Развивающийся разум. Как отношения и мозг создают нас такими, какие мы есть — страница 94 из 140

«Я»

Слово «я» может ввести в заблуждение. Для некоторых «я» – это личная идентичность, определяемая телом. «Я» кормлю «себя» обедом – здесь имеется в виду, что вот это конкретное тело ест пищу. Но когда мы переживаем интеграцию сознания, например, при выполнении практики «Колеса осознания», мы начинаем отличать опыт знания (центр «Колеса») от того, что известно (окружность «Колеса»).¹³ Многие начинают ощущать бесконечность плоскости возможностей в нашей структуре «трех П». Это осознание часто приводит к пониманию того, что тело, переживаемое как точка в центре, является лишь одним из многих способов определить, чем на самом деле является «я». Осознание переживания себя можно отличить от «ощущения себя». В некоторых традициях личность рассматривается как конструкция. В лучшем случае это иллюзия, а скорее даже заблуждение.¹⁴ В неврологии ощущение себя часто рассматривается как нейронная конструкция, которая частично возникает из сети режима по умолчанию (РПУ), которую мы исследовали.¹⁵

Тема «я» – огромна, на ее изучение может уйти целая жизнь. Здесь мы выделим ряд полезных понятий из наших исследований. Если вы зашли так далеко – или даже если вы вдруг начали с этой последней главы, – пожалуйста, будьте готовы присоединиться к синтезу идей, который продолжит наши усилия по объединению разных дисциплин. Научные подходы нужно совмещать с практикой – то есть эти идеи могут использоваться в личной жизни, в школе или во время терапии, а также и в более глобальном контексте – в наших отношениях с природой и миром в целом. Изучение того, что мы подразумеваем под «собой», и более широкий взгляд на это может быть важным для сохранения и улучшения жизни на этой планете.

Вполне вероятно, что определение «я» как чего-то в пределах тела ограничивает нас как личностей. Отдельное индивидуальное «я» есть изолированная идентичность. Более широкий взгляд состоит в том, что «я» и наше ощущение себя являются частью более крупного взаимосвязанного целого: «я» можно рассматривать как «я-мы». Даже в физике мы видим это различие между отдельными объектами на макроуровне и взаимосвязанными событиями на квантовом микроуровне.¹⁶ Когда мы размышляем о разуме как об эмерджентном процессе, как о потоке энергии и информации в наших телах и отношениях, то приходим к пониманию, что наш личный опыт является «узлом», через который проходит этот поток. Мы видим себя частью более крупной «паутины разума», состоящей из взаимосвязанных личностей, согласованных в том числе во времени.

Когда мы примем эту точку зрения, то сможем увидеть, как здоровье возникает из интеграции отношений и наших индивидуальных телесных «я». Интеграция уважает и связывает их. Исследования показывают, что счастье, здоровье и даже мудрость ассоциируются с социальными связями, помощью другим и деятельностью на пользу миру.¹⁷ Мы обретаем глубокое чувство смысла, когда посвящаем себя чему-то, выходящему за рамки наших личных интересов. Интеграция создает здоровье и расширяет наше представление о том, кто мы есть. Сострадание к тому, кого мы называем другими, и к человеку, которого мы называем собой, является естественным результатом здорового развития разума. Доброта и сострадание – это видимая интеграция. Интеграция, которую мы изучали на протяжении всей книги, является общим ядром благополучия, – внутри человека и между людьми. Используя интеграцию во всех возможных областях, мы сделаем этот мир лучше.

Осознанность систем

Как мы помогаем развивающемуся разуму принять реальность наших взаимоотношений? Когда мы чрезмерно дифференцированы и не принимаем взаимосвязанность всего, что есть на земле, люди, сообщества и мир природы в целом страдают от ригидности и хаоса. Здоровье зависит от осознания реальности взаимосвязанной природы систем, в которых мы живем. Системное мышление – это ментальный процесс, в ходе которого мы осознаем глубокие связи между нами и большим глобальным целым. Как предлагают Питер Сенге и его коллеги,

это осознание взаимосвязанности может лежать в основе исследования, происходящего на протяжении всей жизни. Оно направлено на более широкое понимание последствий наших действий – это основа этики. Это исследование охватывает выбор потребителя и гражданина, от обыденных повседневных решений до региональной и национальной политики – и то и другое может повлиять даже на тех, кто находится на другом конце планеты. Поскольку мы никогда не сможем полностью увидеть все локальные и глобальные системы, в рамках которых разворачиваются наши действия, пребывание в «системе сострадания» прививает нам глубокое чувство смирения в отношении того, что мы знаем и чего не знаем, а также поддерживает наше любопытство и открытость к обучению. Это отличительные черты настоящего мыслителя, так же как и культивируемый опыт взаимосвязи.¹⁸

Учиться быть «системным мыслителем» – процесс длиной в жизнь. Он позволяет получить доступ к нашим социальным сетям, а также к способности ощущать неязыковую взаимосвязь внутри системы, в которую мы встроены. Сенге с коллегами сосредоточиваются на том, как эти «сострадательные системы» вдохновляют нас увидеть себя частью большего целого и почувствовать связь, которую некоторые могут назвать «реляционным полем». Ученые продолжают:

В течение многих лет различные дисциплины, от неврологии до психологии, изучали природу эмпатии, симпатии, сострадания и эмоционального интеллекта с целью лучшего понимания наших эмоциональных состояний и реакций. Во многом эти области науки основаны на тысячелетнем знании, взращенном в различных духовных традициях. Понимание сложных социальных реалий показывает, как мы, люди, постоянно формируем внутренние и внешние структуры, которые, в свою очередь, формируют нас. Текущая работа по системам сострадания рассматривает сострадание как способность понять («концептуально» и «эмпатически»), что значит быть актором в системе, каким мы все неизбежно являемся, – в системах семьи и отношений, в сложных организациях и в более крупных социальных системах. Здесь важно системное восприятие – «умение ставить себя на чье-то место» – и системное мышление, которое стремится более объективно понять, как, собственно, функционирует система.¹⁹

Почему системное мышление включает в эмоции, эмпатию и сострадание? Как мы уже обсуждали ранее, эмоции можно представить как изменения в интеграции, изменения баланса дифференциации и связей внутри сложной системы. Чувствовать внутренний опыт другого и представлять, каково это – принимать точку зрения другого – два основных компонента эмпатии, которые служат проводниками к состраданию. Сенге и его коллеги подходят к этой связи между системным мышлением и состраданием следующим образом:

В работе над системами сострадания мы пришли к выводу о сострадании как о системном свойстве разума: развивать сострадание – значит уметь ценить системные силы, влияющие на действия людей, – «ставить себя на их место». Сострадание выходит за рамки взгляда на систему со стороны (что-то вроде интеллектуального упражнения), но на самом деле оно дает ощутить, что значит быть актором внутри системы. Это изменение называется «системным восприятием» и дополняется системным мышлением. В некоторых духовных традициях системное восприятие – способность удерживать в голове подобные парадоксы – рассматривается как показатель добродушия. В рамках метода Сострадательных Систем мышление и восприятие – это аналоги более глубокого понимания, объединив которые мы видим то, что называем «системным осознанием». Развитие способности видеть и ощущать большую систему – это, по сути, сострадательное состояние разума.²⁰

Что мешает развивающемуся разуму естественным образом достичь состояния сострадания? Если мы действительно живем внутри глубоко взаимосвязанных систем, то почему системное осознание не является частью нашего обычного линейного мышления в терминах причинно-следственных связей? Этот фундаментальный вопрос носит не только интеллектуальный характер – он весьма актуален во времена, когда человечество формирует планету, то есть сейчас, в эпоху антропоцена.²¹ Развивающийся разум нуждается в поддержке, чтобы культивировать сострадательный образ жизни и заботу о нашем сложно взаимосвязанном мире. Как мы можем извлечь уроки из материала этой книги и использовать их, чтобы принести в мир гармонию и здоровье?

Метод Сострадательных Систем предлагает несколько способов решения этого важного вопроса:

1. У всех нас есть врожденный системный интеллект, который начинает раскрываться с самого раннего детства благодаря универсальному опыту в семейных системах и сложных отношениях между родителями, братьями и сестрами, сверстниками и другими родственниками.

2. Этот интеллект систематически недоразвит в традиционном образовании с его упором на редукционистские способы понимания, правильные и неправильные ответы, интеллектуальное и телесное понимание.

3. С точки зрения образования понимание реальности через призму взаимосвязи и изменений представляет собой мощный способ интеграции различных предметов.

4. Чтобы развивать этот врожденный системный интеллект и исследовать взаимосвязь между предметами, требуются практические инструменты и методы. Многие методы были разработаны за последние 20–25 лет и в настоящее время уже используются в образовании дошкольного возраста, хотя до сих пор не получили широкого распространения.

5. Подходы, которые мы сочли наиболее полезными, вовлекают учащихся и учителей в размышления о своих способах видения мира и позволяют строить более точные модели реальности и эффективно проверять их.

6. Работа, которая строится с учетом концепций сложности и системы, приводит к расширению концептуальных навыков и понимания. Учащиеся укрепляют свою способность строить последовательные объяснения, объединяющие различные элементы, объяснять свои рассуждения о взаимосвязанных вопросах, а также проверять (опровергать) или уточнять свои выводы, например видеть и объяснять, чего не хватает в «моей модели».

7. Эта работа также приводит к более интегрированным модальностям обучения: рациональному и интуитивному, общему и личному, концептуальному и активному/практическому, а также развитию мышления и ощущений.

