Пусть Стелла и не вышла из всех феминистских групп «ВКонтакте», Хрипонин заметил, что в ее подписках они сместились вниз. Это значило, что Стелла перестала посещать эти паблики с пугающей регулярностью и питаться отравой для мозгов. Сергея потихоньку отпускало опасение, что его дочь вырастет похожей на горевую Иру. Сюжет остротой в отцовский инфаркт.
Вернувшись домой из бара в тот день, когда он инструктировал юродивого, Хрипонин впервые за долгие месяцы почувствовал себя всецело удовлетворенным. Рома отзанимался историей с репетитором, Стелла перевела очередную песню с последнего альбома Арианы Гранде, а Лиза сообщила, что закрыла сделку по пышной свадьбе.
Перед сном Сергей поделился с женой радостью:
– Кажется, все налаживается.
– Разве у нас что-то ломалось?
– Не то чтобы ломалось. Нервотрепка с репетитором, ожидание Стеллы из лагеря, фестиваль. Я был на взводе.
Лиза, облаченная в голубую ночную сорочку с россыпью тропических бабочек, двумя руками взбила волосы у корней.
– Встряска тебе к лицу, – сказала Лиза. – Без нервотрепок ты бы стал скучным и толстым.
– Это вряд ли.
– Определенно стал бы. Скатился бы, как это теперь называют.
– Вот ерунда. Ты как будто осуждаешь меня за то, что я чуток расслабился. Причем заслуженно.
Лиза приблизилась к Сергею и недоверчиво уточнила:
– Расслабился, говоришь?
– Ну да.
Хрипонин не успел опомниться, как рука жены скользнула ему в трусы.
– Напрячь тебя не так уж и тяжело, – произнесла она тоном эксперта.
– Нечестный прием, – сказал Сергей, едва переводя дыхание.
– Ты все еще расслаблен?
Пока он соображал, что ответить, Лиза, по-прежнему мявшая в кулаке его яйца, повалила его на широкую кровать. Треугольный разрез сорочки с бабочками навис прямо над носом.
– Опять нервотрепка, да? – с притворным сожалением вздохнула Лиза.
Хрипонин перехватил инициативу. Он по-джентльменски освободил жену от ночной рубашки, уложил на середину кровати и принялся поцелуями продвигаться по телу вниз. Все методично и заученно, проще таблицы умножения. Задержаться на сосках, нежно провести языком по пупку, простодушно миновать стороной вагину, точно ее не существует.
– Ой, Сергей Владимирович, что вы творите, – с жеманством промяукала Лиза.
Очутившись в районе бедер, Хрипонин взметнулся вверх и приготовился войти в жену. Она ладонью перегородила ему путь и молча помотала головой.
Сергей кинулся к шкафу. Там, на полке с бельем, хранилась упаковка ультратонких, с высокой чувствительностью. Разорвав зубами обертку, Хрипонин спешно натянул резинку. Кажется, наизнанку, хотя Лиза все равно не заметила.
Она годами настаивала на резинках, и Сергея расстраивала такая предвзятость по отношению к его способностям, тем более что повода для сомнений он за семнадцать лет не дал ни разу.
Хрипонин отделал Лизу основательно: сначала по-миссионерски, потом – поставив перед собой в собачьей позе и заломив руку за спину. Каштановые волосы растрепались. От сиреневого лака рябило в глазах. Сергей перевел взгляд вниз и увидел на голенях жены, рядом с лодыжками, несбритые одинокие волоски, черные, как мушиные лапки. Господи.
Забота и внимание – все, что нужно бабам. Они как резервуар для заботы и внимания. И для сексуального наслаждения. Упаси бог доставить им наслаждение, которого они еще не испытывали. Тогда они будут пускаться на примитивные уловки, за даровую награду в виде выплеснутой спермы требуя от тебя все больше и больше, все интенсивней и интенсивней, все разнообразней и разнообразней. Их не волновало, что в сексе можно выдохнуться, выжать себя без остатка, но не утолить жажду.
Когда Хрипонин снова принял миссионерскую позу, то по выражению лица жены и ее сбитому дыханию сообразил, как она близка к оргазму. Сергей ускорился и, когда Лиза издала протяжный выдох и задрожала, как поверхность воды под напором ветра, тоже симулировал бурный финиш.
Чтобы Лиза ничего не заподозрила, Хрипонин сразу пошел в туалет снимать полный якобы презерватив. Сергей не признавался жене, что в резинках, даже сверхчувствительных, он кончает со скрипом, и то через раз.
Елисей
В западных сериалах герои после месяца исступленного секса обычно понимали, что настала пора прояснить отношения.
– Кажется, ты мне нравишься, – говорил он как можно небрежней.
– Правда? – поражалась она и, потупив взор, молвила: – Ты мне тоже.
У Елисея с Ирой все выходило наоборот. От избытка чувств он досрочно выложил карты на стол и получил неожиданный по степени откровенности ответ, который и обнадеживал, и будоражил, и выводил связь с Ирой на новый уровень.
Если Елисей и лукавил, когда утверждал, будто равнодушен к сексу, то лишь самую малость. На опыте отношений с Леной и Надей, доармейской подружкой, Елисей убедился, что постельная близость не только придает любви оттенок партнерства, но и обедняет общение. С той минуты, как ты начинаешь спать с человеком, как делишься с ним наготой, ваши диалоги подсвечиваются эротизмом, чаще всего неуместным, и перетекают в обмен намеками, подчас безудержно глупыми и вульгарными.
