Согласованность и сложность
Мы можем предположить, что интеграция создает согласованность, позволяя потоку информации и энергии достигать баланса в своем движении к максимальной сложности. Это движение потока состояний разума может включать активность внутри человека и во взаимодействии с другими людьми. Этот баланс означает, что система движется между «известностью» и ригидностью, с одной стороны, и новизной и хаосом, с другой. Как мы видели, системы достигают «критичной»123 метастабильности,124 поскольку движутся этим путем к максимальной сложности. Существует метастабильная согласованность, которая хорошо сохраняется во времени. В рамках этого оптимального потока процессы связаны внутри одного разума и между разумами. Эту согласованность нельзя назвать ригидно «устойчивой» в том смысле, что она становится неизменной; напротив, это стабильность, возникающая в результате синергетического влияния, она способна сама усиливать себя. Это как «поток» во время исполнения музыки или во время танца. Или особое состояние вдохновения, когда творец чувствует, что подключается к чему-то намного большему, чем он сам, и это «ведет» его. Философ и поэт Джон О’Донохью прекрасно описал это состояние в своей короткой поэме «Fluent»: «Я хотел бы жить, как течет река, удивляясь природе собственного становления».125 Интеграция предполагает вовлечение внутренних и межличностных процессов во взаимоактивирующуюся «сорегуляцию». Это «резонанс», свойство взаимодействующих систем, определяющее влияние одной на другую. Мы можем посмотреть на резонанс как во внутренних процессах, так и в межличностных отношениях, чтобы понять, как движение разума к интеграции приводит к согласованности.
Эмоционально настроенное и обусловленное общение между двумя людьми создает резонанс; каждый член диады находится под влиянием другого. В мозге нейронный процесс «повторения» вовлекает отдельные цепочки в плавное, резонирующее состояние.126 Цепочка А посылает сигналы к В, которая, в свою очередь, отправляет сигналы обратно к А, и так далее. Повторяющаяся активность такой цепочки связывает А и В как единую систему. Таким образом, A и B являются частью процесса, зависящего от состояния. В другом состоянии активность А может иметь небольшое влияние на активность В. «Резонанс» – это термин, который можно использовать для описания природы случайных, повторяющихся, регулирующих влияний системы на взаимодействующие элементы. В резонансе компоненты становятся функционально связанными в единую систему.
Попробуем определить отношения между терминами «интеграция», «согласованность», «связность» и «резонанс». Мы определили «интеграцию» как соединение дифференцированных элементов, создающее согласованность в разуме. «Согласованность» – это состояние системы, при котором многие слои нейронных функций активируются и гибко связаны друг с другом во времени.127 Теория сложности дает нам некоторое представление о том, почему может происходить этот процесс связывания: состояния системы, которые максимизируют сложность, достигают стабильности.128 Таким образом, интеграция создает опыт изменения «я» с течением времени. По мере того как разум приближает систему энергетических и информационных потоков в теле и в социальном мире к сложности, он вовлекает различные слои процессов в связное состояние разума. Таким образом, связность – это состояние, в котором подкомпоненты соединены друг с другом в данный момент времени. По мере того как разум существует во времени, когезионные состояния могут стать частью согласованного потока. Соединение подкомпонентов – в данный момент (связность) или во времени (согласованность) – достигается в процессе интеграции. Интеграция набирает и соединяет дифференцированные схемы подкомпонентов в более крупную функциональную систему через фундаментальный процесс повторения. Сорегулирующее, взаимовлияющее состояние повторяющихся связей называется «резонансом». Другими словами, интеграция использует резонанс подсистем для достижения связных состояний и согласованного течения состояний во времени. Такой процесс создает более сложную, функционально связанную систему, которая тоже может стать составной частью еще более крупных и сложных систем.
