Дрожащими руками Марк разорвал ленту. Прежде чем открыть коробку, он положил ее под покрывало и зажмурился. Что, если в ней нечто токсичное? Ядовитое насекомое или отравляющий газ?
Мало ли что случится, верно?
Пальцы нащупали под тканью твердый квадратный предмет. Марк осторожно вытащил его на свет и тут же отбросил в сторону.
Отец прислал миниатюрную копию оргонного аккумулятора. Она воспроизводила оригинал вплоть до муляжной изоленты, залепившей крохотное окошко в двери.
Марк извлек из мусорной корзины бутылку с оранжевой этикеткой и допил все, что там осталось. После этого он под крекер принялся опустошать мини-бар, которым пренебрегал со дня заселения. За виски последовала водка, а за водкой – две таблетки ибупрофена и три эспрессо. Обед по просьбе Марка доставили в номер, потому что порог он переступить боялся.
Когда Марк ел, на тумбочке зазвонил телефон.
– Алло, Марк Анатольевич? – раздался вежливый мужской голос.
– Вы по поводу посуды? Я еще не закончил.
– Я по другому делу. Как вам подарок?
Марк едва не выронил трубку.
– Это внутренний телефон! – выкрикнул он. – Вы в гостинице?
– Я так понимаю, вы впечатлены.
– Вы в гостинице?
– Марк Анатольевич, не горячитесь, – голос на противоположном конце провода сохранял непреклонную вежливость. – Вы даже не знаете, что такое внутренний телефон. Поверьте, связаться с вами легко. У нас и мобильный ваш есть. Последние четыре цифры: два, восемь, четыре, четыре. Я прав?
– Что вам нужно?
– Если в общих чертах, нужно, чтобы вы перестали бегать от своей семьи и проявили должное уважение.
– Отвалите от меня!
Трубка полетела в стену. Не мешкая, Марк выдернул из розетки телефонный провод и достал из дорожного чемодана нож для колки льда и медный портсигар. На сей раз поломка смартфона обошлась без смакования и без агрессии. Ряд точных ударов, чтобы разбить экран, и ряд таких же, чтобы вывести из строя процессор. Очередная – двадцать восьмая – порченая симка отправилась к предыдущим.
Простой работяга вроде тех, с кем Марк выпивал в рюмочной, назвал бы его действия безумными, а выкинутые суммы – астрономическими. Может, оно и так, вот только ежемесячные транши вряд ли били по карману папаши, рулящего госкорпорацией и ворочающего миллиардами. От сердца бы он точно ничего отрывать не стал, тем более для Марка.
Двусмысленная щедрость отца, который годами высылал миллионы на банковский счет, злила и угнетала. Папаша будто оплачивал свое право измываться над сыном, будто по-прежнему держал его взаперти в тесном ящике. Издевательская забота низводила Марка до уровня того самого беспутного отпрыска, каким его считали. Его вынуждали тратить то, что ему не принадлежит.
Иногда Марка посещали безумные идеи – нагрянуть в Москву и поговорить с отцом на равных, выкинуть в реку банковскую карту и слезть с финансовой иглы.
Оба варианта раз за разом отметались.
Если Марка трясло от коротенькой записки или от воспоминаний об отцовском голосе, то серьезный разговор обещал обернуться катастрофой. Что бы Марк противопоставил отцу? Гордость, которой сроду не имел? Достоинство, которое ронял, опять и опять убегая от решений в новый город и новый отель? Правду о ядерной энергетике, о которой ничего не знает, кроме шокирующих цифр из сомнительных газетных разоблачений? Папаша, не без оснований полагавший бездарного сынка своим вечным должником, раздавил бы Марка одним взглядом.
Избавиться же от банковской карты – это самоубийство, лишь менее очевидное и более мучительное. Что, если, оставшись без денег, презиравший себя за никчемность Марк сломается окончательно и будет вынужден пойти на примирение с семьей? На покаяние?
Временами Марк желал, чтобы отец сам прекратил снабжать его деньгами и тем самым лишил выбора.
Все эти мысли вертелись в голове, пока Марк лежал на ковре с разбитым смартфоном в руке.
Через час или больше Марк заметил, что проголодался, и неуверенно поднялся на ноги. Поначалу тело покачивало из стороны в сторону, но вскоре оно приноровилось к вертикальному положению.
Ни единая душа не поджидала Марка ни в коридоре, ни в лифте, ни в холле. Глаза напрасно выискивали что-то враждебное и подозрительное: ни одна деталь не вылезала за край тупой обыденности. Касаясь кончиками пальцев стен, Марк вышел на улицу. Симметрия вечернего города поражала. Сгорбленные фонарные столбы выстроились в ряд на почтительном расстоянии друг от друга. Машины двигались с одинаковой скоростью, словно водители сверяли показания на спидометрах. Справа сверкал огнями торговый центр, слева светился таинственно-голубым развлекательный комплекс в форме пирамиды. Прохожие безупречно соблюдали дистанцию. Никто никого не преследовал, и никто никому не угрожал. Плотный холодный воздух укрощал звуки, превращая их из резких в плавные и безопасные, угасающие вдали.
Впереди простирался пешеходный переход, похожий на пианино. Марк ступил на белую клавишу и шагнул на черную. На белую и на черную. Мир вокруг исчез, осталось только пианино. На белую, и чья-то клешня оттащила его за воротник.
– Угробить себя захотел? – рявкнули над ухом.
