– Кажется, я все эпично прошляпил, – пробормотал незнакомец. – Вы так не считаете?
Марк с интересом ждал продолжения и молчал.
– Согласен, шутка про повышенный гормональный фон – это перебор. Сами понимаете, как это бывает. Слово за слово, сцепились, впились друг другу в болячки. Я решил проявить принципиальность, но она-то принципиальнее, правильно?
Незадачливый парень закашлялся и прикрыл рот рукавом флисовой кофты, пачкая этот рукав пивом.
– Не обращайте на меня внимания, – сказал незнакомец, откашлявшись. – Даже в критические моменты, когда меня обуревают аффекты, я скрупулезно все анализирую. Это помогает сохранить рассудок и не наделать глупостей.
– Вы их уже наделали, разве нет? – отозвался Марк.
– И то правда. – Молодой человек вытер лоб другим, чистым до этой секунды рукавом. – Хотите, я угощу вас пивом?
– По-моему, это мне стоит вас угостить. Чем-нибудь покрепче пива.
– Мне нельзя. Ай, да к черту все.
Бедняга накинул куртку, поковылял к барной стойке и потребовал налить ему с собой чего-нибудь сладкого.
– Сладкого, как дембельский сон, – пояснил парень. – Лучше сидра. Повторяю, чтобы ни грана горечи. Даже без намека на нее.
– Есть сидр «Голубая лагуна». С тропическими фруктами.
– Отлично, хочу «Голубую лагуну» с тропическими фруктами.
Когда бармен исполнил заказ, молодой человек прижал литровую бутылку с напитком к груди.
– Надо было слушать Кьеркегора, – произнес он напоследок.
Кажется, Марк догадался, что имел в виду бедолага, когда говорил о скрупулезном анализе. Верный способ держаться от чего-то подальше – сосредоточенно думать об этом.
О самоубийстве как вариант.
Елисей
Надо было слушать Кьеркегора.
Он предостерегал. Он изведал о женщинах все, прежде чем добровольно заточить себя в кабинете и укрыться под грудой псевдонимов. Он убедительно изложил, как пожароопасны рассеянные повсюду эманации женской красоты.
А начиналась пятница прекрасно. Утром Елисей договорился с книжным интернет-магазином об оплачиваемой стажировке. На обед Гриша приготовил на братскую троицу умопомрачительный салат из крабовых палочек, яиц и соленых огурцов, как в достославные студенческие годы. А Влад за столом рассказал о неком культовом диджее, который на днях укатил в очередное мировое турне.
– Безумно респектабельный чувак, – заявил Влад. – Живет ради музыки, не обольщается славой и не подпускает к себе случайных людей. Если кто-то нарушает его доверие, то рвет связь без раздумий. Если кто-то сомневается в нем или пытается его переделать, тоже выкидывает этого человека из жизни. Так и надо, по-моему. Только так и можно остаться честным и верным себе.
Ира и Елисей выбрали для встречи «Лукьянов», другой крафтовый бар. Тоже в центре и тоже с отличным выбором пива. А еще здесь наливали ремесленный апельсиновый лимонад.
– Прикинь, что я выяснила, – сказала Ира. – Знаешь, кто этот самый Сергей, который нас выгнал? Он брат местного мэра, Михаила Хрипонина, коррупционера и жулика. Помимо бара, Сергей владеет бирмаркетом и фермерской лавкой, а его жена раскрутила цветочный бизнес. Ярчайший пример того, как прочно правительственная верхушка повязана с карманными предпринимателями. Да это же микромодель всего якобы прогрессивного человечества, где политические элиты спелись с олигархами.
– Так себе союз, – согласился Елисей.
– Вот-вот, они там все поделили и расписали. К слову, Сергей в ноябре устраивает первый в республике крафтовый фестиваль. Угадай с одной попытки, под эгидой кого.
– Мэра?
– Именно. И я намерена явиться на фестиваль и отчебучить там что-нибудь эдакое.
Елисей поневоле улыбнулся – оливковые глаза Иры горели, а от ее меланхоличной отрешенности не осталось и следа.
– Чтобы отомстить за разгромный отзыв на сайте? – сострил он.
– То есть? – нахмурилась Ира. – Я похожа на мстительную сволочь?
– Нет-нет, я пошутил, – заверил Елисей. – Как по мне, проучить этого говнюка – славная идея. Кстати, интересная рифма: Сергея – идея.
По-видимому, юмор Ира не оценила. Иначе с чего она так взъелась потом?
Когда Елисей зашелся в очередном приступе кашля, он произнес, стараясь вложить в слова больше энтузиазма:
– Чертова простуда, кха. Когда-нибудь… кха-кха-кха… я обязательно переборю этот недуг.
Ира недовольно помотала головой и спросила:
– Что говорят врачи?
– У них нет четкого мнения.
– Ты к ним обращался?
– Тысячу раз.
– Имею в виду здесь, в Элнет Энере?
– М-м… Это в моих ближайших планах.
Ира остановила на полпути бокал с пивом и поставила его на стол.
– Ты не очень-то спешишь с лечением.
– Я не тороплю события.
Елисей по-прежнему тщился обернуть все в шутку.
– Ты не подумай, что я нагнетаю, – сказала Ира, – но складывается впечатление, что тебе нравится болеть.
Елисей положил руки ладонями на стол, как на деловых переговорах. Неловкая, заискивающая улыбка исчезла с лица.