8. Чтобы адаптироваться в школьной среде, как взрослым, так и учащимся необходимо практиковать системное мышление и рефлексию, тем более что эти навыки у взрослых развиты недостаточно. Мы пришли к выводу, что применение этого подхода в школьной среде (и учениками, и учителями) – классный пример того, сколько одних и тех же инструментов можно использовать в разных случаях.²²

Необходимость своевременных действий

Сострадание является основой системного мышления, но его можно отключить, когда мы оцениваем, кто находится во «внутренней группе», а кто во «внешней».²³ Понимание ментальных механизмов, препятствующих глубокому восприятию систем, и действий, способствующих интеграции как части системного осознания, имеет решающее значение, поскольку мы рассматриваем, как культурные факторы вредят людям и планете в целом. Что это за факторы? Как предполагает исследователь сострадания Пол Гилберт,

сострадание отличается от базовой заботы прежде всего тем, что оно требует определенного набора когнитивных способностей. Это компетенции, которые развивались в течение последних двух миллионов лет или около того. Они включают в себя ряд сложных способностей: способность к рассуждениям, которые обеспечивают различные формы сознания «я», символическое и системное мышление, ментализацию, размышления о прошлом и предсказания будущего – «мысленное путешествие во времени» («если я это сделаю, то, скорее всего, вот таким будет результат»).²⁴

Возможно, у нас были миллионы лет, чтобы подготовиться и в итоге стать частью систем сострадания. Эта способность основана на нашей фундаментальной социальной природе, как показывает Гилберт:

Сострадание развилось из системы заботы млекопитающих. Ее можно понимать как процесс мотивированного взаимодействия; разновидность социального танца, где один участник видит нужду и горе другого и чувствует себя обязанным вмешаться, а другой сигнализирует о страдании и нужде, стремится получить помощь и определенным образом реагирует на нее. Следовательно, эволюция сострадания – это «соразвивающийся» процесс. Забота млекопитающих превращается в человеческое сострадание благодаря развитым когнитивным способностям нашего биологического вида, способностям к самосознанию и сознанию.²⁵

Логично спросить, почему в нашем сложном мире сострадание не возникает просто и естественно? Если сострадание и доброта – это действительно видимая интеграция, а интеграция – естественный двигатель сложной системы, движущейся к оптимизации самоорганизации, почему же она не возникает спонтанно? Одна из причин заключается в том, что наш племенной строй, основанный на унаследованной от приматов социальной иерархии, привел к процессу оценки «свой – чужой», то есть «тот, кто подобен мне» и «кто не подобен мне». Мы классифицируем людей как членов внутренней или внешней группы. Сострадание может действовать во внутренней группе и отключается во внешней. Гилберт поясняет:

Также ясно, что сострадание чувствительно к контексту, мы с большей вероятностью будем сострадать родственникам и друзьям, чем врагам. Действительно, эту мотивационную систему можно отключить. Истории домашнего насилия, запугивания и эксплуатации одного человека другим, удовольствие, которое зрители получали в Риме, наблюдая за гладиаторскими боями, рабство, холокост, трагедии на Балканах и в Руанде – все это ясно показывает, насколько легко стимулировать людей вести себя жестоко, а не сострадательно.²⁶

Упор, который в наши дни делается на индивидуальное «я», может привести к взгляду на мир как состоящий из интерактивных сущностей – «объектов», которые не связаны между собой. Мы уже обсуждали, что один из способов открыть развивающийся разум – это получить доступ к плоскости возможностей в нашей системе «трех П»: доступ к открытому осознанию, которое можно развить с помощью тренировки разума, в том числе практики осознанности. Джейми Бристоу, сыгравший решающую роль в распространении этого подхода в Великобритании, предлагает:

Популярность практики осознанности часто ошибочно принимают за симптом индивидуализма. Однако трансформационные выгоды для политиков быстро привели к обширному политическому исследованию с далеко идущими результатами. Сейчас мы являемся свидетелями важного момента: осознанность рассматривается уже как система, полезная для целого, для всего «политического тела» – то есть общества.²⁷

Осознанность помогает нам ощутить взаимосвязи, лежащие в основе систем, в которых мы живем. Все это становится особенно заметно в эпоху пандемий и климатических кризисов.

Направляем развивающийся разум к интеграции идентичности

Как мы видели, тренировка разума может изменить структуру и функции мозга. Вместо того чтобы думать об укреплении той или иной области мозгаа, полезнее рассмотреть, как такие тренинги улучшают интеграцию крупных сетей. Как предполагают Людерс и Курт,

в целом (хотя и не без исключений) у тех, кто занимается медитацией долгое время, наблюдаются более крупные (а не меньшие) анатомические показатели, чем у контрольной группы (например, больше серого вещества, более толстая кора, более высокая фракционная анизотропия). Особенности мозга тех, кто долгое время практикует медитацию, по-видимому, не ограничиваются только определенной основной областью (или несколькими ключевыми областями). Скорее эти изменения связаны с крупными мозговыми сетями, включающими кору головного мозга, подкорковое серое и белое вещество и даже ствол мозга и мозжечок. Медитация может быть мощным ментальным упражнением, способным изменить физическую структуру мозга в целом.²⁸

В нашей структуре «трех П» мы увидели бы, как более гибкий набор психических процессов мышления, эмоций, памяти, принятия решений, рассуждений и действий будет сопровождать изменения в крупномасштабной интеграции нейронной сети. Мы могли бы представить себе, что гибкие плато образуются более плавно, у них шире диапазон пиков, которые теперь более адаптированы к текущим условиям и не ограничены нисходящим режимом предшествующего опыта. «Жизнь с точки зрения возможности» – вот состояние разума, которое может сопровождать такие нейропластические изменения.²⁹

В исследованиях, изучающих практики фокусировки внимания, развитие осознанности и сострадания, один из результатов заключается в том, что при применении этих упражнений происходит снижение активации сети режима по умолчанию, РПУ.³⁰ Субъективный опыт уменьшения переживаний об изолированном «я» коррелирует с уменьшением чрезмерно дифференцированной активности РПУ. В ходе опроса участников, выполняющих практику «Колеса осознания», исследователь-психолог Кельтнер задавал вопросы, касающиеся трансцендентных состояний «я», иногда описываемых как «мистические переживания» благоговения и принадлежности к чему-то «большему, чем я». Ответы участников были положительными, особенно когда речь шла о центре колеса – опыте чистого осознания.³¹ Возрождение интереса к использованию веществ, культивирующих такие мистические состояния, привело к клиническим испытаниям психоделиков, таких как псилоцибин, для работы с пациентами, испытывающими душевную боль, например из-за наличия неизлечимой болезни, а также с пациентами, страдающими ПТСР, тревогой и депрессией. Первоначальные результаты были многообещающими: ограниченное количество сеансов с применением таких веществ может привести к клинически значимому и длительному улучшению у лиц, получающих лечение.³² Одно из предположений о механизмах действия этих веществ заключается в том, что они индуцируют открытие состояний мозга, расширяют набор возможных паттернов нейронной активации за счет высвобождения «энтропии», высвобождения энергии из-под ограничений, которые создают страх, озабоченность, тревога и депрессия. Робин Кархарт-Харрис предложил понятие «энтропийный мозг», поясняя, что всего несколько сеансов в надлежащей «настройке и обстановке» с участием обученных людей, под клиническим наблюдением помогают человеку достичь более свободного, более взаимосвязанного ощущения себя и своей жизни.³³

Изучение переживания «самопротекающих» эмоций, которое мы обсуждали ранее, наводит на мысль о параллельном ощущении взаимосвязи с миром за пределами телесно определенного личного «я». Это состояние сопровождается состраданием, благодарностью и трепетом, которые описали Кельтнер и его коллеги.³⁴ Смежные исследования опыта пребывания на природе и его положительного влияния на наше психическое здоровье также предполагают, что чувство связи с чем-то большим, чем маленькое, отдельное, изолированное «я», может лежать в основе благополучия.³⁵

Эти открытия показывают, что изоляция и разъединение, переживание непричастности связаны с проблемами в форме беспокойства, депрессии, одиночества и отчаяния. Но что мы знаем о разуме, что поможет не только понять внутренний опыт страдания, но осмыслить эволюционные, семейные, образовательные и социальные факторы, которые могут способствовать увеличению человеческих страданий? Отвечая на этот вопрос, мы коснемся аспектов идентичности и принадлежности.

Восприятие угроз, с которыми мы сталкиваемся в мире, активирует наши внутренние и внешние механизмы и создает стресс.³⁶ Вырабатывая устойчивость к трудностям, как мы видели, мы можем использовать сети социальных связей, а также конкретные практики, развивающие внимание, осознание, сострадание и доброту. Рассматривая вопрос о том, как тренировка разума может улучшить самочувствие и устойчивость даже в моменты сильного стресса, Конклин и его коллеги предлагают:

Реакция на острый стресс активируется восприятием угрозы физическому или социальному «я» [Dickerson and Kimeny (2004)], однако это восприятие различается у разных людей и в зависимости от физического, социального и культурного контекста. Когнитивные искажения – это привычные ментальные фильтры, влияющие на интерпретацию мира, включая мысленные представления о себе и других, а также восприятие своего окружения. Когнитивные искажения формируются жизненным опытом. Например, наличие в анамнезе раннего негативного опыта может привести к тому, что человек предвосхищает плохие события и интерпретирует нейтральные стимулы как негативные [например, Chen et al. (2015)]. Предубеждения, побуждающие людей проявлять повышенную бдительность по отношению к окружающей их среде – из-за реальных или воображаемых угроз, – могут привести к повышенным аллостатическим состояниям. Может случиться так, что регулярное чувство опасности косвенно сигнализирует клеточным медиаторам о том, что более важно поддерживать повышенное возбуждение биологического стресса (то есть быть начеку в случае угроз), чем направлять энергию на восстановление клеток. Черты личности, такие как пессимизм, невротизм и враждебность, ассоциируются с длительной стрессовой реакцией и более короткими теломерами [Lin et al. (2012)], то есть привычные интерпретации мира способствуют взаимосвязи между воздействием стресса и регуляцией теломер.³⁷

Мы можем изобразить эти «привычные ментальные фильтры» в виде фиксированных плато на диаграмме «трех П» и увидеть, как тренировка разума, состоящая из ментальных практик, развивающих сосредоточенное внимание, открытое осознавание и добрые намерения,³⁸ делает плоскость возможностей более доступной, а возникающие плато – более «текучими». Другими словами, мы можем культивировать разум таким образом, чтобы освободить его от ограничений состояния угрозы и прошлого опыта, которые препятствуют способности подключаться к альтернативным путям, обеспечивающим более взаимосвязанное ощущение себя. Вот как мы можем намеренно перенаправить разум от бесполезных состояний ригидности хаоса к оптимальному потоку максимальной сложности, возникающему в результате интеграции. Вот как мы можем использовать разум для оптимизации своей самоорганизации.

