81 Если правила отображения предписывают людям не показывать эмоции, влияет ли это на осознанность эмоциональных реакций? Может быть, мы используем собственные реакции и выражения лица, чтобы понять, что чувствуем. Это согласуется с общим представлением о том, что мозг имеет представления о состоянии тела, включая состояния возбуждения, мышечного напряжения и выражения лица.82

В другом исследовании люди японского происхождения воспринимали эмоциональные выражения как аспекты социального мира, в отличие от людей западного происхождения, рассматривающих эмоции как выражение личности. Социальный контекст – перцептивная способность правого полушария – можно определить на основе этих результатов, чтобы быть более вовлеченным в восприятие эмоций.83 Напротив, внеконтекстный, несоциальный взгляд на эмоциональное выражение может включать доминирующую реакцию левого полушария. Этот вывод согласуется с выводом, упомянутым в главе 3, о том, что люди, родившиеся в Японии, воспринимали морскую среду аквариума в рамках более крупного (воспринимаемого правым полушарием) гештальта, а японцы американского происхождения воспринимали отдельные детали, – показывали более левополушарную форму ответа.84

«Я» способно по крайней мере к двум контекстуальным состояниям или способам бытия: личному, внутреннему (центральному) «я» и общественному, внешнему, адаптивному «я».85 Некоторые авторы использовали понятия «истинного» и «ложного» «я». Эта терминология, однако, предполагает, что приспосабливаться к социальным требованиям как-то неверно; полезнее признать, что разные контексты вызывают у каждого из нас разные состояния. Действительно, у нас есть «реляционные я», которые возникают, когда мы постоянно воссоздаем себя в разных условиях и с разными людьми.86 Повторяющиеся паттерны социальных взаимодействий могут создать специфическое состояние – происходит маскировка внутренних эмоций от мира, важная и постоянная адаптация. В механизме выживания нет ничего «ложного». Однако если мозг часто полагается на выражение эмоций как на указатель того, что на самом деле чувствует человек, то процесс маскировки, безусловно, может создать проблему для понимания «истинной» реакции.

Регуляция выражения эмоций может помочь разуму модулировать состояния возбуждения с помощью социальных и внутрипсихических механизмов. В социальном плане маскировка внутренних состояний может позволить человеку избежать межличностного резонанса, при котором реакция получателя временами может усиливать или искажать исходное состояние реагирующего. Маскировка внутренних состояний также позволяет исключить непонимание и, таким образом, избежать болезненного состояния стыда, которое может быть вызвано какой-то ситуацией. Регулирующий аффект может ослабить петлю положительной обратной связи, в которой внутреннее состояние выражается внешне в виде выражений лица и телесных реакций, которые затем воспринимаются разумом и усиливают первоначальное эмоциональное состояние. Как в индивидуальном, так и в социальном процессе обратной связи, регулируя внешние проявления, можно избежать выхода за пределы окна толерантности.

Очень сложная ситуация возникает, когда один из аспектов этой формы эмоциональной модуляции – негибкая и «неэкспрессивная» регуляция аффекта – становится чертой личности. Если в жизни растущего ребенка нет контекстов, когда внутреннее, личное «я» может быть полностью вовлечено во взаимодействие с другими, то адаптивное, внешнее, публичное «я» может постоянно маскировать внутренние состояния, «прятать» их даже от самого ребенка. Это состояние может переживаться как чувство незнания «кто я есть». Может возникнуть ощущение, что жизнь бессмысленна. Сознательный доступ человека к собственным эмоциям блокируется.

Опасность заключается в том, что теряется доступ эмоций к сознанию человека. Точный механизм такой блокировки неизвестен, но, возможно, он включает временное отключение цепочек, контролирующих аффективное выражение. Как мы видели, они в основном опосредованы правым полушарием, особенно префронтальной корой и миндалевидным телом. Например, у людей с поражением правого полушария бывает снижена способность воспринимать эмоции других, а также способность выражать и получать сознательный доступ к своим собственным. Более того, визуализирующие исследования людей с депрессией выявили функциональную аномалию в активации центров лицевого восприятия правого полушария, а также сниженную реакцию на мимику.87 Подразумевается, что выражение и восприятие лицевого аффекта могут быть неврологически связаны.