Описать этот часто бессознательный процесс словами довольно сложно. В пределах сенсорных модальностей, например, может присутствовать чувство «связи» с объектом, находящимся в фокусе сознательного внимания. Взгляд на цветок может превратиться в динамичный, всепоглощающий процесс, в котором «я» и «цветок» теряют свои границы. Акт творения во многих видах деятельности может ощущаться как мощный поток энергии, который будет происходит без сознательного намерения, «сам по себе». В межличностных отношениях интеграция может восприниматься как полнота общения и спонтанность, в которых «я» одновременно полностью присутствует и «растворяется» в потоке живой, непредсказуемой, но поддерживающей и надежной связи с другим человеком.
Все эти переживания отличает чувство «присоединения», в котором индивидуум становится частью процесса большего, чем телесно определенное, отдельное «я». В интеграции создание согласованности представляет собой поток состояний системы на «плодородной почве между порядком и хаосом»129 – пути резонанса, баланс, траектория между ригидностью и хаосом. Уровень системы может быть любым: локальные цепочки в мозге, более крупные нейронные системы, оба полушария мозга, два человека или большая группа людей, наши внутренние связи с природой. Субъективное переживание согласованности будет зависеть от природы элементов системы, активированных в резонансе, создаваемом интегративным процессом.
Есть ли эмпирическое подтверждение взаимосвязи между интеграцией и созданием такого объединяющего опыта? Одним из доказательств может служить исследование «оптимального опыта» Михая Чиксентмихайи.130 Участники, у которых был опыт «потока» – состояния, в котором человек творчески растворяется в деятельности, – обладали хорошо развитыми навыками высокой концентрации и полного погружения. Деятельность могла быть разной: легкая атлетика, проигрывание музыки или письмо. Чиксентмихайи предположил, что переживание потока включает в себя перемещение «между скукой и тревогой». Мы можем предположить, что эти переживания увеличивают сложность индивидуальных состояний в движении между ригидностью/порядком (скукой) и случайностью/хаосом (тревогой). Мы также можем предположить, что такой опыт обладает свойством «самоусиления», поскольку он способствует развитию интеграционных процессов внутри личности. Способность к присоединению может проявляться как во время погружения в деятельность («поток»), так и в коммуникации между людьми. Это подтверждается выводом Чиксентмихайи о том, что люди, пережившие состояние потока, как правило, обладают сочетанием высокоспециализированных индивидуальных навыков и способности к интеграции с другими. Нам еще предстоит изучить связь между способностью к объединению в рамках конкретной деятельности и в межличностных отношениях и то, как все это сказывается на эмоциональном благополучии человека.
Нарративный процесс
Какие еще данные могут помочь нам более полно понять интегративный процесс? Есть несколько источников. Первое, что мы рассмотрим, – это интегративная функция нарративов. Исследования детского развития показывают, что к третьему году жизни у детей формируется «нарративная» функция, которая позволяет создавать рассказы о событиях, с которыми они сталкиваются в своей жизни.131 Эти нарративы представляют собой последовательные описания людей и событий, в которых собраны и обобщены многочисленные переживания. По мере того как новый опыт сравнивается со старым, отмечаются сходства в правилах, а различия описываются как исключения из этих правил. Эти истории посвящены осмыслению событий и ментальных переживаний персонажей. Они наполнены внутренним опытом в контексте взаимодействия с другими людьми в мире. Эти истории нужны, вероятно, чтобы создать ощущение последовательного понимания себя в мире и во времени.