Как предлагают Даль и Дэвидсон,

три формы созерцательной практики, которые также заслуживают научного внимания, связаны, во-первых, с просоциальными качествами, такими как признательность, доброта и сострадание, во-вторых, с самопознанием и проницательностью и, в-третьих, с целью и смыслом жизни. Просоциальные добродетели относятся к наиболее широко изучаемым факторам благополучия. Обширные исследования показали, что качество межличностных отношений является основным фактором, определяющим психологическое благополучие [Ryff (2014); Eisenberger and Cole (2012)], и что такие качества, как сострадание и благодарность, связаны с более заботливыми отношениями [Stellar et al. (2017)]. Недавние исследования показывают, что такие качества можно усилить с помощью созерцательных практик, таких как медитация [Leiberg et al. (2011); Zeng et al. (2015); Shonin et al. (2015); Galante et al. (2014); Weng et al. (2013)].³⁹

Системы сострадания могут быть частью того, что мы обсуждали ранее как «генеративные социальные поля». Эти поля продвигают просоциальные ценности, а также развивают чувство связи, творчества и принадлежности.⁴⁰ В рамках такой системы человек играет определенную роль в социальном поле, включающем в себя присутствие, принятие, резонанс и доверие. Хейс⁴¹ обнаружил в ТПО подход к развитию большей ментальной гибкости и обозначил, что это состояние наполнено любопытством и открытостью. Линдси и Кресвелл⁴² сформулировали эмпирические результаты следующим образом: «Данные показывают, что эмпирическое принятие является критическим компонентом практики осознанности для улучшения аффективных, стрессовых и социальных результатов в контексте отношений».

С точки зрения «трех П» возвращение к жизни с плоскости возможности – это способ представить себе, как выглядит интегрирующее сознание, и, возможно, даже увидеть влияние принятия на благополучие в развитии разума. Этот способ отличить опыт осознания (метафорический центр колеса и плоскость возможности) от того, что человек осознает (метафорическая окружность колеса и соответствующий набор плато и пиков) – отделение знания от известного – интегративный процесс, лежащий в основе эффективности практик осознанности. Такие практики освобождают разум от автоматических режимов, в которых мы сливаемся с «окружностью колеса», то есть живем так, словно наши мысли, эмоции или воспоминания «равны» реальности. Идентификация ментальной жизни лежит в основе того, что мы называем инсайтом, эмпатией и интеграцией ментального зрения. Ментализация, теория разума, ментальное и психологическое мышление – это пересекающиеся процессы. Некоторые используют другие родственные термины, такие как децентрирование. Как утверждают Бернштейн, Хадаш и Фреско,

децентрация отражает способность смещать эмпирическую перспективу – изнутри своего субъективного опыта на данный опыт. Предполагается, что децентрация функционирует как каузальный, опосредующий процесс, и именно он лежит в основе эффективности различных психологических вмешательств… Мы предположили, что «дезидентификация» с внутренним опытом и снижение реактивности к содержанию мыслей инициируются метаосознанием. Метаосознание может порождать дезидентификацию с внутренним опытом, потому что наблюдение за субъективным опытом создает различие между наблюдающим «я», или сознанием, и наблюдаемым субъективным опытом. Метаосознание может порождать пониженную реактивность к содержанию мысли, перетягивая внимание на переживание настоящего момента. Кроме того, метаосознание может привести к истолкованию содержания мыслей как «интерпретируемого», а не фактического представления настоящих/прошлых/будущих ситуаций и переживаний.⁴³

По мере того как развивающийся разум культивирует эти аспекты мировоззрения, он развивает невозмутимость и устойчивость к жизненным проблемам – личным или даже глобальным, таким как пандемия.

Ментальное внимание, мозг и культурная эволюция

Можно себе представить, как такие психические изменения сопровождаются нейронными изменениями в связях мозга. Мы уже не раз подчеркивали значение синаптических связей и важную роль нейротрансмиттеров в потоке энергии и информации, но важно отметить: некоторые исследования указывают и на потенциальную роль несинаптических, эфаптических связей внутри мозга⁴⁴ а также на важную роль «поддерживающих» глиальных клеток.⁴⁵

Некоторые исследователи предполагают, что мы рассматриваем способы, которыми культура формирует наше самоощущение, через процесс «самопостроения». Он может быть независимым, и в этом случае фокусируется на уникальности индивидуального «я», либо зависимым и сфокусированным на «я-мы». Маркус и Китаяма⁴⁶ описали эти самоинтерпретации и то, как различные культуры отдают предпочтение тому или иному способу формирования «я». Другие исследователи обнаружили, что эти различия приводят к определенным способам обработки мыслей и эмоций,⁴⁷ а также то, что разум может быть «подготовлен» к независимому или взаимозависимому самопостроению.⁴⁸ Считается, что этот процесс активирует ментальную установку, формирующую нейронные стратегии, и воздействует на процессы, связанные с познанием, памятью, рассуждениями и эмоциями.

Люди более двух тысяч лет, со времен Гиппократа, изучали мозг, чтобы найти, «где живет разум». Но в этой книге мы показали, что разум возникает и развивается во времени, он не ограничен тем, что находится внутри черепа. Мы погружены в поток энергии и информации, который формирует то, кто мы есть и кем становимся. Взглянув за пределы наших ближайших семейных отношений, на культуру, в которой живем, мы можем увидеть, как переживается «ощущение «я»», сформированное опытом пребывания в обществе. Концепция «я», которую мы конструируем, отделяя себя как нечто особое от других людей и выражая понятиями «я» и «они», создает у нас впечатление, что существует какая-то фиксированная сущность «я», некий объект. Конечно, мы рождаемся в теле. И мы даем этому телу имя – в моем случае это «Дэниел». Постепенно появляется социально подкрепленный опыт того, что этот Дэниел – настоящий, живой и действительно важный.

Тем не менее в этом отдельном «я» иногда могут произойти незначительные сдвиги, которые изменят наши убеждения о его сущностной природе. Например, мы с коллегами устроили эксперимент, и каждый из нас провел по три дня в горах в одиночестве.⁴⁹ Сначала этот период рассматривался как время, когда можно просто побыть наедине с собой и получить определенный опыт. Когда наша добровольная изоляция закончилась, у всех нас были очень похожие переживания. Каждый описал растворение ощущения «отдельности» от мира, переход от «одиночества» к «всеединству», чувству соединения с деревьями, небом, ручьем. Никаких психоактивных веществ, никакого гипноза, – просто молчаливое существование в горах без гаджетов и без общения. У меня был непреднамеренный, но поучительный краткий перерыв в этом процессе. Мы находились недалеко друг от друга, и одна из участниц нашей команды почувствовала потребность протянуть мне руку и сказать «привет» в конце первого дня. Мне потребовалось использовать средства вербального общения, чтобы поприветствовать ее, а затем, после небольшой паузы и размышлений, я произнес речь, чтобы убедить ее не отвлекать остальных. Затем коллега вернулась в указанное место, и прошло несколько часов, прежде чем болтовня в моем разуме утихла. К следующему утру восход солнца, пение птиц, журчание ручья и шелест листьев уже не ощущались как что-то вокруг меня. Я чувствовал, что все это внутри меня, что это и есть я.

Незадолго до этого путешествия я посетил в лесу в штате Юта место под названием «Пандо». Это большая роща из пятидесяти семи дрожащих осиновых стволов. Но эти деревья невозможно назвать отдельными организмами; в шести дюймах или около того под поверхностью почвы находится огромный корневой ком, общий для них всех. Это одно из древнейших и самых крупных живых существ на Земле – огромное дерево. На поверхности мы видим нечто отдельное, но прямо под этой поверхностью, там, где глаз человека уже видеть не может, обитает некая единая сущность – возможно, это именно то, что имел в виду Маленький принц! Мы можем ощутить эту сущность мысленным взором, но не можем увидеть своим физическим зрением. Всего за несколько дней пребывания наедине с природой чувство отдельного «я» растворяется, а «самопротекающий» или «саморасширяющийся» опыт взаимосвязи проявляется – вместе с чувством сострадания, благодарности и трепета. И даже больше: возникает «вневременное» чувство любви и принадлежности. Все это переживается как естественное состояние, в котором раскрывается реальность «я» как глубоко взаимосвязанного «процесса» – суть его составляют эмерджентные события, вплетенные в природу в целом. То же самое чувство выхода за пределы отдельного «я» возникает в центре практики «Колеса» – в плоскости возможности, которая может быть просто общей основой бытия, тем, что находится под поверхностью «болтливых» плато и пиков. Плоскость – это генератор разнообразия, «бесформенный источник всех форм», как физики описали квантовый вакуум; это море потенциала, математическое пространство, в котором потенциал покоится, прежде чем выйти в возрастающую вероятность (в виде плато) и актуализации (в виде пиков). Выпадение из обособленного повседневного «я» в лесу ощущалось как попадание в генератор разнообразия и просто переживание возникающих событий – мгновение за мгновением.

Опыт взаимодействия в группах формирует не только то, как мы общаемся с другими, но и то, как мы приходим к разделению взгляда на то, что реально. Общий язык формирует культурные значения, и это приводит к «культурной эволюции».⁵⁰ Видим ли мы это как «поле» взаимосвязи, которое меняется, подобно электромагнитным полям Фарадея,⁵¹ или как часть моделей группового общения и обмена знаниями, подобными «биосфере» или атмосфере знаний,⁵² новое понимание природы «я» шире, чем «частный» мозг. «Я» простирается за пределы тела, создавая чувство принадлежности к чему-то «большему, чем одинокое «то, что ограничено нашей кожей». Для меня и моих коллег тот опыт единения с природой, который мы пережили в лесу, превратился в «ноосферу» нашего общего знания.

