Они почти бегом выскочили из комнаты — и дверь тут же оплели ветви, выросшие из широкого косяка.
Зато петли из лоз на щиколотках Веденеи распались. Побеги втянулись в ковер.
ГЛАВА 5
Оставшись одна, она всхлипнула и натянула на плечи надорванное платье. Потом кинулась к окнам.
Но стоило прикоснуться к первому из них, как все рамы с треском обросли решетками из ветвей. Сквозь мутное, толстое стекло туманно проступали буйные заросли сада по ту сторону, подсвеченные фонарями…
И Веденея, отступив от окон, огляделась.
Комната походила на кабинет. Мебели тут было немного — пара кресел, длинный стол с корявым и высоким стулом. Вдоль одной из стен тянулись полки, заставленные старинными фолиантами в темных переплетах. Только на паре полок теснились блестящие, яркие цилиндрики чтец-книг.
Веденея опустилась в одно из кресел. Следом безмолвно взмолилась Маре-Ладе — чтобы ее прикосновение наконец сработало. Иначе все это кончится страшно, мерзко. И больно. Ростками в теле, если Олонецкий решит продолжать допрос…
От этой мысли Веденея окаменела. Потом еще немного поплакала — тихо, тоскливо, вытащив платочек из кармашка под драпировками на юбке.
Часы на стене кабинета тем временем отсчитывали секунды и минуты. Дверь по-прежнему оплетали толстые ветви. Но через час с небольшим они вдруг утянулись в косяки. И вошли Сигвич с Олонецким.
Веденея тут же выпрямила спину до предела, застыв на краешке кресла. Правой рукой вцепилась в подлокотник, левой прикрыла прореху в кружеве, на вырезе платья.
— Липовая вдовушка снова приготовилась хныкать, — с удовольствием, как показалось Веденее, объявил Олонецкий. — Ну что, госпожа Левинская? Тебе повезло. Вторая вдовушка, уже настоящая, чуть не выпрыгнула из панталон, пока я вел ее в мазурке. А государь опять ничего не заметил. Однако то, что устроил Сигвич, его возмутило до глубины души. Князюшку отчитали, велели вдов больше не щупать…
— Выражайтесь прилично, волостарь Олонецкий, — заморожено и оцепенело пробормотала Веденея, не решаясь встать с кресла. Высокая спинка и подлокотники окружали ее с трех сторон, точно защищая от тех, кто был в кабинете.
— Ах, эта фальшивая правильность, — бросил Олонецкий. — Я еще не закончил с твоим допросом, госпожа Левинская. Почему ты отказалась подойти к венценосцу? Говори правду, а то Сигвич уже рвется в бой. Сегодняшний бал и твое вранье его подогрели. Там вода подмывает берега.
Сигвич тем временем молча опустился в соседнее кресло. Прищурившись, уставился на Веденею — верней, на ее декольте. Затем перевел взгляд на юбку. На смятые шелковые складки, пеной укрывавшие бедра.
И Веденея с отчаянием ощутила, как что-то теплое, мокрое скользнуло по левой ноге.
Олонецкий встал рядом, придавив ногой край ее подола. Смотрел, пригнув голову, сверху вниз. И тоже — на грудь, выступавшую из надорванного выреза платья. На ее бедра.
— Я опозорила семью, отдав девичью силу, — еле ворочая языком, произнесла Веденея. — Пришла на бал под чужим именем. И я хотела отомстить Горгинскому… страшно отомстить. Даже убить. А государь мог увидеть мои дурные замыслы. Ведь его сила — Праведное Око…
— Это Око различает лишь козни магов, — перебил ее Сигвич. — Те, что совершаются, или уже свершились. А мечты провинциальных дурочек ему недоступны. Если ты из семьи магов, пусть и низшего круга, ты должна это знать. Опять врешь, Веденея Как-тебя-там? Может, ты и про Горгинского соврала?
Олонецкий вдруг нетерпеливо содрал с себя фрак. Отшвырнул его в сторону, и кипенно-белые манжеты сорочки тут же обросли зелеными ростками.
Он продолжит допрос, подумала Веденея, уже задыхаясь.
— Почему ты не захотела быть представленной государю? — размеренно спросил Олонецкий.
— Это не то, чего я желала, — сипло прошептала Веденея, глядя на его руки. Верней, на манжеты, украшенные бахромой мягко изгибавшихся ростков. — Я пришла на бал не только ради мести. Я собиралась… хотела поговорить с вами.
— О чем? — уронил Олонецкий.
Подобраться так близко, как подбирается любовница, пронеслось в уме у Веденеи.
Она согласилась на это, когда давала клятву Маре-Ладе. Хоть и не знала, как мерзко это будет. Там, в храме, все казалось иначе. Каждая дама спит с мужчиной после свадьбы, ни одна от этого не умерла. Все равно ее главное достоинство уже отдано. Силы больше нет. И она согласилась.
— О вас, — выдавила Веденея. — Я хотела поговорить о вас. Расспросить…
Олонецкий вдруг пригнулся и выдохнул ей в лицо:
— Я тоже пытаюсь расспросить. Но мое терпение уже на исходе. Как зовут знакомую, которая прислала тебе приглашение на бал Чарецких?
Он оперся одной рукой о левый подлокотник. Второй придавил ладонь Веденеи, вцепившуюся в подлокотник справа. И ростки жадно, щекочуще расчертили ей запястье. Были твердыми, как стальные булавки — хоть и не оставили царапин.