Связано ли это со стремлением создать согласованность между разрозненными аспектами собственного разума? Можно сказать, что так, хотя и не всегда. Нарративы могут выборочно сосредоточиваться на разумах других и на внешних контекстах, а не на внутреннем опыте. Дети начинают как биографы и затем превращаются в автобиографов. По мнению Денни Вольф, к двум годам ребенок начинает формировать «авторское я». По ее мнению, «авторство – это способность действовать независимо от навязчивых условий ситуации». Такой процесс требует способности «отделять друг от друга» различные версии опыта, а также предполагает «появление эксплицитных форм представлений, позволяющих отметить природу и движение между разными позициями «я».132 Эта точка зрения основана на предположении, что ребенок может принимать разные точки зрения. Как далее утверждает Вольф, «наше самое непосредственное определение «я» – это определение согласованного и отчетливого центра: телесного вместилища, опорной точки для нашего чувства свободы воли, единственного источника наших эмоций (независимо от того, насколько они хаотичны) или того, где накапливаются главы нашей очень личной истории».133 По мере того как ребенок сталкивается с разными видами самопереживания (или «состояний я», как мы их определили), перед автором встает задача включить эти «версии я» в процесс нарративного повествования. Развитие этого процесса, как мы уже описывали ранее, сильно зависит от социального опыта.134
Итак, нарративный процесс пытается осмыслить мир, разум и его различные состояния. Однако у некоторых людей можно увидеть нарративы, отражающие конкретное состояние «я», но не создающие более глобальной связности разума в целом. Нарратив может быть связным логически, но несогласованным из-за отсутствия гибкости в отношении времени и состояний. Нарратив является фундаментальным «строительным блоком» интегративного режима, но его недостаточно для создания согласованности между состояниями «я» во времени. Если восприятие себя в мире «многослойно», могут быть и разные истории об этих различных состояниях «я». Таким образом создается всеобъемлющее «нарративное я», в котором есть рассказчик и все происходит внутри, для и вокруг этого человека. Если этот аспект личности изолирован – от других состояний «я», от социального или природного мира, – тогда автобиографическая история будет «историей сепарации». Связывание «я» во времени – одна из интегрирующих функций нарратива. Реальное переживание «я» или «ощущения себя» может быть как результатом создания личной истории, так и вкладом в сам нарративный процесс. Давайте рассмотрим еще три источника, которые могут помочь нам изучить природу интеграции и ее потенциальную связь с нарративным процессом.
Скрытые наблюдатели
Второй источник информации об интегративном процессе – данные исследований здоровых участников в гипнотических или трансоподобных состояниях. В этих состояниях подавляющее большинство людей, по-видимому, обладает способностью к наблюдению, которую называют «скрытым наблюдателем», «наблюдающим эго», «внутренним самопомощником» или «внутренним гидом».135 Скрытый наблюдатель проявляет себя под гипнозом как форма ментальной реакции. Он дает комментарии о человеке: «Дэн слишком много работает; ему следует замедлиться и расслабиться», или «Ее потребность завершить проект мешает ей заниматься спортом. Ей следует перестать столько времени и сил уделять проекту». Эта функция раскрывает способность разума к восприятию мыслей, представлениям состояний разума и обработке контекста переживаний во времени. Подобные комментарии, сделанные в гипнотическом состоянии внутренней концентрации, предназначены для изменения функционирования человека в целом. Это, по-видимому, не просто функция наблюдения (представление информации), но и попытка использовать данные для изменения поведения (обработка информации и вызывание дальнейших эффектов). Таким образом, мы можем рассматривать скрытого наблюдателя как интегративную попытку разума создать ощущение согласованности в своих состояниях – в разное время и в разных контекстах.
Существует ли скрытый наблюдатель вне гипноза? Есть мнение, что да. Во-первых, у детей в раннем возрасте развивается способность рассказывать о своей жизни с разных точек зрения, в том числе от третьего лица, с точки зрения наблюдателя.136 Во-вторых, исследования памяти показывают, что люди обладают способностью к воспоминаниям с позиции наблюдателя, в которых они «видят» себя в прошлом со стороны, как издалека.137 Кроме того, клинические исследования пациентов с различными расстройствами выявляют внутренний процесс, который «комментирует» текущий опыт. У пациентов с диссоциативными расстройствами «внутренний самопомощник», который пытается координировать разрозненные действия разума, является довольно распространенным состоянием «я».138 Люди с депрессией могут слышать пессимистичный «внутренний голос», который еще больше укореняет их тяжелое состояние.