Если изолированное одинокое «я» создает страдание и нездоровье,⁵³ как нам устранить то, что Э.О. Уилсон называл иллюзией восприятия, а Альберт Эйнштейн – оптической иллюзией сознания? То есть как нам избавиться от ложного ощущения, что мы отделены друг от друга и от природы? Является ли эта иллюзия просто набором плато ложных верований и концепций, порождающих ошибочные пики имен и идентичностей? Получаем ли мы какие-то послания «я-против-другого», которые заставляют каждого из нас оставаться отдельной сущностью? Язык этого отдельного «я» может подкреплять нашу жизнь в ноосфере «разделенности». Общение с родителями дома, с учителями в школах, взаимодействие в обществе, научные теории и социальные сети создают иллюзию связи, а на самом деле подпитывают изоляцию. Как в таких условиях ребенок будет воспринимать себя? Что он будет думать о том, кто он есть? Мы чувствуем это и выражаем (явно и неявно), общаясь с другими. Эти сообщения отражают процесс, который формирует наш разум на протяжении всей жизни. Общение способно изменить нейронные корреляты «построения я». И послания, о которых мы сказали выше, можно изменить, чтобы изменить самовосприятие.

Именно эти факторы, на которые, к счастью, мы можем намеренно влиять, являются фундаментальными для процесса, называемого «культурной эволюцией». Как пишут Колодный и его коллеги,

культура развивается в нескольких временных масштабах – от ежеминутного поведения людей до тысячелетнего культурного процесса, порождающего различия на уровне популяций. Эта динамика воздействует на ряд сущностей, включая поведенческие последовательности, идеи и артефакты, а также на людей, популяции и целые виды – и включает механизмы на многих уровнях, от нейронов в мозге до межпопуляционных взаимодействий. Изучение этих сложных явлений требует интеграции взглядов из самых разных областей знания, а также преодоления разрывов между традиционно «несовместимыми» областями исследования.⁵⁴

Представьте, что у нас появится возможность найти способы облегчить формирование системного сознания – с помощью культурной коммуникации, которая меняет нейронные структуры, лежащие в основе идентичности. Это идея, концепция, которую можно встроить в то, как мы взаимодействуем друг с другом. Как предлагают Хан и Хамфрис,

культура, состоящая из общих убеждений и поведенческих сценариев, оказывает огромное влияние на жизнь людей, она создает систему, которая мотивирует поведение в определенном контексте – это касается как отдельных людей, так и групп. Культура функционирует как основа для структурирования поведения, устанавливая социальные правила и нормы. Люди начинают изучать определенные культурные убеждения/ценности/нормы и практиковать культурно-специфические поведенческие сценарии с раннего детства. Культурное обучение и опыт не только помогают создавать рутинные способы поведения, но и формируют стили ментальной (познавательной и аффективной) деятельности.⁵⁵

Культура формирует наш мозг и то, как мы чувствуем и понимаем, кто мы есть. Подумайте: что вы можете сделать для развития своей идентичности, чтобы внести свой вклад в создание более сострадательного и доброго мира? Хан и Хамфрис продолжают:

«Самоинтерпретация», то, как человек воспринимает, понимает и «толкует» себя, является одной из наиболее важных культурных черт, влияющих на поведение. и используется для объяснения культурных различий в поведении и познании/эмоциях… Это ключевая культурная черта определяет когнитивную структуру, которая ограничивает нейронные стратегии и модулирует нейронные процессы, лежащие в основе познания и эмоций.⁵⁶

Исследования в области культурной нейробиологии показывают, что социальные системы, в которые мы встроены, формируют структуру нашего мозга в долгосрочной перспективе и функции нашего мозга непосредственно сейчас. Хан и Хамфрис объясняют это следующим образом:

Выполнение одной и той же задачи с использованием одних и тех же стимулов может задействовать разные модели мозговой активности у людей из разных обществ, и эти групповые различия в мозговой активности могут быть опосредованы конкретными культурными ценностями. Более того, активная «самоинтерпретация» вызывает изменения в стандартном стиле обработки информации в сторону взаимозависимых или независимых способов мышления, а это, в свою очередь, связано с изменениями в активности мозга. Эти результаты показывают: реакции мозга на стимулы во время выполнения задачи в определенной степени ограничиваются как устойчивыми, так и «краткосрочными» культурными рамками. Эта схема побуждает мозг реагировать определенным образом, опосредуя поведение, которое легко вписывается в конкретный социокультурный контекст.⁵⁷

Люди по-разному реагируют на погружение в культуру, в зависимости от происхождения и генетически обусловленной предрасположенности. Хан и Хамфрис анализируют результаты этих исследований:

Встает вопрос о том, различается ли влияние культуры на мозговую активность у людей с разными генотипами – и каким образом. Кроме прочего, культурные рамки со временем меняются – например, новые факторы, такие как интернет и массовая эмиграция, могут привести к более «глобальному» культурному опыту. Как все эти изменения повлияют на культурно зависимые мысли и мозговую активность в будущем? Мы должны думать о культуре не как о статичном факторе, но как о всеохватывающей структуре, которая постоянно развивается. Выводы культурной нейробиологии позволяют нам оспаривать и предсказывать появляющиеся изменения функциональной организации мозга, которые обеспечивают нейронную основу социальной адаптации для следующего поколения.⁵⁸

Когда младенцы развиваются, они усваивают понятия «я» и «другой» по мере того как мозг составляет карту своего тела и его взаимодействия с другими людьми и окружающей средой; такое отображение может быть началом самоинтерпретации в нашей жизни.⁵⁹ Это отображение телесного «я» довольно пластично – оно меняется с опытом. Например, когда люди учатся пользоваться приборами, или музыкальными инструментами, или учатся водить машину, сначала они прикладывают усилия, а затем доходят до автоматизма. То, что когда-то было «вне» тела, может стать частью нашего сенсорного и двигательного опыта – того, кто мы есть.⁶⁰ Таким образом, нейронное представление пространства вокруг тела, «окололичностного пространства», развивается на протяжении всей нашей жизни. Как утверждают Холмс и Спенс,

если вечером вы идете домой, а на вашем пути нависают ветки, представление вашего мозга о периферийном пространстве должно защитить вас! Ваша задняя теменная область будет поддерживать обновленную «модель» положения тела в пространстве, в то время как зрительная кора будет обрабатывать объекты и события видимого мира. Два потока взаимосвязанной информации интегрируются и обрабатываются в задней теменной коре и вентральной премоторной коре, – эти области постоянно контролируют положение объектов в пространстве по отношению к вашему телу и подготавливают движения избегания по мере необходимости. Дело не в том, что какая-то конкретная область мозга отвечает за поддержание представлений тела или за восприятие пространства, как считалось когда-то… Скорее «схема тела» и «окололичностное пространство» являются эмерджентными свойствами сетей взаимодействующих корковых и подкорковых центров. Каждый центр обрабатывает мультисенсорную информацию в системе отсчета, соответствующей той части тела, о которой он получает информацию и с помощью которой должен давать ответ.⁶¹

Вспомним опыт, который мы с коллегами получили в лесу. Могли ли наши внутренние нейронные системы встраивать в представление окололичностного пространства деревья и небо как «часть того, кто мы есть»? В тишине на природе у всех нас было одинаковое ощущение «я», в котором отделение тела от природы больше не относилось к опыту идентичности. Может ли мозг отобразить ощущение, что мы, люди, являемся фундаментальной частью более крупного целого? Или, может быть, это ослабление нейронного представления «телесного я», отключение фильтра, которое дало возможность погрузиться в прямой сенсорный опыт плавной, текущей реальности потока? Когда мы ослабляем РПУ отдельной личности, эти срединные узлы нашей автобиографической структуры, остается более эволюционно древний вход в нервную систему, особенно в латеральных областях ощущений и восприятия – «проводник природы», а не кортикально сконструированное отдельное «я».

Что мы знаем о том, как стимулировать изменения в мозговых сетях, которые поддерживают открытость к этой «глобально взаимосвязанной» реальности? Как мы можем расширить нейронные сети карт тела и окололичностного пространства, чтобы включить наши связи с другими людьми, а не только с теми, кого мы считаем членами «своей группы»? Какие изменения нужны, чтобы ощутить причастность не только к нашей человеческой семье, но и ко всей природе в целом? Обращение к науке о нейронных коррелятах и социальных сигналах, формирующих наше самовосприятие, поможет ответить на эти вопросы. Варнум и его коллеги в своих исследованиях реакции мозга на активацию независимого и взаимозависимого «самоконструирующего» состояния разума показали,

возможно ли, чтобы нейронные реакции на выигрыш другого были такими же сильными, как и на собственный выигрыш? Предыдущие исследования фМРТ показали, что наблюдение за тем, как другие получают вознаграждение, может активировать собственные центры вознаграждения, но такая косвенная активация всегда была менее сильной. В настоящем исследовании мы манипулировали самоинтерпретацией участников (независимой и взаимозависимой) и обнаружили, что, когда запускался «независимый» режим, испытуемые демонстрировали большую активацию билатерального вентрального полосатого тела в ответ на выигрыш денег во время азартной игры («я выиграл, другой проиграл»). Однако подготовка к взаимозависимой «самоинтерпретации» привела к тому, что активация названных участков мозга в момент собственного выигрыша и выигрыша друга была сопоставимой.⁶²

Подумайте, как мы могли бы активизировать более взаимосвязанную самоинтерпретацию, учитывающую не только родных и друзей? Приняв реальность нашей всеобщей взаимосвязанности, мы могли бы открыть новую страницу культурной эволюции. И это была бы ситуация win-win-win – выигрыш для всех. Люди будут чувствовать себя лучше, поддерживать более цельные и качественные отношения, жить с ощущением принадлежности и связи. Естественным образом взаимосвязанные системы мира станут более заботливыми и сострадательными.