Марк покорно поплелся вдоль трассы в сторону пирамиды. Не достиг он и следующей «зебры», как голова закружилась. Асфальт очутился под ладонями, перед глазами зажглись мерцающие фиолетовые круги, а затем все поглотила тишина.
– Вы живы?
Марка потрясли за плечо и перевернули на спину. Молодое женское лицо без шапки вырисовалось на беззвездном черном небе.
– Вы пьяны?
– Нет.
– Поднимайтесь. – Марк схватился за протянутую руку. – Не уроните меня. Вот так. Далеко живете?
Пока Марк размышлял над ответом, женщина повторила:
– Где вы живете?
– В отеле. Вон в том.
Марк зашарил по карманам и, вытащив тысячерублевую купюру, попросил:
– Вызовите мне, пожалуйста, такси.
– Давайте я вас провожу, здесь от силы триста метров.
– Я умру, если пройду хотя бы один.
Спасительница остановила машину и поехала с Марком до гостиницы. Женщина подвела его к администратору в холле и сказала напоследок:
– Непременно обследуйтесь. Завтра же.
Лишь в номере Марк разжал кулак. Из него выпала мятая тысяча.
Утром он сдал общий анализ крови в ближайшей клинике и записался на МРТ головного мозга. Судя по договору, выданному в регистратуре, забор крови осуществила Симонова Ирина Степановна.
Тут же вспомнилась сцена с пивным душем в «Лукьянове». Елисей, кажется, упомянул, что вздорную девушку зовут Ирой. Не бог весть какое совпадение, и все-таки.
Марк вернулся в гостиницу, заказал в номер пиццу и открыл ноутбук, который не трогал с сентября. Антивирус известил об истекшем сроке лицензии, а система с присущей ей назойливой угодливостью предложила обновиться. Марк закрыл окошки.
Он снова лезет не в свое дело, но ведь своих дел у него нет, правда?
Помимо имени, Елисей не оставил никаких координат, только отметил, что Ира намерена отчебучить что-нибудь эдакое на крафтовом фестивале в отместку за отрицательный отклик на репетиторском сайте. Что-то она детям Хрипонина преподавала. Литературу? Историю? Обществознание?
Марк начал с наиболее известного портала для репетиторов. Поиск в разделе «Литература» результатов не принес, зато среди историков подходящая кандидатура нашлась. При чтении разгромного отзыва от некой Елизаветы Марк не сдержал улыбки. «Эмоциональная незрелость, отсутствие выдержки». Это еще Ира своих школяров пивом не обливала. Что занятно, на запрос «Елизавета Хрипонина» поисковик выбросил ряд ссылок, так или иначе связанных с цветочным бизнесом. Даже интервью местной газете давала.
Марк с наслаждением похрустел пальцами. Судя по всему, он напал на след. Чем не повод задуматься о детективном агентстве?
В анкете Иры на репетиторском портале сообщалось, что она учится на кафедре этнографии в местном университете. Порывшись на университетском сайте, Марк обнаружил и приказ о зачислении в магистратуру, и расписание этнографов, и приказ о заселении в общежитие, включавший в себя не только фамилии, но и адреса корпусов. Интересно, это вообще законно: выкладывать на всеобщее обозрение такие данные? Что, если праздный хмырь вроде Марка узнает, что Тимофеева Ирина Алексеевна проживает в доме номер тридцать по улице Товарищеской, и станет преследовать девушку? Или украдкой наблюдать за ней, изучая ее маршруты и привычки? И это называют частной жизнью?
Марк поборол в себе желание заново создать аккаунт «ВКонтакте» и, изучив профиль Иры, связаться с ней через интернет. Во-первых, он не верил в тайну личной переписки и потому не хотел посвящать в планы отца, надзирающего за сыном. Во-вторых, Марк понимал, что, заведя аккаунт, тут же поддастся соблазну забрести на страницу Анны. Хотя бы глазком глянуть.
Бессознательное расставляло ловушки на каждом шагу, и некоторых из них Марк научился избегать.
Он принял ванну, побрился и надел свежую рубашку и чистые брюки. Уже в такси он вдруг сообразил, что за сутки не выпил ни капли спиртного. Добрый знак.
Чтобы приглушить вину за собственную никчемность, скитавшийся из города в город Марк то и дело порывался воплотить чужие мечты. Сайты по краундфандингу предоставляли сотни возможностей на любой вкус. Марк жертвовал центрам реабилитации диких птиц и поисковым отрядам, спонсировал производство мультфильмов и запись инди-рок-альбомов, рублем помогал ремонтировать сельские дома культуры и старинные храмы, оплачивал детское лечение в Израиле и Германии. После оплаты на электронную почту неизменно падала благодарность, выраженная одними и теми же истрепанными словами. Уважаемый, спасибо, с уважением имярек. Благотворительные сборы по большей части завершались успешно: храмы ремонтировались, альбомы записывались, поисковые отряды увековечивали память о погибших солдатах.
Во всех этих победах Марк не видел своей заслуги. По сути, он тратил чужие деньги на чужие цели. Не самый надежный способ откупиться от нечистой совести. Кроме того, отдельные проекты терпели крах. Так, собачий приют под Воронежем собрал заявленную сумму на установку вольеров, но дальше выгруженной во дворе щебенки дело не продвинулось. Хозяин приюта, отставной военный, ударился в запой и случайно спалил дом вместе с собой. Многих собак развезли по пунктам передержки, а тех, кого никуда не пристроили, усыпили. Щебенку, не успевшую отсыреть, разворовали.