Что скрытый наблюдатель говорит нам о межличностном опыте? Исследуя взаимосвязь между гипнозом и процессами развития, Брайан Ванденберг утверждает, во-первых, что гипноз показывает, как «социальный обмен и интрапсихическое функционирование взаимопроникают друг в друга, что “я” и “другие”, когнитивное и социальное, индивидуальное и культурное тесно переплетены»; во-вторых, он предполагает, что «мысль и опыт не всегда являются непрерывны, бесшовно соединены и автономны, между ними есть разрывы, дистанция и изменения, обусловленные контекстом»; и, в-третьих, гипнотические состояния отражают «детский опыт лабильности заземления и восприятия речи “авторитетного другого”, обеспечивающего стабильность в этом неопределенном мире».139 Другими словами, общение с родителем может позволить ребенку достичь чувства согласованности, когда внутренний и внешний мир переменчивы. Может ли быть так, что этот ранний опыт обусловленной коммуникации и рефлексивного диалога способствует развитию «внутреннего голоса», помогающего достичь ощущения согласованности? Может ли этот голос быть формой внутренней речи, как предположил Лев Выготский?140 Свойства осознанности (мы говорили о них в главе 1) – это способность к самонаблюдению, эмоциональное равновесие и осознание происходящих событий, а также способность воздерживаться от суждений и называть внутренние переживания разума. Интересно, что некоторые наши исполнительные функции связаны со способностью к ментализации и с опытом взаимоотношений с родителями.141 Если родительская чувствительность и ментализация связаны с развитием исполнительных функций 142 и ряд исследований подтверждает, что черты осознанности и надежность привязанность взрослого часто показывают корреляцию143, то можно увидеть, как каждая из этих внутренних и внешних, межличностных функций имеет общий механизм интеграции. Зависимость между привязанностью детей и родителей, исполнительной функцией, дискурсом, нарративом и даже скрытым наблюдателем еще предстоит изучить, и в ходе этих исследований, вероятно, прояснится то, как эти интегративные процессы возникают в ходе развития.
Латеральность полушарий
Третий источник информации, подтверждающий существование интегративного способа обработки информации, – исследования специализированных функций полушарий мозга. Отдельные данные мы уже приводили ранее в этой книге. Когда информация поступает только в левое полушарие, вербальный ответ отражает попытку создать историю или осмыслить то, что оно видит или слышит. Как упоминалось ранее, Майкл Газзанига и его коллеги назвали это функцией «интерпретатора».144 Для изолированного левого полушария эти слова – выдуманные истории, которые соответствуют правде, но не связаны с сутью или контекстом ситуации. Левое полушарие, по-видимому, лишено контекстуальных представлений правого полушария, но тем не менее создает историю для объяснения ограниченной информации, имеющейся в его распоряжении. Левое полушарие использует силлогистические рассуждения, формулируя основные и второстепенные предпосылки и делая выводы из ограниченного набора данных, пытается прояснить причинно-следственные связи. Например, если испытуемого с изолированным левым полушарием спросить о картинке, на которой изображены мальчик и его отец, левое полушарие воспримет детали сцены и создаст объяснение того, что делают эти два человека. Но оно будет игнорировать детали – например, выражения лиц персонажей или то, что на картинке есть бейсбольный мяч. Контекстуальные элементы, по-видимому, не воспринимаются левым полушарием. Интерпретирующая функция левого полушария в первую очередь обусловлена необходимостью рассуждать о причинно-следственных связях. Кажется, что она не заинтересована в установлении согласованного или связного взгляда на «истину» или в понимании внутреннего намерения других людей.145 Некоторые авторы предполагают, что левое полушарие может нести основную ответственность за создание искаженных и «ложных» воспоминаний о прошлом опыте.146
В отличие от левого, правое полушарие, по-видимому, способно осмыслить основной смысл того, что оно воспринимает: контекстуальная информация принимается и обрабатывается, а суть ситуации оценивается и понимается. Правое полушарие не использует силлогистическую парадигму для формирования выводов о причинно-следственных связях, а скорее представляет информацию об окружающей среде. Благодаря более широкому фокусу внимания, чем у левого, правое полушарие позволяет «видеть лес», а не отдельные деревья. Информация о взаимосвязанном характере реальности включает в себя объединение различных компонентов опыта, в том числе элементов психических процессов и пространственных отношений. Поскольку правое полушарие в основном невербальное, результат его обработки должен быть выражен способами, не основанными на словах, – например, это может быть рисование.