Мы можем предложить определенные культурные условия, такие как погружение в генеративную социальную среду и время на природе, а также практики медитации, которые помогут расширить ощущение себя. Как предлагает Канг,

вмешательства, направленные на самотрансценденцию могут дать положительные социальные результаты, уменьшая нашу «защитную» сосредоточенность на себе и усиливая внимание к другим. Среди психологических барьеров для социальных отношений можно назвать саморазвитие и эгоцентричное стремление защищать и поддерживать позитивную самооценку.⁶³

Когда частному, изолированному «я» угрожает опасность, в нашей структуре «трех П» могут возникнуть защитные плато – они помогают сохранять взгляд на отдельное «я» как на «безопасное» и имеющее стабильный статус в социальном мире. По иронии судьбы изолированное «я», пытающееся сохранить самооценку, может непреднамеренно нанести вред здоровью самого человека и функционированию группы. Канг продолжает:

Если защитная сосредоточенность на себе вредна для социальных отношений, то стратегии, уменьшающие потребность в самоутверждении, могут помочь преодолеть барьеры на пути к установлению социальных связей. В частности, медитативные практики помогают преодолеть защитные и потенциально опасные паттерны самофокусировки, позволяя людям отдалиться от себя и сосредоточиться на ценностях, лежащих за пределами «я», то есть преодолеть себя… Задействуя процесс децентрализации, можно уменьшить защитную реактивность и способствовать более верному и точному пониманию информации, которая может иметь потенциальную угрозу для самооценки.⁶⁴

Слова – это просто символы, но слово «я» может вызывать вопросы. Является ли «я» вообще полезным термином? И если да, то означает ли оно то, что заключено в нашем теле? Если это правда, то «самотрансцендентные» эмоции, такие как благоговение и благодарность, действительно превосходят «я» как отдельную сущность. Но если телесное «я» – это только один из аспектов, тогда нам может понадобиться другое определение, такое как «внутреннее я», чтобы признать важность телесного опыта как одного из источников самоотождествления. В этом случае благоговение и благодарность, сострадание и доброта не являются самотрансцендентными. Чтобы их испытывать, не нужно «преодолевать себя». В этом случае «я» становится уже не только внутренним, оно становится социальным, «отношенческим». Да, может показаться, что это лишь тонкие различия на уровне слов. Но важность заключается в понятиях и категориях, скрытых за этими символами.

Такого рода изменения могут потребовать коллективных усилий, которые являются частью того, что мы с коллегами называем «генеративным социальным полем»: это способ, которым мы поддерживаем связь и творчество друг друга – сочувственно и с пониманием. Как говорит Отто Шармер о школе, которая воспитывала бы такой подход,

эта новая школа характеризуется «институциональной инверсией». «Инверсия» значит «выворачивание наизнанку» и «сворачивание внутрь». «Наизнанку» в данном случае означает, что учащиеся покидают класс и взаимодействуют с основными центрами социальных инноваций в своих городах, регионах и экосистемах. Короче говоря, с этой точки зрения город, регион и глобальная экосистема – это классная комната. «Внутрь» означает, что проблемы, вызовы мира возвращаются в классную комнату и становятся темой изучения. Если еще проще – проблемы мира и социальных преобразований являются учебной программой.

Динамику этой инверсии можно представить как «экосистемное дыхание», когда учащиеся и исследователи выходят в реальный мир и участвуют в передовых социальных изменениях («выдох»); а новаторы из разных секторов и систем регулярно приносят свой опыт в классную комнату, чтобы делиться, размышлять и вместе создавать новые способы работы («вдох»). Новая школа рождается в этом процессе. Ее можно считать «живым органом» более крупной социальной экосистемы – такой как город, регион или глобальное сообщество. Такая школа помогает ощутить и увидеть эту крупную систему, чтобы все участники процесса могли вместе сформировать следующую волну коллективных возможностей.⁶⁵

Мы живем в непростое время и сталкиваемся с множеством вызовов. Их стоит воспринять не как бремя, страх или вину, а скорее как мотиваторы для развития в сторону полностью интегрированного, сострадательного, системного образа жизни. Мы находимся на переломном этапе. Я очень надеюсь, что эта книга даст вам искру вдохновения, которая поможет развить свой разум, чтобы полностью реализовать его потенциал. Каждый из нас может быть наделен полномочиями взять на себя роль лидера в каких-то сферах жизни. Древняя мудрость напоминает нам, что нужно сосредоточиться на намерении и направлении, чтобы суметь предпринять своевременные действия. Не нужно цепляться за результаты, важнее удерживать намерение, внимание и осознание, чтобы увидеть истину нашей взаимосвязи. Интеграция предлагает нам поддерживать «отдельного» себя полноценным сном, правильным питанием и физическими упражнениями и в то же время укреплять связь с другими людьми и миром в целом, наполняясь заботой и состраданием.

«Я», идентичность и принадлежность

Как взрастить целостное чувство «себя» как внутреннего и внешнего одновременно? Как мы можем развивать интегрированную идентичность? Вы, возможно, заметили, что некоторые идеи в этой книге были представлены в виде мнемонических сокращений – надеюсь, полезных. Например, речь про ПНРЗ, упражнение, которое мы делаем, чтобы присутствовать, быть настроенным, резонирующим и заслуживающим доверия; ЛОПЛ для любопытства, открытости, принятия и любви, и поток ГАПЭС – интегрированная система, которая является гибкой, адаптивной, последовательной, энергичной и стабильной, и некоторые другие.

Есть еще один термин, который поможет обобщить большую часть того, что мы исследовали вместе. Когда мы думаем о многочисленных проблемах, с которыми сталкивается человечество, нам может быть полезен какой-то способ выйти за пределы современных культурных конструкций одиночной личности. Отделенные от природы, мы относимся к Земле как к мусорному баку; отделенные друг от друга, мы сражаемся и творим разрушения. Опыт разлуки и страдание от разъединения, вероятно, создают у нас «ощущение себя», в котором мы изолированы и одиноки. Возможно, «виноват» построенный на состоянии угрозы менталитет «мы против них». Мир может казаться разорванным на части как раз тогда, когда нужно коллективно противостоять вызовам и кризисам, с которыми сейчас сталкивается эта чудесная планета, которую мы назвали Землей.

Члены семьи не всегда ладят. Но, в конце концов, даже соперничество между братьями и сестрами можно преодолеть: любовь братьев и сестер может свести нас вместе. В английском языке для «братьев и сестер» есть специальное определение – «сиблинги». Термин «сиблинг» может стать полезным мнемоническим знаком. СИБЛИНГ означает:

С: Сам «я» – ощущение того, «кто я есть», которое может переживаться как сущность или смысл происходящих событий. Не может быть никакого «абсолютного я», но существуют нейронные корреляты, включая активность сети режима по умолчанию – РПУ, – которые активируются, когда мы думаем о прошлом или планируем будущее. Когда РПУ чрезмерно активирован, когда он чрезмерно дифференцирован от остального мозга, это связано с озабоченностью собой, изоляцией, тревогой и депрессией. «Я и мое» находятся в центре гиперактивного РПУ. Когда он хорошо интегрирован с другими частями мозга, особенно латеральными или боковыми областями, то укрепляет нашу способность к пониманию, эмпатии и состраданию. Узлы РПУ составляют карты разума – и поэтому они имеют решающее значение для того, как мы понимаем разум (внутри себя и снаружи, – социальный).

Ощущение себя возникает из того факта, что мы живем на различных уровнях систем. Если мы будем получать повторяющиеся сообщения о том, что отделены друг от друга, мы создадим нейронную схему – вероятно, опосредованную РПУ, – которая скажет нам, что сообщения от системы верны. Частью такой системы может быть семья, школа, общество в целом. «Я» имеет много граней, и у нас есть несколько слоев или аспектов внутренней жизни, которые проявляются по-разному в зависимости от ситуации, контекста. Простое слово «я» – это что угодно, но только не местоимение в единственном числе. Это скорее многослойные процессы, чем отдельная единичная сущность, как нам часто говорят. Осознать реальность того, как сложен наш субъективный опыт ощущения «я», – это важный шаг к интеграции и созданию благополучия.

Проявления нашего «я» зависят от культурных схем, от того как мы общаемся друг с другом – лично и в интернете (или, как я люблю называть, «инфинете», в котором можно бесконечно чувствовать себя подавленным и незавершенным). Использование интернета и смартфонов может быть сопряжено с более высоким уровнем тревоги и депрессии и с уменьшением социальных контактов офлайн.⁶⁶ То, как мы общаемся друг с другом в системах, в которых живем, имеет основополагающее значение для нашего опыта самоощущения.

И: Идентичность. Если «я» не является абсолютным, то и наше чувство идентичности также является чем-то, что мы можем рассматривать как «сконструированный» ментальный процесс. Мы можем отождествлять себя с рядом характеристик, которые формируют эту идентичность – это внутреннее представление о том, «кто мы есть», и сообщения о том, «частью чего мы являемся». В утробе матери мозг уже формируется – многие процессы в нем запускаются еще до того, как мы вступим в контакт с семьей, а затем с друзьями. С самых первых дней мы получаем сообщения о нашем «поле» – семье, религии, расе, социально-экономическом статусе. Еще в раннем детстве мы узнаем, что у нас есть тело. У этого тела есть особенности, и они могут не соответствовать сообщениям, которые мы получаем от «других», будь то родители, братья и сестры, друзья, учителя, а позже средства массовой информации и общество в целом. Тело соответствует нашему внутреннему ощущению идентичности – или не соответствует. И культура, в которой мы живем, может «возвеличить» нас или «отбраковать» в зависимости от внешнего вида нашего тела, безотносительно того, что мы чувствуем внутри.

