Черт побери, он не должен ничего объяснять Рие! Но есть вещи, которые он должен объяснить самому себе! В частности, его животную реакцию на Анну, когда она, промокшая и дрожащая, оказалась в его объятиях. В тот момент он забыл обо всем, кроме ощущения ее тела, кроме вкуса ее губ. Безумие! Наверное, он действительно сошел с ума.
– Потереть тебе спинку, дорогой?
Уэбб подумал о скрытой камере и вспомнил о том, что Рия еще может ему понадобиться.
– Это было бы просто замечательно. Думаю, что массаж мне бы тоже не повредил.
Итак, все роли были наконец распределены, и игра началась. В конце концов, он же актер, черт возьми! А Рия очень даже сексуальна, так же, как и многие другие женщины, с которыми он занимался любовью без любви. Ни одна из его связей не длилась дольше двух-трех месяцев. Большая же их часть не переживала следующего утра.
Уэбб вошел в ванную и включил душ. Не глядя на вошедшую следом Рию, он знал, что она уже раздета. Рия. Сколько лет он мечтал воскресить ее из мертвых! Но действительность превзошла все его ожидания.
Каждое движение Рии было рассчитанно «естественным». Повернув к нему мокрое смеющееся лицо, она спросила:
– Потереть тебе спинку прямо сейчас, или ты предпочитаешь заняться сначала чем-то другим?
– Она действительно иногда слишком увлекается, тебе не кажется? – хитро поглядывая на Гарриса, Ив Плейдел вполголоса продолжал: – Жаль, что ты не видел сегодняшних съемок. Это было весьма любопытно. Все на контрастах… Жгучая ненависть, притом совершенно искренняя, но только до тех пор, пока он не поцеловал ее… Интересно, что по этому поводу скажет доктор Брайтман? Она помчалась к нему сразу после съемок.
Гаррис не клюнул на эту удочку, хотя просмотр дневных экстр явно не доставлял ему удовольствия. Его голос звучал спокойно и бесстрастно, как всегда:
– Анна очень легковозбудимый и нервный человек, а доктор Брайтман умеет ее успокаивать. Мы ведь для этого его пригласили – приводить в порядок расстроенные нервы и предотвращать срывы.
Камера автоматически фиксировала все, что происходило в комнате у Уэбба Карнагана. Беседа между Анной и Галом Брайтманом тоже никуда от него не уйдет. В этом Гаррис был уверен. Недаром же он предложил Брайтману отдавать ему на хранение все записи бесед с «пациентами».
Он уставился на экран, но почти ничего не видел. В мозгу проносились различные варианты решения проблемы, которую они с Руфом Рэндаллом обсуждали незадолго до этого. В свое время он разберется в своих отношениях с Анной, но ему страстно хотелось продемонстрировать ей, что ее жестоко обманули. Тогда эта странная любовь – ненависть превратится в чистую ненависть. Может быть, Брайтман сможет помочь…
Итак, оставался Карнаган… и Карим, который слишком много болтал и на поверку оказался весьма ненадежным. Эти двое не слишком жаловали друг друга. Гаррис начал задумчиво поглаживать усы, и на его губах появилась едва заметная улыбка. Сценарий… Ну конечно! Решение содержится уже в самом сценарии. Необходимо только четко рассчитать время. Особенно если учесть, что со дня на день могут приехать Кэрол и Маркхем.
Зажегся свет. Оживленно переговариваясь, все начали подниматься со своих мест. Ив обсуждал технические подробности с вечно угрюмым оператором-постановщиком. Карим держался особняком и был мрачнее тучи. Ни Уэбб, ни Анна не пришли на просмотр. К Гаррису подошел Сал Эспиноза.
– Как тебе это понравилось? Сколько огня, сколько страсти!
Его улыбка была, как всегда, загадочной.
– Странно только, что ни он, ни она не пришли на просмотр.
Говоря это, он внимательно наблюдал за Гаррисом, и от него не укрылось странное выражение, промелькнувшее в обычно непроницаемых серых глазах. Но вот что именно это было? Злоба или триумф?
– Анна, наверное, внизу – она сейчас с Галом Брайтманом и Джиной. А что касается Карнагана…
– Анна-Мария мне говорила, что он не в очень хорошем настроении. Кстати, она тоже собирается присоединиться к брайтмановским сеансам медитации. Хотя, кажется, он сам называет их по-другому. Не помню, как именно, но это неважно.
Наконец Гаррис принял окончательное решение и спокойно перебил Эспинозу:
– Скоро ужин, а я хотел бы переговорить с тобой до него. У меня, кажется, возникла идея, как нам разрешить некоторые из наших маленьких проблем.
Анна довольно много выпила за ужином и решила не принимать снотворное, но заснуть не могла. Она заперла дверь. Точнее, обе двери. Если Гаррис захочет войти к ней, то поймет, что сегодня ей хочется побыть одной. Гаррис никогда не давил на нее, он был очень тактичен. С ним Анна чувствовала себя в безопасности, его любовь была постоянной и надежной, но не навязчивой. Ну почему она не могла ответить ему взаимностью? Это многое бы упростило.