Я должна его чем-то отвлечь, подумала Веденея, сжавшись в кресле. Чтобы не выдать госпожу Перепелову, которой тоже могут устроить допрос. А от нее добраться до храма Мары-Лады.
— Я не знаю, как ее зовут, — сбивчиво соврала Веденея. — Я получила приглашение без имени. В конверте без подписи.
Олонецкий пренебрежительно бросил:
— И твоя родственница не сказала имени знакомой, которая запросто рассылает приглашения на княжеские балы? Чтобы ты знала, у кого попросить следующее приглашенье?
Ростки над ее запястьями легко крутнулись, высверлив остриями точки на коже. Не больно, но страшно.
— Я не спрашивала, — прошептала Веденея. — Я думала о другом. О вас. Я хотела заняться с вами развратом.
— Чем-чем? — насмешливо спросил Олонецкий, нависая над ней.
Веденея еще сильней вцепилась в подлокотник. Заставила себя сказать:
— Я хотела посмотреть, так ли хорош волостарь Олонецкий, как об этом шептались.
— Где шептались? — поинтересовался Олонецкий.
— На балах нашего дворянского собрания, — выдавила Веденея. — Я слышала там пересуды. Сплетни. Говорят, вы, волостарь Олонецкий, совершили с одной девицей нечто ужасное.
Она замолчала, не зная, что сказать дальше.
— Настолько ужасное, что ты решила это попробовать? — брезгливо обронил Олонецкий.
Но почему-то не стал обвинять ее во лжи. По щиколотке прошлась лоза — и мокрое тепло, скользившее вокруг голени Веденеи, сразу исчезло.
Господи, что я говорю, потрясенно подумала Веденея.
— Тут все ясно, Яр, — заявил вдруг Сигвич.
Голос его прозвучал низко, недовольно.
— Когда ты танцевал со второй вдовушкой, государь опять не заметил зеленых отсветов. Значит, причина не в этой провинциалке. А к нам она приставала, чтобы прославиться. Завтра имя госпожи Ильинской будет у всех на слуху. И ей поступят щедрые предложения. Госпожу выгнали из дома, поэтому она собралась в содержанки. Думаю, мы должны помочь даме. Но я настаиваю на своем праве гостя. После меня ты ее получишь чистенькой, как из ванны.
Веденея похолодела. Произнесла, запинаясь:
— Нет, я не хочу…
Ростки пощекотали запястье, Олонецкий смотрел ей в лицо — из-под широких бровей, внимательно. Губы у него кривились в брезгливой усмешке, зеленые прожилки в карих глазах стремительно набухали.
— Я передумала, — бросила Веденея срывающимся голосом, переводя взгляд с Олонецкого на Сигвича. — Отпустите меня, прошу вас. Я никому ничего не скажу.
Оба мага засмеялись. Олонецкий неожиданно разогнулся, отпустив ее руку, и кресло резко качнулось назад. Запрокинулось, балансируя на задних ножках.
Колени Веденеи взлетели вверх, она завалилась на спинку кресла. Но тут же подскочила, подобрав под себя ноги — и встала на кресле во весь рост.
Вокруг уже поднимались побеги. Тянулись от ковра, покачиваясь в воздухе коричневато-зелеными змеями. Поджидая ее.
А Сигвич, сидевший напротив, поднялся.
Я не хочу этого, в ужасе подумала Веденея. Чтобы сказала матушка? Она бы призвала к благоразумию…
— Разве могут маги высшего круга думать сейчас о развлечениях? — пискляво объявила Веденея, раскинув руки, чтобы устоять на шатком кресле. — Государь в опасности. Он перестал видеть зеленую магию. Его сила, Праведное Око, теперь ослепла на зеленую сторону. Может, уже завтра Дмитрий Васильевич не увидит, как кто-то из магов Зеленого…
Она испуганно осеклась, осознав, что почти открыто обвинила магов Зеленого Листа в измене. И все это — перед одним из зеленых магов.
Зато Сигвич отвел от нее взгляд. Посмотрел на Олонецкого, протянул:
— Каждый раз, когда она открывает свой ротик и говорит очередную глупость, я смеюсь про себя. Но потом в уме что-то щелкает. Ты говорил про опалу, Яр. Может, это подстроил один из твоих родственников? Поэтому государь перестал видеть отсветы зеленой магии? Отсюда и ваша опала, и отсутствие приглашений, которые получили все маги высшего круга?
— Это невозможно, — сердито сказал Олонецкий.
Ростки на его манжетах яростно колыхнулись.
— Сделай такое один из моих родственников, его ждала бы смерть. А казнь утаить невозможно, Игорь. Я бы это знал.
— Ты прав, — согласился князь. — До меня тоже дошли бы слухи. Что ж, хватит догадок. Я устал спрашивать, я возьму сам. Потом отправлюсь спать, и она до утра останется с тобой…
— Если с государем что-то сделали, то это случилось недавно, — в панике взвизгнула Веденея, пятясь по спинке кресла, поднимавшейся сзади покатой горкой.
Надо задержать их разговорами, пролетело у нее в уме. Может, прикосновение Мары-Лады все-таки сработает? Или случится что-то еще, и магам станет не до нее?
— Вспомните, когда в последний раз вы приезжали в столицу, волостарь Олонецкий, — задыхаясь, потребовала Веденея. — Что тогда случилось? Может, с этого все началось?
— Тогда случились похороны старой государыни, — буркнул Олонецкий. — Было это четыре месяца назад. И тогда я совратил девицу Карякину, о чем теперь знают даже в твоей глухомани, госпожа Левинская. Да еще Дива сумели подманить девичьим сиянием…