Идентичность – одновременно внутренняя и внешняя, и в этой связи вопрос интеграции идентичности очень важен. Без интеграции мы можем чрезмерно дифференцироваться и почувствуем себя одинокими или будем ощущать себя комфортно только в обществе «таких же, как мы». Еще в раннем младенчестве мы оцениваем, кто «похож на нас» и кто «не похож». Первым мы симпатизируем, вторым не доверяем.⁶⁷ Если человек считает себя лишь «сущностью», он может отчаянно искать подтверждения того, что динамичная, вечно разворачивающаяся реальность «я» должна быть привязана к какому-то набору характеристик, одной определенной идентичности. Борьба разума с идентичностью формирует наше благополучие и ежедневно затрагивает как внутренние, так и внешние аспекты жизни. То, что мы думаем о своей идентичности, определяет, как мы находим смысл в жизни.⁶⁸

Интеграция, как мы видели, способствует как дифференциации нашего опыта, так и взаимосвязям разных видов опыта без потери их уникальности. Если наши «я» порождают наши идентичности, как нам внедрить в культуру «принимающую» ноосферу связи? Вспомните: разум конструирует категории предполагаемых разделений, строит понятия из этих предположений, а затем создает символы, которые позволяют нам делиться данными друг с другом. Идентичность может быть заложена в лингвистических символах, которые мы используем с раннего детства. Эти символы влияют на то, как развивающийся разум приходит к пониманию природы реальности, они формируют категории и создают понятия, которые мы подразумеваем под словами.⁶⁹ Существует сложный набор факторов, которые мы усваиваем в отношении других людей, и часто намерение, стоящее за поведением, играет заметную роль в имплицитном понимании, которое у нас есть о других и о мире вокруг.⁷⁰ Корни нашей идентичности – в коммуникации с окружающим миром.⁷¹

Б: Быть принадлежным. Мы – социальные существа, мы – люди, мы – млекопитающие. На протяжении миллионов лет социальные связи были основой нашего выживания. Мы нуждаемся друг в друге для удовлетворения наших основных потребностей. Также у нас есть потребность в связях, которые стимулируют нейронные сети для понимания значимости (что имеет значение), телесной регуляции (достижение гомеостаза) и ментального зрения (познания разума). Людям с историей аллопаттеринга, которых воспитывают не только биологические родители, познание разума было необходимо для участия в запутанных социальных отношениях. Стоит ли удивляться, что исследования совершенно ясно показывают: участие в поддерживающей социальной сети прочно связано с положительными результатами психического и физического здоровья, долголетия и счастья?⁷² Изоляция и одиночество так же вредны для здоровья, как курение.

Кому и чему мы принадлежим? Стремление быть причастным – вот что такое принадлежность; опыт ощущения того, что жизнь вплетена в систему, дает нам ощущение себя как части целого и расширяет ощущение того, «кто мы есть». С точки зрения сложных систем усложнение нашего ментального состояния является положительным фактором.⁷³ Профессор права Джон А. Пауэлл (да, вот так – строчными буквами, чтобы уменьшить акцент на отдельном «я») призывает нас задуматься над тем, как можно расширить «мы», если понимать, что противоположность понятию «другой» – вовсе не «такой же», а «сопричастный».⁷⁴ Представьте, насколько другой будет жизнь, если в понятие «мы» включить не только тех, кто «похож на меня». «Мы» – это не только те, у кого одинаковый цвет кожи, и даже не только те, кто относится к одному биологическому виду. «Мы» – это все живые существа в природе. Значение «как я» можно использовать, чтобы охватить все существующее на Земле биоразнообразие. Это позволит принять реальность наших различий и нашей связанности: мы все принадлежим друг другу. Принадлежность появляется, когда мы становимся чем-то большим, чем индивидуальная идентичность. Но она не означает утраты подлинной индивидуальности, Принадлежность может быть так же важна для разума, как дыхание для тела.

Когда мы чувствуем ее, то можем справиться со многими проблемами, которые кажутся непосильными. Современная культура мало что делает для повышения статуса принадлежности как ценностного приоритета. Но что это тогда за культура? Культуры разъединения – это поля, способствующие хаосу и ригидности. Они неинтегрированны. Участники этих сообществ не могут осознать «отношенческую» природу разума и вместо чувства принадлежности к большому целому переживают постоянное желание заполнить пустоту. Возможно, пришло время отойти от определения «я» как отдельного, разума. Возможно, пришло время развеять эту иллюзию. Что может направить и поддержать такие изменения?

Л: Любовь. Может показаться, что наука пренебрегает важностью любви; исключение этой жизненной силы из наших исследований, нашего дискурса, нашего способа общения и установления связи кажется проблемой. Однажды я был на образовательном семинаре, обучал участников практике «Колеса», и один правительственный чиновник предпочел не делиться тем, что центр окружности помог ему испытать больше любви и связи, чем он когда-либо прежде испытывал, – из-за опасений, что коллеги сочтут его «слабым». Я спросил его, как же он и его коллеги принимают решения о национальной политике – не оставляют ли они любовь и заботу, доброту и сострадание «за бортом», когда утверждают федеральные законы? Он не мог ничего ответить на это. Другие люди говорили мне, что им не нравится использовать слово «любовь» в общественных или профессиональных кругах из-за его эротического подтекста и опасений быть неправильно понятым. Тем не менее участники семинаров «Колеса осознания» снова и снова сообщают, что в центре у них возникают три ощущения: присутствие, взаимосвязь и любовь. Я слышал это в разных аудиториях, на разных контентах в течение многих лет. И в конце концов как ученый я должен был задуматься: а что общего между присутствием, взаимосвязью и любовью?⁷⁵

«Я» – это сложный опыт, который люди изучали на протяжении тысячелетий.⁷⁶ Независимо от того, говорим ли мы о поэзии и мистике или о религиозных, созерцательных традициях, древней мудрости, во всех этих направлениях человеческой мысли мы найдем три составляющих: присутствие, любовь и связь. Они постоянно возникают по мере того, как появляется суть реальности в нашем опыте.⁷⁷ И все же многие люди не имеют регулярного доступа к этому источнику жизненной силы. Любовь – это энергия принадлежности. Жизнь в любви и связи, восприимчивое осознание того, что мы можем назвать присутствием, позволяет нам погрузиться в эти состояния – кажется, из них соткана сама ткань нашей реальности. Как предполагает журналист, писатель и активист Мария Шрайвер, «любовь универсальна. Она первобытна. Это то, что присуще человеку. Это то, что меняет миры отдельных людей и даже целые мировые порядки. Я считаю, что любовь дает нам надежду на лучшее. Это наша самая большая надежда… Каждый из нас рождается и оказывается на руках у кого-то, и, если нам повезет, умрем мы тоже на руках у кого-то. Все, что между, – это наш поиск и попытки понять общую природу человека. Дело всегда в любви».⁷⁸

Любовь – это простое слово. Мы используем его для самых разных переживаний, от личного до общественного, от межличностного до планетарного. Любовь – это символ, который намного больше, чем контексты, в которых мы применяем это слово (любовь к ребенку, мужу или жене, любовь к какому-то делу, любовь к миру). Как утверждает ученый и экоактивист Джоанна Мэйси, мы можем быть без ума от любви к этой жизни, можем быть с «миром как собой, с миром как нашим возлюбленным».⁷⁹ Любовь дает нам глубокую принадлежность. Как пишет Мэйси,

полностью проживать страх, благодарность, вообще все, что есть, – вот практика взаимной принадлежности. Как части живого тела Земли, мы все «стоим» на этой принадлежности. Мы найдем больше способов помнить, праздновать и подтверждать это глубокое знание: мы принадлежим друг другу, и мы принадлежим Земле. Даже когда мы сталкиваемся с катастрофическими изменениями, ничто не может разлучить нас с ней. Мы уже дома. Практика взаимной принадлежности – это лекарство от болезни маленького «я»…⁸⁰

Слово «любовь» можно использовать для обозначения почти неописуемой жизненной силы, которая наполняет все, что мы делаем, и все, чем мы являемся, заботой, состраданием и связью. Любовь выводит нас за пределы отдельного, одинокого «я». Исключать любовь из того, как формируется разум, нет смысла: разум не изолирован в мозге и не одинок в теле. Любовь, взаимосвязь и присутствие – суть процветания в этой жизни и становления тем, кем мы на самом деле можем быть.

И: «Интерконнект». Промежуточность разума, «я», нашей идентичности – суть взаимосвязи, взаимобытия, переплетения, взаимозависимости. Этим вторым «и» в слове СИБЛИНГ может также быть интерконнект – ощущение того, что мы не столько связаны между собой, сколько являемся фундаментальной частью внутри друг друга. Возможно, это и есть взаимная принадлежность – мы принадлежим друг другу и принадлежим Земле. Во время поездки в Намибию я встретился с жителями одной деревни. Им пришлось столкнуться с голодом, засухой и болезнями. Но когда их спросили, счастливы ли они, они ответили, что принадлежат обществу и природе. Когда эти деревенские жители спросили меня, принадлежу ли я Америке и счастлив ли я, хотел бы я ответить утвердительно! Да, принадлежности нам порой не хватает.

А пока давайте просто будем говорить о внутренней и промежуточной связи – «интерконнекте» как о части чего-то большего, «я», ограниченное кожей. Префикс интер- подразумевает, что есть дифференцированная грань «я», возможно, некая внутренняя природа телесного «я», и она обретает связь с другими внутри социальных полей и с самой жизнью – внутри природы. Категории, которые мы конструируем независимо, можно обозначить словами – скорее всего, это будут существительные. Этот человек, Дэн, находится здесь, в этом теле, отдельно от вас – там, в том теле. У меня свое тело, у вас свое тело. Да, тело есть. И да, в мире есть вещи, похожие на сущность, у которых есть пространственные и временные границы. Это, как мы видели, и есть смысл жизни в ньютоновской реальности и в том, как она проявляется, особенно для наших ограниченных сенсорных входов слуха и зрения. Наши уши и глаза дают нам необработанные данные, посредством которых мы «воспринимаем» разделение. Но биологически и физически полное разделение – это иллюзия, неточное восприятие. Естественно, категории и понятия, производные от этой иллюзии, сами строятся только на одном аспекте реальности.