Как подробно обсуждалось в предыдущих главах, эти полушарные различия имеют эмбриологическое происхождение и отражают преобладание обработки в дорсальных или вентральных цепочках на каждом полушарии мозга. Многочисленные исследования подтверждают мнение о том, что способность к ментальному зрению доминирует в правом полушарии. Это не означает, что левое полушарие не участвует в составлении карт разума в нейронных представлениях; просто восприятие невербальных и быстрых сигналов социальных взаимодействий, которые позволяют ощущать психическое состояние, лежащее в основе этих коммуникаций, преимущественно – но не полностью – опосредовано правым полушарием мозга. Регистрация и регуляция телесного состояния, восприятие и выражение невербальных сигналов аффективного состояния, координация социальных и эмоциональных сигналов с оценочными центрами мозга и извлечение автобиографических воспоминаний, по-видимому, преимущественно опосредованы правым полушарием. Поскольку сигнал от тела регистрируется в основном в правых областях коры, именно правое полушарие более непосредственно подвержено влиянию интероцептивных данных. Эти соматические входы, эта «мудрость тела», формируют наше эмоциональное состояние и имеют первичный доступ к сознанию правого полушария. Мы начинаем осознавать наш иррациональный мир посредством невербальной представленческой обработки правого полушария. Мы можем сказать словами: «У меня есть чувство» или «Мое сердце говорит мне что-то», и эти интероцептивные ощущения могут иметь нейронные корреляции с правым полушарием, но переводит их в лингвистические символы левое полушарие. В конце концов, связь этих дифференцированных структур и их специализированных функций, вероятно, и составляет залог психического здоровья. Описание природы дифференцированных функций состоит не в том, чтобы отдать «предпочтение» одной из них, а в том, чтобы подчеркнуть баланс дифференциации и связи, необходимый для интеграции. Способность представлять состояния разума, вероятно, опосредована областями обработки правого полушария в сочетании со способностью левого полушария превращать слова в опыт, чтобы мы могли осмыслить себя и наши «частные миры». Таким образом, мы предположили, что рефлекторная функция, позволяющая нам ментализировать, скорее всего, опосредуется главным образом правым полушарием, но выражается левым. Интеграция и здесь является ключевым фактором.
Исследования латеральности предполагают несколько важных аспектов функционирования разума. Левое полушарие пытается дать объяснение полученной информации, но ему не хватает способности обрабатывать контекст, поэтому его выводы основаны на избранных деталях. Это может быть один из источников «линейного» постижения мира. Интерпретатор левого полушария выводит объяснение, которое внешне логично, но часто лишено контекстуального содержания, если параллельно не поступает информация из правого полушария. Правое полушарие обрабатывает общую суть ситуации и создает представленческое «понимание» с учетом контекста. Возможно, именно так мы развиваем системное мышление. Интерактивная работа частей большого целого связывает их друг с другом. Метаанализ многих данных по визуализации мозга показывает, что, хотя оба полушария участвуют в опосредовании способности воспринимать психические состояния других, вклад в рефлексивное понимание мира «других разумов» правого и левого полушарий различен.147
Осмысление разума
Важным выводом из трех групп исследований, рассмотренных на данный момент, является то, что люди постоянно пытаются «осмыслить» то, что они испытывают. На одном уровне осмысление означает попытку понять причинно-следственные связи – что происходит и почему это произошло. Почему разум пытается это сделать? (Даже сама постановка этого вопроса отражает потребность человеческого разума придавать смысл всему, в том числе и разуму!) Прямой ответ подсказывает обратный инжиниринг эволюционного мышления: люди, чей мозг был способен понимать причинно-следственные связи и отношения, имели больше шансов выжить и оставить потомство. Почему? Потому что если разум может воспринимать события мира, запоминать их, извлекать причинно-следственные связи (понимание, осмысление) и использовать эти процессы для влияния на будущее, у него будет больше шансов выжить. Как мы уже отмечали в этой книге, мозг функционирует как «машина ожидания»; он берет данные из воспринимаемого мира и готовится к следующему событию. Люди, мозг которых успешно справлялся с этой задачей, были эффективнее, чем те, чей разум оставался в «здесь и сейчас». Например, избежать встречи со львом легче, если понимать, что рычание (причина) может указывать на присутствие хищника, который может напасть (следствие). Такова основа обучения. Такова основа осмысления мира.