Люди сильно различаются по своей способности выражать эмоции. Один из способов понять это – представить невербальные сигналы как внешние выражения внутренних состояний разума. Первичные эмоции выражаются в виде аффектов с профилями активации, включающими состояния «крещендо» (нарастание энергии) и «декрещендо» (снижение энергии). Такие состояния человек проявляет в мимике, тоне голоса, активности конечностей, жестах, а они видны в комбинациях сигналов при взаимодействии с другим человеком. Эти сигналы могут проникать в собственное сознание человека, а также напрямую влиять на приспособление состояния к состоянию другого человека. Осознание внешних сигналов от другого человека и сигналов, исходящих от себя, может иметь решающее значение. Размышление о внутренних ощущениях может помочь в понимании того, что может чувствовать другой человек.

«Ощущение чувств другим» может быть важным компонентом отношений привязанности. Впервые я услышал эту фразу от своей пациентки, которая в конце терапии пыталась выразить, какие аспекты опыта были наиболее полезными для ее исцеления.88 Терапевтические отношения во многом строятся на фундаменте доверия, присущего привязанности – взаимодействию, в котором мы чувствуем, что нас видят, успокаивают, чувствуем себя в безопасности.89 Ощущение того, что кто-то другой понимает ваши чувства и способен постоянно реагировать на наши сигналы, жизненно важно для близких отношений на протяжении всей жизни. Привязанности способствуют обмену состояниями, что усиливает положительные эмоции и смягчает отрицательные. «Настроенное» общение в отношениях привязанности позволяет происходить такому интерактивному усилению и ослаблению. В результате каждый член пары чувствует, что другой его «видит и слышит». Для развивающегося ребенка надежные отношения привязанности создают фундамент, позволяющий впослествии выработаться механизму саморегуляции, необходимому для уменьшения неприятных состояний. В психотерапии надежные отношения позволяют быть увиденным, успокоенным и защищенным. В конечном счете «эмоциональный рост» переживаний привязанности базируется на заботливых, близких отношениях, которые способствуют большей интегративности разума, без которой невозможно его благополучие.90

Есть специфика передачи внутренних состояний, когда речь идет о выражении категориальных эмоций. Эти более сложные состояния активации, по-видимому, связаны с другой формой общения. Процитированные выше исследования предполагают, что некоторые аспекты категориального аффекта опосредованы правилами социального отображения. Люди иногда маскируют сильные чувства в присутствии незнакомцев; а иногда наоборот – проявляют определенные реакции (например, улыбку или смех) только в присутствии других. Эти наблюдения подтверждают аспект социальной коммуникации, важный для категориальных эмоций. Разделение этих состояний может включать в себя больше «когнитивной» эмпатии как «понимания чужого опыта», а не «переживания чужих чувств». Мы можем грустить, когда грустят другие, и можем радоваться, когда они радуются. Безусловно, так можно разделить с другими категориальные аффекты. Но категориальные эмоции позволяют нам наладить с другими более вербальное общение. То есть мы можем использовать слова с общими определениями, чтобы выразить некий общий опыт: «Должно быть, было так грустно, что это произошло» или «Здорово видеть, что вы так счастливы». Таким образом, выражение категориальной эмоции допускает большую лингвистическую дистанцию от общего момента в отношениях, чем первичное «ощущение ощущения».

Конечно, категориальные выражения обычно сопровождаются невербальными сигналами, отражающими первичные эмоциональные процессы. Но дело в том, что восприятие классического аффекта, такого как гнев, печаль или страх, часто затмевает более тонкие аспекты. «Риск» преимущественно категориальной эмоциональной коммуникации заключается в том, что человек может начать использовать только свой интеллект для лингвистической классификации эмоциональных переживаний и перестает обращать внимание на уникальное значение момента – для другого человека и для отношений в целом.

Личность, ментальная тренировка и трансформация саморегуляции