Есть и другая сторона реальности – она может быть невидима для глаз. Помимо зрения и слуха мы, люди, обладаем великолепной способностью ощущать, можем использовать ментальное зрение для восприятия потока энергии и информации. Эта энергия реальна, просто ощутить ее с помощью наших пяти чувств нельзя. Вот аналогия со зрением. Когда мы при ярком свете позволим дневному зрению переключиться на другой вид клеток в глубине наших глаз, на сетчатке, то можем обнаружить сигналы, которые все время были, но оставались недоступны для восприятия. Ночное зрение позволяет улавливать более тонкие сигналы от звезд на небе, чем дневное. Ну и наконец, у нас есть ментальное зрение, которое дает возможность ощущать взаимосвязанную реальность жизни. Это системное восприятие, как предположил Питер Сенге. Когда мы позволяем подобным ощущениям формировать восприятие, мы развиваем системное осознание. Наделяя свой разум способностью обдумывать, что означает взаимосвязанный, взаимозависимый, «взаимоотношенческий» мир, мы используем системное мышление. Все это часть нашего ментального зрения.

Эта способность позволяет нам непосредственно ощущать, воспринимать и постигать – так, чтобы наши ментальные концепции и категории взаимозависимой жизни могли стать частью ноосферы. Понятно, что неинтегрированный взгляд на реальность учитывает только «ньютоновский» видимый мир, а восприятие образов и звуков ограничено и дает ощущение «разделенности». Но если взглянуть шире, то в общую картину попадает и квантовый мир, невидимый глазу, но абсолютно реальный, мир, состоящий из микросостояний квантов, которые наука описывает как «поля вероятностей». Это скорее события, нежели сущности. Можно научиться плавать, иногда держа голову под, а иногда над водой. Так и здесь: можно научиться ценить и сущность, и события. Интегративный подход, вероятно, может помочь избавиться от иллюзий восприятия и заблуждений сознания, рассматривающих «я» как нечто отдельное, хотя оно таковым не является. Да, у нас есть тело, взаимодействующее с другими телами, другими сущностями. Но каждый из нас также – набор эмерджентных событий, которые глубоко переплетены.

В лесу «Пандо», пользуясь только глазами, мы увидим отдельные деревья. Легко использовать только глаза, чтобы воспринимать отдельные деревья. Но это не так: значит, утверждая это, мы противоречим полной реальности. Под поверхностью земли, вне поля зрения, есть общие корни – сущность жизни как взаимосвязанного целого. Человеку проще оставаться в «ньютоновском» теле, в мире отдельных сущностей, мире «Стрелы времени». Но, используя ментальное зрение, мы обретем царство нашей единой реальности, состоящей из глубоко взаимосвязанных событий. К счастью, существует практика, позволяющая получить доступ хотя бы к проблескам этой взаимосвязанной реальности: доступ к плоскости возможностей, умение отличать центр чистого осознания от окружности практики «Колеса осознания».

Н: Ноэзис. Этот греческий термин в широком смысле означает интеллектуальное понимание, нашу познавательную способность к мышлению и рассуждениям. Мы видели, что ноосфера – это атмосфера знаний и идей. Таким образом, ВРРВ-познание – воплощенное, разыгранное, расширенное и встроенное – отражает наш опыт ноэзиса внутри и между. С самого начала исследования мы сосредоточились на ноэтическом понимании, используя обширные материалы и знания широкого спектра дисциплин. Это подход межличностной нейробиологии, ищущий согласованность в разных способах познания.

Но даже такое знание сформировано нашей социальной коммуникацией. Как пишет Томаселло,

все приматы участвуют в той или иной форме социального обучения. Люди участвуют в культурном обучении. Человеческие младенцы и маленькие дети не просто учатся полезным вещам от других, они приспосабливаются к другим, чтобы присоединиться к ним и идентифицировать себя с культурной группой. Культурная группа нормативно ожидает такого соответствия, и взрослые активно инструктируют детей, чтобы обеспечить его. Маленькие дети узнают из этой инструкции, как мир рассматривается и как он устроен в их культуре. Эти особые формы культурного обучения обеспечивают мощные и уникальные для вида процессы кумулятивной культурной эволюции.⁸¹

Купаясь в идеях, мы учимся друг у друга тому, как толковать языковые символы⁸² во встроенном и расширенном аспекте ноэзиса. Как заявляют Уолш и Юн, «передаваемая культура – это распространение ментальных представлений о знании, значении и ценности от человека к человеку, из поколения в поколение с помощью негенетических средств».⁸³ Идеи со временем меняются, и в ходе культурной эволюции переплетение ноэтического мира и наших соматических систем формирует нас, меняет нашу физиологию, взаимодействует с нашими генами.⁸⁴ Как заявляют Колодный и его коллеги,

в свете роли культуры в экологии и эволюции человека [Creanza et al. (2017)] мы полагаем, что не будет преувеличением перефразировать Добржанского [Dobzhansky (1973)] и сказать, что ничто в людях не имеет смысла, кроме как в свете культурной эволюции. Однако культурная эволюция происходит в различных временных масштабах и управляется динамикой на разных уровнях: индивидуумы, популяции индивидуумов с определенным поведением, технологические объекты и культурные идеи.⁸⁵

Мы можем намеренно подталкивать вперед культурную эволюцию, коллективно формируя идеи, которые рассматриваем, язык, который используем для выражения этих идей, и способы взаимодействия друг с другом и с миром. Рассмотрение «я» тоже может меняться. Основывается ли наша идентичность только на собственном теле или распространяется на людей с телами «такими, как у нас»? Кому мы принадлежим, с кем чувствуем близость – только с родственниками и друзьями? Или есть что-то кроме этого поверхностного взгляда? Если мы принимаем идею, что разум «живет» не только в голове, но и в отношениях между людьми и миром, не изменит ли это понимания «я», нашей идентичности и принадлежности? В этой книге есть множество ссылок на научные труды, которые подтверждают идею «интерконнекта». Но для глубокого понимания может потребоваться нечто большее, чем интеллектуальные рассуждения и результаты исследований. Например, непосредственный опыт, что-то, что порождает глубокое, непосредственно переживаемое чувство, «знание за пределами фактического знания».

Г: Гнозис: Этот греческий термин происходит от слова «знание», и обычно под ним подразумевается «знание духовных тайн». Мы противопоставляем фактическое, интеллектуальное знание ноэзиса прямому, эмпирическому, чувственному знанию гнозиса – «знанию от первого лица». Можно использовать термин «вера», чтобы провести границу между этим «знанием» чувства и «знанием» рассуждения. Гнозис в том смысле, как мы его будем использовать, – это знание, происходящее из непосредственного опыта. Как сказал мне мой покойный дорогой коллега Джон О'Донохью – человек, изучавший и преподававший гэльский мистицизм, «мистик – это тот, кто верит в реальность невидимого». Мы с Джоном прекрасно провели бы время, исследуя эти два способа познания, гнозис и ноэзис. Оба они занимают определенное место в едином, интегрированном знании. Как-то я вел конференцию по науке, духовности и образованию, и участники семинара пришли к общему мнению, что «духовное» означает два взаимосвязанных опыта: (1) жизнь с ощущением связи с чем-то «большим», чем отдельное, телесное «я», и (2) жизнь с чувством смысла и цели за пределами выживания. Если мы сложим их вместе, то увидим, что гнозис, термин, обозначающий «знание духовных тайн», можно толковать как «видение за пределами зрения («видение невидимого») и жизнь, наполненная связью, смыслом и целью». Во многом он совпадает с ментальным зрением, о котором мы уже писали. Гнозис отвечает за то, как мы видим внутреннюю и внешнюю работу разума за пределами того, что видно глазу.

В каждую из глав, посвященных этому путешествию, вплетены ссылки на практику «Колеса осознания». Эти ссылки приглашают вас привнести свой собственный гнозис в исследование – по мере чтения или, может быть, когда вы его закончите. Представляя разум в виде метафорического «Колеса», эта практика позволяет человеку погрузиться в природу разума «от первого лица». Результаты такой практики хотя и варьируются от человека к человеку и от сеанса к сеансу, обнаруживают удивительную общую основу. Метафора центра чистого осознания, «осознания сознания», если научиться отличать ее от различимых точек на окружности «известного», позволяет получить непосредственный опыт раскрытия разума. Непосредственность личной практики не может быть заменена ноэтической информацией. Гнозис позволяет тому, что раньше было невидимым и неизвестным, стать воспринимаемым и познаваемым, доступным ментальному зрению. Люди, пользующиеся этой практикой, говорят, что она приносит глубокий опыт связи, смысла и цели в жизни. Мы предлагаем вам пережить непосредственный опыт любого рода, который возможен в данный момент вашей жизни, чтобы увязать гнозис с ноэзисом.

Представьте, что мы сможем сочетать имеющиеся у нас научные знания со знаниями о развивающемся разуме. Это даст возможность привнести в современную культуру особую реальность взаимосвязанности всего сущего. Сосредоточившись на том, чтобы все люди и даже шире – все живые существа в мире – стали частью этой взаимосвязанной системы. И представьте также, что нашу идентичность и самоощущение можно интегрировать в эту систему – мы увидим, что наш разум находится одновременно внутри и между – в нас самих и в наших отношениях с миром. Если культурная эволюция определяется идеями и языком, который мы используем для передачи этих идей, может ли быть так, что это дает основу для глобального, осмысленного и творческого сотрудничества. Мы все связаны как братья и сестры, все принадлежим друг другу и нашему общему дому – планете Земля.