И он был честен с ней – до определенного предела. Интересно, где он сейчас? Сидит за монитором и наблюдает за тем, чем занимаются остальные? Хотя какое она имеет право осуждать его? Она сама с трудом поборола желание одеться и подняться в башню. Наблюдать за ничего не подозревающими людьми в их самые интимные моменты, когда они не скрывают своих слабостей, – в этом было какое-то болезненное очарование.
Ей-то самой сегодня днем присутствие посторонних было не помехой. Не думай об этом! Ведь именно так сказал ей Гал Брайтман до того, как пришли остальные:
Джина Бенедикт с развевающейся гривой черных волос и, как это ни странно, улыбающаяся Анна-Мария. Мокрые пряди были собраны в узел на затылке!
– Я целую вечность провела под душем. Хорошо, что на этом участке побережья нет недостатка в пресной воде – это избавляет меня от чувства вины. – Анне показалось, что при этих словах Анна-Мария бросила на нее торжествующий взгляд.
Она настолько легко находила со всеми общий язык, что это настораживало. Казалось, ей прекрасно известны все слабости собеседников. Польстив доктору Брайтману, Анна-Мария улыбнулась Джине и села рядом с ней так, что их плечи соприкасались.
– Надеюсь, я вам не помешала? Дело в том, что сегодня вечером мне тоже совершенно необходимо… как вы это называете?., расслабиться. Я устала от постоянного напряжения.
Они все были напряжены, хотя и по разным причинам. Через некоторое время Джина, не спрашивая ни у кого разрешения, достала из кармана куртки косячок с травкой, глубоко затянулась и пустила его по кругу.
Травка была очень крепкая, и после первой же затяжки у Анны закружилась голова. Подействовала она и на остальных. Теперь беседа протекала гораздо более откровенно.
Оказалось, что Джина некоторое время была замужем, и у нее есть четырехлетняя дочь, которую она обожает.
– Но она живет с моими стариками. А что делать? Разве я могла обеспечить ребенку нормальную жизнь? Для начала мне нужно было разобраться в самой себе. А он даже пальцем не пошевелил, чтобы помочь мне. Наш брак был своего рода экспериментом, который закончился полным фиаско. Но теперь я, слава Богу, действительно свободна. И внутренне тоже.
– А ты? – Брайтман повернулся, к Анне-Марии. Он напоминал опытного дирижера, управляющего своим маленьким оркестром. – Расскажи о себе.
– О себе? Боюсь, что моя жизнь напоминает отрывок из плохого романа. Вы, наверное, знаете, что я кубинка. Но во время революции мне пришлось бежать из страны. Я была еще очень молода, но уже многое испытала. Боль, унижение, страх. Здесь я начала преподавать испанский и занималась этим до тех пор, пока не встретила одного человека. Он работал в организации… Вы понимаете, какого рода работу я имею в виду? Мы полюбили друг друга и поженились. Но, судя по всему, это не понравилось его начальству…
Она сделала паузу, как бы собираясь с мыслями – пальцы теребили подол шелковой юбки. Джина достала еще один косячок и протянула ей. Анна-Мария глубоко затянулась и продолжала:
– Однажды, когда муж был в отъезде, один из них пришел навестить меня. Он сказал, что я могла бы помочь им и тем самым помочь мужу в его работе. Это означало засылку на Кубу. И знаете, в то время я очень гордилась тем, что ко мне обратились с подобным предложением. Они, конечно, предупреждали меня о возможных опасностях, но я даже не задумывалась над этим. Я согласилась и потерпела неудачу.
Ее голос звучал по-прежнему ровно и спокойно, как будто она говорила о самых обычных вещах.
– Они пытали меня. Я обнаружила, что не могу вынести такую боль, и рассказала им все, что знала. Правда, знала я совсем немного. Окончательно убедившись в том, что больше им ничего не добиться, они отпустили меня. Но к тому времени я уже стала совершенно другим человеком. Они убедили меня в том, что мой муж все знал с самого начала, что он понимал, чем закончится это задание. Я не хотела верить, но… Там был один русский советник. Он по-своему очень хорошо ко мне относился и опекал вплоть до своего отъезда. А потом появились и другие «опекуны». Наконец мне разрешили свободно передвигаться и даже покинуть Кубу, если у меня возникнет такое желание. Я встретила Эспинозу. Мы хорошо принимаем друг друга, и наши отношения устраивают нас обоих. Вот и все..
– Все мужики – сволочи! – Джина Бенедикт с трудом сдерживала возмущение, и доктор Брайтман начал привычно успокаивать ее. Анна молчала. Рассказ этой женщины, столько перенесшей за свою недолгую жизнь, потряс ее.
Теперь, выслушав Джину и Анну-Марию, она понимала, что ей абсолютно не о чем рассказывать. Чего стоили все ее переживания на их фоне? Джина отсидела в тюрьме за участие в демонстрации против войны во Вьетнаме. Анна-Мария уже успела узнать, что такое пытки и предательство самого близкого человека. Она на себе испытала, что такое борьба, ставка в которой – жизнь. Все это пробудило в Анне какое-то странное чувство вины, и она обрадовалась, когда пришел слуга и сообщил, что обед подан.
Уэбб уже был в столовой. При виде его Анне стоило больших усилий отогнать от себя воспоминания о сегодняшних съемках, особенно после того, как, проигнорировав карточки рядом с приборами, он подошел и сел рядом с ней на место Гарриса.