Осмыслить социальный мир разума немного сложнее, но он затрагивает ту же основную проблему причинно-следственных связей. Что «означает» хмурый взгляд другого человека? Как тонкие и быстрые сигналы извне, вербальные, так и невербальные, показывают нам, что происходит и что может произойти дальше? Знание, кому можно доверять, а кого опасаться, необходимо для того, чтобы найти свой путь в мире социальных взаимодействий. Состояния разума других – их намерения, убеждения, отношения и эмоции – предрасполагают человека к определенному поведению. Способность предвидеть поведение других зависит от способности понимать их мысли.
Функционирование в сложной социальной сети повышает способность людей выживать, размножаться и создавать группы единомышленников. Это можно рассматривать как форму межличностной интеграции. Благодаря общим ментальным способностями группа может функционировать как система, состоящая из связанных между собой отдельных людей. Группа рождает высокоэффективные методы решения проблем – это дает преимущества в мире, где все друг с другом конкурируют. Возможно, это то, что мы ранее назвали «генеративным социальным полем». Участие в такой группе дает человеку чувство защищенности, надежности и стабильности. Мы становимся частью «паутины разума», в которой присутствуют и взаимодействуют разные люди, каждый из которых является источником энергии и информации, Интернет показывает, каким образом паутина человеческого разума может работать как взаимосвязанное целое со своими собственными эмерджентными свойствами. Эта система оказывает как отрицательное, так и положительное влияние на нашу жизнь, индивидуальную и коллективную.
Когда речь о частной жизни, мы видим сложные отношения между ранней историей привязанности, опытом общения с учителями, отношениями с друзьями и социальной компетентностью в группах сверстников.148 Одно исследование показало, например, что принятие сверстников и лидерские способности связаны с историей надежных привязанностей.149 Отношения, как в раннем, так и в более позднем возрасте, имеют значение. В целом эти результаты подтверждают идею о том, что человек продолжает развиваться всю жизнь – в результате взаимосвязанных внутренних процессов и социального опыта.
На протяжении всей жизни разум пытается создать связный внутренний, межличностный и групповой опыт. Такой интегративный процесс помещает систему индивидуального разума в сложный социальный контекст, который непосредственно формирует ход жизни, и зачастую самым непредсказуемым образом. Как описал Гленн Элдер,
теория жизненного цикла и поиска предупреждают нас об этом реальном мире – мире, в котором проживаются жизни и люди прорабатывают свои пути развития, насколько это возможно. Мы узнаем, как жизнь социально организована в биологическом и историческом аспекте и как получающийся в результате социальный паттерн влияет на наши мысли, чувства и действия.150
Таким образом, наш разум постоянно обрабатывает как внутренний, так и внешний, социальный опыт.
Естественный отбор позволил нашему разуму развить способности к мышлению. Необходимость ориентироваться в сложном социальном мире требует способности понимать мысли других. На самом деле люди, возможно, эволюционно научились «читать мысли других» даже до того, как начали осознавать собственный разум.151 Внутренний мир внимания, намерений, осознания, восприятия, настроения, эмоций, установок и убеждений – это область реальности, которую мы можем видеть только с помощью ментального зрения. Физические сигналы от другого человека, которые мы можем видеть, слышать, осязать, дают нам информацию для создания карты, позволяющей ощущать разум. Вот как мы составляем ментальную карту других, а затем постепенно и свою. Передача сложных аспектов этого ментализирующего знания другим позволяет поделиться мудростью и опытом. Это знание передается от одного человека к другим в группе посредством рассказывания историй. Осмысление чужих разумов – важная составляющая нарратива. Это означает, что ментализирующие представления правого полушария могут нуждаться в интеграции с интерпретирующими представлениями левого – как при выражении, так и при восприятии такой информации. Осмысление нашей собственной внутренней жизни, нашего собственного разума – это движущая сила автобиографического нарратива. Что личные истории могут рассказать нам об интеграционном процессе?