Я + Мы = Я-Мы: реальность взаимосвязи и интеграции идентичности

Слова одновременно ограничивают, поскольку не могут полностью передать то, что представляют, и дают свободу, поскольку позволяют нам размышлять над сложными идеями и делиться этими идеями друг с другом. Поразительно то, как иногда группы людей, например ученые или политики, начинают использовать слова как конкретные символы «неизменного» и отражение «единственно верного» взгляда на реальность. На самом деле лингвистические термины лишь приблизительно передают содержание, которое мы в них вкладываем. Но слова являются ментальным инструментом, который находится выше скрытых от нас слоев понятий и категорий. Они формируют наше индивидуальное мышление и то, как мы коллективно приходим к пониманию мира.

Во многих языках термины «я», «мне», «ты» и «они» имеют определенные значения, это местоимения, обозначающие конкретный объект. В английском языке, например, мы можем указать на свое тело и сказать: «Вот я». Я могу указать на группу людей вдали и сказать: «Вот они». Индивидуальное «я» похоже на «объект», ограниченный телом, которое рождается, живет и умирает. Местоимения полезны, когда нужно указать свой адрес, оплатить счета, записаться в спортзал, уточнить, когда ложиться спать. Если мы хороним кого-то, имя необходимо, чтобы знать, кто это был. Но если, взглянув на надгробные плиты, вы можете обнаружить, что надпись, которую вы видите, – это об отношениях, а вовсе не об отдельном одиноком «я», жизнь которого закончилась. Почему так? Потому что отношения – это самое важное в нашей идентичности.

Итак, «мы» – это и «я», и «мы», совокупность взаимосвязанных, взаимозависимых отношений в нашем теле, в мозгу и за его пределами. Наши отношения тоже определяют, кто мы есть. Антропологи учат нас, что «самоинтерпретация» формируется опытом, полученным в семье и в культуре. Это ощущение «я» как индивидуального или взаимозависимого по-прежнему содержит древний конструкт «мы» и «они», унаследованный нами от предков. Мы не можем и не должны игнорировать реальность этого происхождения нашего телесного «я».

На недавней конференции, которую я организовал, группа специалистов представила учения коренных народов со всего мира. Мы обсудили, как важно признать нашу взаимосвязанность реальной, и то, как важен опыт единения с природой. Было прекрасно услышать, как эти древние мудрые верования обсуждаются в наши дни. Другая встреча была посвящена расизму и нарушению прав отдельных групп в Соединенных Штатах. Подготовка к мероприятию заняла много месяцев. Ранее в тот же день состоялся семинар, посвященный 400-летию с момента прибытия в Америку первых кораблей с рабами. Этих людей похитили, «вынули» из общин и семей и продали в качестве рабочей силы, чтобы строить страну. Мы охватили и обсудили на этих встречах огромную эпоху. На втором мероприятии я выступал с двумя афроамериканками, и одна из них сказала, что отрицать историю нашего индивидуального происхождения, быстро переходя к «всеединству», как предлагает наша концепция, неуместно и это означало бы, что мы продолжаем игнорировать историю притеснения цветных в США (историю, которая продолжается и в наши дни). Контраст двух концепций, которые обсуждались друг за другом, – пример интеграции, которая показывает, как можно объединить мудрость из разных областей знания. Интеграция напоминает нам о необходимости уважать различия и создавать связи. Перейти к «всеединству», игнорируя различия, – да, это был бы переход не к гармонии, а к хаосу и ригидности.

Интеграция позволяет нам увидеть важность не только признания различий, но и процветания, которое возможно благодаря этим различиям. Когда удается объединить личные и коллективные истории, мы приходим к состраданию и связи. Именно благодаря интеграции – уважению различий и развитию связей – мы можем процветать.

Во многом современная культура переоценила дифференциацию, не придавая должного значения различиям, и в то же время преуменьшила важность принадлежности. Напомним главную идею книги: мы не только внутри, мы также между. Мы и то и другое. Мы способны быть разными, способны уважать различия, которые есть между нами, и мы можем принадлежать друг другу и миру, потому что глобально взаимосвязаны.

Разум находится как внутри, так и между, но в наших современных культурах мы слишком часто «помещаем» его внутрь отдельного «я». Индивидуальное «я» становится изолированным, самостоятельным. Идентичность становится «личным делом каждого», а не частью более крупной системы. Взаимосвязанная реальность жизни игнорируется, мы смотрим на мир как на сумму взаимодействующих, но по сути оторванных друг от друга сущностей.

В некотором смысле это вызов мозгу и его функции «машины ожидания». Выжить – значит быть готовым к тому, что произойдет дальше, исходя из того, что уже произошло раньше. Мы строим нисходящие модели, ментальные схемы, похожие на плато, которые фильтруют поступающий опыт, превращая его в представления, соответствующие нашим ожиданиям. Когда мы видим собаку, нам не нужно «знакомиться» с этим явлением заново. Я просто знаю, что вот это – «Чарли», собака, сидящая сейчас рядом со мной. Нисходящая обработка может быть конструктивной попыткой предсказать жизнь, нам хочется знать, что будет дальше. Проблема в том, что, цепляясь за эту «иллюзию уверенности», мы не становимся свободнее, наоборот – она нас ограничивает.

Фиксированное представление о том, «кто я есть», может создать иллюзию «я», жесткого и предсказуемого. «Я» остается строго индивидуальным. В чем здесь проблема? Изоляция, пустота, жизнь во лжи, попытки превратить то, что мы чувствуем, в фильтры восприятия, которые искажают представления о реальности… Ограничения, которые мы создаем себе сами, не дают увидеть жизнь в ее полноте.

Это тяжело – жить в «ньютоновском» теле, разум которого способен видеть только конкретную реальность, доступную нашим органам чувств. Иногда нам нужно время в тишине, время на природе, время в чистом сознании, чтобы погрузиться в реальность «как она есть» и понять, что каждый из нас не просто сущность, но еще и набор событий. Как «я» может быть действием? Мы видели, что ключевым моментом является интеграция: не принятие какой-либо стороны в споре, а широкий взгляд, который охватывает разные позиции, принимает парадоксы, которые есть в жизни. Обладая последовательным «ощущением себя», осмысляя свою индивидуальную историю, свой опыт привязанности, истории своих предков, связи прошлого, настоящего и будущего, мы формируем полную картину «я». Здравый смысл подтверждает это, и мы видели исследования, которые доказывают важность автобиографического нарратива в нашей жизни. Отрицание этого внутреннего аспекта жизни означает «закрытие дифференциации».

Например, исследования привязанности показывают, что наиболее важной задачей для родителей является осмысление своей жизни – это даст возможность полностью присутствовать в жизни своих детей. По иронии судьбы, когда мы приходим к осмыслению своей жизни, когда перед нами стоит задача «разобрать мусор» из прошлого и разрешить потери и травмы, тогда мы и можем стать по-настоящему открытыми. Да, здесь нужно принять тот факт, что человек рождается в теле. Это тело имеет свою наследственную историю. Оно живет в ньютоновском мире макросостояний, где время линейно. Мы не можем заставить время двигаться вспять (разве что листая альбомы и дневники). Но даже эти аспекты нашего ньютоновского «я» обладают изменчивой реальностью, разобраться в которой можно, лишь приняв присущую жизни непредсказуемость и неопределенность.

Мы – не только сущности, но и действия.

Некоторым трудно понять это. Другим такой подход кажется странным. В некотором смысле понимание этого – вызов, один из главных вопросов этой книги. Как мы можем быть одновременно и сущностью, и действием, находиться и внутри, и между, проживать определенную и в то же время полностью непредсказуемую, жизнь, события которой связаны во времени и при этом находятся «вне времени»? Мы даем некоторые подсказки. Интеграция – это фундаментальный процесс. Он позволяет нам принять этот парадокс, увидеть, что обе стороны, которые кажутся несовместимыми, на самом деле реальны и очень важны. Как я иногда говорю людям после семинара «Колесо осознания», «если вы едете домой на машине, полезно помнить, что вы – и сущность, и действие. Если вы не нажмете своей «ньютоновской», реальной ногой на тормоз, когда загорится красный, то станете единым целым со всем, что есть на этом перекрестке». Мы можем принять эти парадоксы. Мы можем безопасно и с удовольствием ехать по запутанным путям этой жизни.

Мы с вами многое сделали, чтобы это путешествие стало легче. Пользуясь этими идеями, можно попытаться улучшить свое личное, общественное и даже «планетарное» здоровье. Это способ принять ноэзис и гнозис и начать делать этот мир лучше. Как все это просто сформулировать?

Язык одновременно ограничивает и освобождает. Личное развитие, а также культурная эволюция формируются языком.⁸⁶ Как предполагают Сриганеш и Понния, «освоение языка в культуре запускает развитие новых нейронных связей, соответствующих различным языковым функциям, – они меняют структуру и функции мозга».⁸⁷ Как язык помогает нам обобщить основные понятия и использовать идеи интеграции и идентичности – внутри головы и «снаружи», в мире? Тамариз и Кирби дают ответы на этот вопрос:

В конечном счете истинное объяснение человеческого языка должно учитывать тот факт, что язык является результатом определенных когнитивных адаптаций; эти когнитивные адаптации обеспечивают и формируют культурную передачу языка; все, что возникнет в процессе культурной эволюции, само по себе меняет отбор, воздействующий на эволюцию.⁸⁸

Представьте, что будет, если мы перенесем идеи оптимизации развития разума с личного на общественное и планетарное. Один из способов сделать это – использовать простую концепцию Я-Мы. Каждый из нас – это одновременно внутреннее, телесное «я» и социальное «мы», связанное с людьми и планетой: Я + Мы = Я-Мы. Развитие интеграции и в нашей идентичности, и в нашей коллективной жизни поможет нам сделать этот мир добрее. Я-Мы способно синергетически изменить ход культурной эволюции – самым мудрым и своевременным образом. Интеграция – это источник здоровья и чувства сопричастности для нашего развивающегося разума. Благодаря ей мы можем двигаться к наполняющему ощущению связанности, цели и смысла, делая лучше и свою жизнь, и жизнь будущих поколений.

Примечания