Это крепкое и плотное, как боевик со Сталлоне, пиво предназначено для тех, кто родился в 90-е. Для тех, кто помнит вкус аскорбинки с глюкозой и ирисок «Золотой ключик». Для тех, кто предпочел бы черной икре шоколадное масло на белом хлебе и кто собственноручно, как своебытный химик, готовил на кухне лимонад из воды, чайной соды, лимонной кислоты и сахара. Кто без промаха палил оранжевыми пульками из пистолетов и достигал финального уровня в «змейке» на тетрисе. Кто знал толк в видиках и дискетах. Кто первым упрекает привередливых миллениалов за их чрезмерную расчетливость и бездуховное потребительство. «Чебуратор» – это культурный код для тех, у кого в голове умещались без сбоев и обожание почти родного железного Арни из второй части «Терминатора», и любовь к Чебурашке и его стильному наставнику Крокодилу Гене.
Гуру ремесленного пива сотворили портер, который будоражит, как воскрешение любимого персонажа в сиквеле, как свет, сквозь ночной мрак хлынувший из открытого холодильника. Этот напиток слишком деликатен, чтобы напиваться им с горя, и слишком демократичен, чтобы цедить его по капле. Сбалансированное пиво для сбалансированных людей, ни больше ни меньше.
Ира
Она поразилась тому, как отвыкла от Самары за неполный месяц. Автобусы, перекрестки, магазины – со всего будто соскоблили замыленный слой повседневности, чтобы явить вещи в их подлинном виде. Ира чувствовала себя геологом, по новой открывшим уже известный ландшафт.
Дедушка все так же лежал на кровати, бабушка все так же пеклась о внучкином пропитании, а мама оставалась все такой же замкнутой.
Уже в газельке, на обратном пути в Элнет Энер, Ира с будничным безразличием осознала, что не любит маму. Может быть, снова полюбит когда-нибудь, но не сейчас.
А еще Ира поняла, что к новому университету она не прикипит. Не исключено, что и вовсе бросит магистратуру на середине, как Елисей. Такая идея возникла у Иры после двух эпизодов, уместившихся в один учебный день. Сначала деловая Алла Максимовна без объяснения причин отменила консультацию, прислав эсэмэску. Выбор темы для магистерской таким образом переносился, хотя Ира уже присмотрелась к магическим ритуалам на обрядовых праздниках беледышцев. Затем одногруппники втянули ее в бесполезный спор. Перед очередной парой они, обсуждая новость о триумфальном сожжении санкционного сыра, быстро принялись честить Россию за то, какая она насквозь продажная, отсталая и убогая.
– Только у нас возможно, чтобы генералы, нефтяники и прочие кремлежулики ели черную икру в частных самолетах и при этом учили электорат, как затягивать пояса, – сказал Арсений, скользкий высокий брюнет. Он носил одежду на размер меньше, чтобы подчеркнуть мускулатуру.
– Что ты хотел от полицейского государства? – усмехнулся Стас, деливший с Арсением парту. – От страны, которая беспрерывно воюет со всеми, в том числе и со своим населением?
– Вот-вот, – вклинилась староста Эля. – Больше всего бесит эта агрессия. Они сажают за репосты и на митингах избивают народ дубинками.
– Не забывай, у нас крепостное право лишь в 1861 году отменили, – напомнил Стас.
– Ты хотел сказать, в 1991-м? – произнес Арсений.
Эля хихикнула так, точно хрюкнула, и сказала:
– Грустная шуточка. Не шуточка даже, а правда.
Ира не вытерпела и возразила:
– Я, безусловно, российскую элиту не перевариваю, но неужели вопиющее расслоение существует исключительно в России? И мозги тоже промывают только у нас? Что касается агрессии, то наши американские друзья и прочие сверхдержавы ничуть не дружелюбнее.
– Ну-ну, – ответила Эля. – Типичное путинское оправдание: мы мирные, мы хорошие, однако нас вынуждают быть сильными и собирать ракеты, ведь это геополитика… Бла-бла-бла.
– Никто и не говорит, что Россия мирная и хорошая. Впрочем, если поразмышлять, это не русские колонизировали Африку, распространили рабство и устроили геноцид индейцев.
– Звучит как пропагандонская речь, если честно, – отметил Арсений. – Даже боюсь спросить, к чему ты ведешь.
– К тому, что тотальное невежество, неравенство, бесправие и бесконечные военные конфликты – это порождение капитализма. В самом широком смысле этого слова.
– Капитализма? Ира, ты серьезно? Уж прости, но совковость твоего аргумента зашкаливает.
– При чем здесь совковость?
Вместо Арсения Ире ответил Стас:
– Ругать капитализм, конечно, модно, тем не менее ты бы и сама предпочла буржуйские радости потребления пустым прилавкам и колбасе по талонам.
– Я не ем колбасу!
– Тем более. Думаешь, в Советском Союзе тебе бы разрешили не есть мясо? Тут же закрыли бы в дурку на принудительное лечение. А при капитализме ты можешь питаться чем угодно. Хоть солнечной энергией.
Ира сжала губы и промолчала. А затем опустила глаза и изо всех сил постаралась унять дрожь в ногах.