Разумеется, Елисей не был асексуален. Плоть не возбуждала в нем отвращения. Когда к нему ластились и тащили его в кровать, он не уклонялся от вызова и включался в известную с седой древности игру, проявляя себя в ней ладным середнячком, качественным, пускай и предсказуемым. При этом перспектива отказа от секса Елисея не пугала, а к мастурбации он и вовсе не прибегал, считая ее недостойной из-за чрезмерной доступности. Фрейд заповедал субъекту сублимацию, и Елисей находил, что разумнее тратить энергию на познание мира и на создание пивных заметок для семи тысяч подписчиков, чем на генитальную разрядку в любых ее формах.
В конце концов, оргазм истощает. И это не то истощение, которое приносит плоды. Если в сказке про репку герои напрягались-напрягались и все-таки выдергивали цепкий корнеплод из земли, то в случае с оргазмом на свет не извлекалось ничего.
Елисей опасался, что Ира сожалеет о той ноте искренности, какую взяла на набережной. Он бы, по крайней мере, на Ирином месте корил себя, если бы его вынудили прочертить принципиальные границы и сквозь толщу смущения посвятить в свои секреты. Вряд ли Ира направо и налево извещала всех о собственной асексуальности. Тем не менее в последующей переписке ничто на это возможное сожаление не указывало.
Елисей признался, что Бакунин для него не только знаменитая пивоварня, но и прежде всего лидер анарходвижа и заступник всего бунтарского в человеке и его тяги к свободе. Со своей стороны Ира сообщила, что покончила с Латуром и теперь жаждет психоанализа. Елисей выслал ей аудиосеминары Виктора Мазина и Александра Смулянского.
Гриша и Влад, соседи Елисея, с которыми он делился соображениями насчет Иры, оценивали его шансы как скромные.
– По статистике, целых пять процентов женщин обходятся без секса и не испытывают по этому поводу никакого дискомфорта, – говорил Гриша. – И лишь пять процентов отношений, которые начались сразу после разрыва предыдущих, получают развитие.
– Спасибо, что подбодрил, – сказал Елисей.
– Сухие цифры, друг.
– Я все-таки попробую.
Влад подступил к проблеме с телеологической точки зрения.
– На фига тебе оно вообще? – спросил он. – Ешь, пей, веселись, поправляй здоровье. Любовь – это химера. Бегать за ней – это как играть в наперстки с лицензированными жуликами или как переключать радиостанции в поисках приличного музла.
Елисей не очень хорошо понимал метафоры экстравагантного соседа, поэтому на всякий случай не спорил с ним.
Между тем Влада заинтересовали политические пристрастия Иры.
– За анархизмом будущее, – утверждал он. – Я и сам в некотором роде анархист. Криптоанархист, если точнее. Анонимный партизан с землянкой в Даркнете. Я за неприкосновенное личное пространство и тройное шифрование. Мы должны слезть с долларовой иглы и загнать всех силовиков в гетто, где они будут шпионить сами за собой и мутузить друг друга дубинками.
На этом идейное сходство между Владом и Ирой исчерпывалось.
– Времена изменились, и анархисты старой школы устарели, примерно как черно-белые телевизоры, – заявил Влад. – Грядущая революция не потребует ни крови, ни громких лозунгов, ни баррикад из брусчатки и покрышек. Власть сдаст полномочия сама. Она самоустранится. Звучит как утопия, но пораскинь мозгами. Рост робототехники снизит нужду в грубой рабочей силе до минимума. Большинство предпочтет трудиться на себя и займется угодными для души вещами – от майнинга до татуажа бровей, от доставки зеленых обедов до репетиторства по «Скайпу». Число тех, кто вляпался в бюджетную сферу или попался в сети корпораций типа «Икеи» и «Макдака», будет уменьшаться с каждым годом. Это сейчас есть добрые простаки, которые готовы за восемь тысяч в месяц акушерить, мыть полы в супермаркете или учить сельских детей информатике. Эти тихие герои незаменимы для системы, она питается их живительными соками, как вампир. Скоро такие подвижники исчезнут, а с ними рухнут и подпорки, на которых держится государство. Конечно, по первой оно продолжит распускать щупальца. Наладит сбор налогов для самозанятых во всех регионах и введет уроки патриотического воспитания в начальной школе. Наложит искусственные ограничения на интернет и на развитие робототехники. Однако все это лишь отсрочит кончину больного спрута. Он обречен. Рано или поздно он издохнет от сенильной деменции и предстанет славным удобрением для новой цивилизации. Девяносто два и шесть десятых процента, что все будет именно так.
Хоть Влад и был мизантропом и женоненавистником, нарисованные им картины светлого будущего по дерзости превосходили мечтания немецких романтиков.
Он редко покидал квартиру, почти не пил и в поте лица ковал криптоденьгу у себя в комнате. Иногда ему доставляли странные посылки: коллекцию мраморных статуэток египетских фараонов, стереогарнитуру для заядлых меломанов, подшивку журнала «Сатирикон» за 1913 год, фирменные оранжевые кроссовки от «Адидас» за 60 косарей. Официально Влад числился то ли удаленным корректором, то ли координатором тайных покупателей, то ли еще какой мелкой сошкой в IT-галактике, однако аппаратный ключ для защиты ноутбука и замысловатый пароль намекали на то, что сосед занят чем-то посерьезнее, чем вычитка чужого словоблудия на предмет ошибок. Владу ничего не стоило заказать на троих две огромные пиццы или вызвать на дом чуть ли не самую дорогую в городе службу уборки.