– Тебе нравится меня контролировать, и из-за этого тебя нервирует, когда я поступаю не по-твоему. Прости, но вот какое впечатление складывается у меня.
Елисей чувствовал, что зря ляпнул про месть, но извиняться не хотел. Шутка – она и есть шутка.
– Это типа претензия? – возмутилась Ира. – Что за домыслы?
– Никакие не домыслы. Исхожу из твоего поведения. Регулярно напоминаешь мне о моем фарингите и о том, как это важно – посетить доктора ради бесполезной консультации, где он прорекламирует кучу беспонтовых препаратов.
– Все наоборот! Все ровным счетом наоборот! Это ты постоянно ноешь о том, как тебя замучила болезнь. Мое горло, мой кашель, мой фарингит, моя тяжелая ноша, – передразнила Ира. – Это ведь проще, чем реально смотреть на вещи и что-то делать.
Елисей раздраженно допил лимонад. Кем-кем, а нытиком его Ире называть не стоило.
– Короче, ставлю вопрос ребром, – сказал Елисей как можно спокойнее. – Если ты считаешь меня нытиком и рвешься переделать, то забудь об этом. Если ты подвергаешь сомнению мои действия, то нам не по пути. Мне не нужен рядом человек, который меня осуждает и навязывает свои правила.
– Я тебе ничего не навязываю! Опять твои любимые домыслы!
Елисей впервые наблюдал Иру разъяренной. Щеки покраснели, будто опаленные пламенем. Нижняя губа подрагивала до тех пор, пока белые зубы не прикусили ее краешек.
– У тебя, кажется, гормоны подскочили, – предположил Елисей.
Он не сразу разобрал, что именно случилось в следующую секунду. Определенно, что-то непоправимое. Что-то, что будет являться снова и снова в искаженных воспоминаниях.
Когда оцепенение схлынуло, Елисей обнаружил, что сидит за столом в одиночестве. С головы стекало пиво, а Ира, кажется, даже не ввернула что-нибудь колкое и обидное напоследок.
Домой Елисей брел, распахнув куртку и прижав к груди коричневую пластиковую бутылку с сидром, холодную, словно завернутый в тряпку лед.
Не так давно она просила, чтобы он делился с ней переживаниями, когда ему тяжело. С нежной заботой подмечала, что всякий время от времени нуждается в том, чтобы поныть. Уверяла с трогательной искренностью, что дельные советы давать не умеет, зато всегда выслушает в трудный момент. Черта с два. При первой же сложности наорала, обвинила в нытье и неумении реально смотреть на мир.
Самое смешное, что все закончилось на первом конфликте между ними. Да еще каком конфликте. Она, наверное, с воодушевлением разбила бы бокал об его череп, если б не свидетели, и запихала бы ему в глотку осколки стекла.
Дома выяснилось, что Гриша ушел в клуб до поздней ночи, о чем сообщил в записке на столе.
Записка, Карл. До того старомодно, что умилительно.
Елисей навалил в миску холодный крабовый салат с солеными огурцами и наполнил граненый стакан сидром. Он, к вящему удивлению, оказался не только приторно-сладким, но и диковинно-голубым, как ликер «Блю Кюрасао».
Что ж, «Голубая лагуна» так «Голубая лагуна». Есть вещи и пострашнее неприличных цветов.
Глупые чаяния, например. Святой Христофор, да он же выставил себя чистопробным олухом, когда завел речь о романтической и возвышенной связи. Нет ничего романтичнее, чем в пух и прах рассориться из-за фарингита. Нет ничего возвышеннее, чем запивать голубым сидром гребаную сердечную историю.
Ира, безусловно, займет почетное место в его списке капитуляций. Не на первой строчке, хотя и близко к ней. Елисей навечно запомнит милую щербинку между передними зубами и чудную смесь из исключительности и заурядности. Вот голые цифры. Ценительница этнографии, оцифрованных птичьих трелей и доказательной медицины, Ира принадлежала к пяти процентам девушек, равнодушных к сексу. И к девяноста пяти процентам баб, которые истерят и неистово обобщают во время ссор. И к ста феминисткам из ста, которым мерещится, будто им затыкают рот, чтобы не слышать их драгоценные мысли.
Милая, умная, красивая и заботливая истеричка.
На третьем стакане ледяного сидра Елисей сообразил, что зря он сорвался. Теперь-то он капитально заболеет. Теперь-то он будет вынужден сдать мазок из зева, чтобы доктора определили что-нибудь в духе роста нормобиоты слизистых верхних дыхательных путей и подкрепили вывод нехорошими цифрами.
Он чувствовал себя испитым и исчерпанным.
Влад, явившийся в дырявых тапочках в кухню, чтобы сварганить себе бутерброд, застал соседа обхватившим голову двумя руками. Криптовалютчик повертел в руках стакан с «Голубой лагуной» и осведомился:
– Это что? Незамерзайка?
– Сидр, – вяло откликнулся Елисей.
– Пивовары, похоже, совсем спятили с экспериментами.
– Угощайся. Раздели мою печаль.
Влад выдвинул табуретку и сел, облокотившись на стол.
– Женщины? – поинтересовался сосед.
– Ага.
– Это, конечно, не мое дело, но ты ее бросил или она тебя?
– По обоюдному, – ответил Елисей, по-прежнему не поднимая головы.
– Главное – не злись на нее. Женские проступки, за редким исключением, продиктованы глупостью и несдержанностью, нежели хладнокровной подлостью, – сказал Влад тоном знатока.