На паре Ира механически конспектировала бубнение препода. Волны спазмов окатывали тело. Не в первый раз ее выставили на посмешище и приравняли к ватникам. Не в первый раз кто-то прибавил себе популярности за ее счет.
Нет ничего унизительнее, чем при свидетелях быть превратно истолкованной и записанной в ряды скудоумных.
Все больше и больше Ира боялась исхода, при котором она так отчается в попытках донести до остальных свою истину, что махнет на нее рукой и заделается хардкор-интровертом. И тогда, пока Ира системно будет заниматься какой-нибудь фундаментальной мудистикой вроде репетиторства и публикации академических статей в никому не нужных журналах, где-то в глубине души продолжат тлеть угольки убежденности в том, будто революция и ликвидация частного капитала – это круто, а экоцид, гендерный шовинизм и азиатские потогонки – отвратительно. Эта самая тлеющая убежденность станет разъедать изнутри, как щелочь, и напоминать, что Ира поступилась собственными идеалами.
В Элнет Энере неумолимо холодало. В пятницу целый день крапал дождь, поэтому на встречу с Елисеем Ира надела штормовку. Шуршание капель о капюшон походило на треск поленьев в печи.
Под рокерскую куртку из кожзама Елисей нацепил флисовую кофту. С первых секунд Ира отметила, что знаток крафта покашливает чаще обычного, и поинтересовалась:
– Ты ведь обращался к лору?
– Планирую на будущей неделе.
– Не оттягивай, пожалуйста. Зима не лучшее время, чтобы бороться с застарелыми болячками.
– Ты права. Незачем пускать на самотек.
На этот раз Елисей, сам не изменивший апельсиновому соку, угостил Иру индийским светлым элем с добавлением мякоти и сока манго.
– Бармен заверяет, что фруктово-хмелевая бомба, – отрекомендовал Елисей. – Как поездка в Самару?
Ира пожала плечами.
– Привезла осенние вещи.
Манго в эле почти не ощущалось, зато хмельная горечь прямо-таки цвела. И это здорово.
Ира вкратце поведала Елисею о глупом споре с одногруппниками.
– Теперь я не знаю, – закончила она, – правильно ли поступила, что не продолжила ругаться. С одной стороны, проявила мудрость, что не стала доказывать им что-то. С другой – вроде как поджала хвост и не защитила себя.
– Насколько я понимаю, ты не из трусости промолчала? – спросил Елисей.
– От бессилия. Еще хуже.
– Какое такое бессилие в наши годы? – изумился Елисей. – Не забывай, у нас мировая революция по программе.
Ира улыбнулась.
– Хорошая попытка, товарищ Васнецов. Ладно, пусть не бессилие, а предубеждение. Что мои слова изолгут, как бы четко я ни высказалась. Я ведь раньше активно спорила: в соцсетях, в университете, с родными. И постоянно делала вывод, что спорят не со мной, а с кем-то другим. Как вариант, когда я топила за феминизм, оппоненты утверждали, будто мне не хватает мужика. То есть ругались не со мной, а с неудовлетворенной женщиной, засевшей в их голове.
– Ты считаешь себя конфликтной?
– Скажем так, в одном случае из десяти я вываливаю на человека все, что о нем думаю. За это меня называют несдержанной.
Елисей прокашлялся и произнес:
– Ох уж эти плоские суждения.
– Вот-вот.
– Я вообще стараюсь вердиктов не выносить. Наверное, в этом проявляется симптом эпохи – ставить дилетантские диагнозы. Все хотят однозначности, а ее не существует. Могу я привести пример из своей жизни?
– Ты что, ни в коем случае! – изобразила строгость Ира.
– Он связан с бывшей, – сконфуженно уточнил Елисей.
– Давай уже.
– Однажды Лена пошла в клуб с подружками. Тогда она избавлялась от агорафобии, поэтому всячески контактировала с людьми ради эксперимента. В полночь, натанцевавшись, Лена написала, что она «пьяненькая и готова летать» (дословно), а через час набормотала куда менее благостное голосовое сообщение, что она в туалете и ей плохо. Потом связь оборвалась.
– Ого! – непроизвольно воскликнула Ира.
– Мы жили порознь. Она снимала комнатку на Василеостровской, а я обитал в общаге. Мне, дураку, стоило тогда лечь спать, а я начал дико волноваться. Принялся дергать всех ее подруг и друзей, которые были онлайн «ВКонтакте», чтобы выяснить, куда она двинулась и с кем.
– Разве ты не знал названия клуба?
– Я не спрашивал. Я ж не ревнивый муж. Клуб и клуб, какая разница.
– А что дальше?
– Ничего не разведав, я тупо просидел до утра перед монитором в ожидании новостей. Пил кофе с бренди, стаканов десять этой адовой мешанины навернул. В общем, бездействовал в лучших традициях. В голову лезли общие воспоминания и обрывки речи, которую я готовил для полиции, если Лена не найдется. А после рассвета она вышла на связь, утомленная и гордая тем, что целых восемь часов не паниковала и не боялась. Оказывается, у нее разрядился телефон, поэтому она и не выходила на связь.
– От подруги она, конечно, позвонить не смогла?
– Я то же самое ей сказал.
– И что она ответила?
– «Я даже не представляла, что ты так разволнуешься за меня. Бедненький».
Ира скривилась, точно ей кусок сала в пиво бросили.