Тут же жалею, что сказала. Зачем? Возможно, хочется с кем-то поделиться, потому что сама по этому поводу переживаю.
— А что с твоим давлением? — интересуется опасно мягко.
— Оно… повышенное.
Закусив нижнюю губу, тру пальцем наклейку на крышке ноутбука. Про то, что я и сама часто чувствую учащенное сердцебиение, а во время ходьбы — легкую одышку, зачем-то умалчиваю. Березовскому об этом знать необязательно.
— И что надо делать? Что врач сказала? — Рома нервничает.
— Выписала направление к кардиологу.
— И?.... Ты же сходила? — требовательно спрашивает. Так, будто я сотрудница его фонда или исполняющий персонал. — Сходила, Гайка?
— Нет!
— Когда пойдешь? — настаивает.
— Когда надо, — закатывая глаза, шиплю.
Если честно, меня так закидали съемками, что даже заняться этим вопросом некогда. Завтра, к примеру, у меня фотосет в студии «Глянца» для ближайшего номера. Нужно заполнить четыре целых разворота.
— Так не пойдет, Наташ. Это несерьёзно и безответственно. Попрошу помощницу, чтобы записала тебя в лучший кардиоцентр.
Помощницу? Это которая щенячьими, преданными глазами на него смотрит?...
— Я сама запишусь. Не стоит беспокоиться, — фыркаю.
— Без разговоров! — указывает мне.
Ненавижу! В голове будто легкий шторм из мыслей образуется, огненная смесь закипает.
— Знаешь что, Березовский? — вскакиваю со стула и тут же резко на него оседаю. — Не лезь не в свое дело. Ты понял? Это моя беременность! Мое сердце! И мой ребенок!...
— Уймись!...
— Сам уймись!...
Бросив трубку, пытаюсь успокоиться.
— Придурок!
Хожу из угла в угол. Открываю окно, потому что голова начинает кружиться.
— Что за человек твой отец, маленький? — обращаюсь к сыну, поглаживая округлый живот. — По-хорошему не понимает. Ещё и не развестись с ним!...
Мое исковое заявление в суде приняли как полагается, но дату первого заседания даже спустя несколько недель так и не назначили. Не удивлюсь, если в этом тоже замешан Березовский.
В дверь настойчиво стучат. Открывать я не тороплюсь, потому что знаю, кто именно пожаловал.
Ради праздного интереса решаю посмотреть в глазок и только тогда, удивившись, тянусь к замку.
Глава 19. Роман
Это моя беременность!... Мое сердце!... Мой ребенок!...
Способность жены скрутить в бараний рог жалкие остатки моей нервной системы просто поражает своей техничностью и непревзойденностью. До противной рези в груди.
Было время, когда я считал Наташу милой и спокойной девушкой. Даже, пожалуй, флегматичной. Стоило так облажаться, чтобы увидеть в ней дикую пчелу, умеющую жалить в и без того самые болезненные места, порой ещё и кровоточащие.
— На сегодня все?
— Да, Слав, — прихватываю букет в белой, атласной бумаге. — Отдыхайте, ребят. Ульяна, ты тоже.
— Я думала, мы ещё поработаем у тебя…
Открыв дверь, прищуренным взглядом осматриваю территорию жилого комплекса. Заметив знакомую машину, сжимаю зубы так, что в голове трещит.
Хищно скалюсь.
— Появились другие дела, — чеканю. — Кстати, найди мне лучший кардиоцентр в Москве. И запиши Наталью Березовскую на консультацию. Это надо сделать сегодня.
— Хорошо, — тут же поджимает губы и отворачивается.
— Удачного вечера. Завтра в семь тридцать. Без опозданий.
Захлопнув дверь, прячу букет подмышкой, и широкими шагами направляюсь к подъезду. Пальцы сами находят кнопку «двенадцать» на металлической панели в лифте.
Последние недели были такими трудными, что организм требует передышки, но я ни капли его не жалею. Благодаря той самой статье, Гафт хорошенько встряхнул наши уже налаженные рабочие взаимоотношения. Состоялся сложный, двухчасовой разговор. Пожалуй, самый неприятный в моей жизни.
Сотрудники пиар-службы советовали мне написать опровержение. Я был категорически против, тогда мне предложили поступить обратным образом: дать совместное интервью с женой. Рассказать о том, что у нас действительно были проблемы в отношениях. Возможно, часть из них даже остаются, но мы взрослые, самодостаточные люди и всегда рядом друг с другом.
От этой идеи я тоже отказался.
Во-первых, потому, что я не собираюсь пиариться на имени своего долгожданного сына. А во-вторых… нет у нас с Гайкой проблем. Ей просто надо понять, что я не из тех, кто стал бы трахаться с другой. Ситуация неприятная, но не такая, чтобы прямо из ряда вон. В жизни случаются и похуже.
Мы справимся.
Постучав в дверь, понимаю, что сегодня-то мне точно откроют. Не думаю, что перед наставником, Наташа будет разыгрывать свой спектакль.
И оказываюсь прав.
— Что ты здесь делаешь? — шипит, пока я, оглядев ее с ног до головы, аккуратно толкаю за плечи вглубь квартиры и скидываю свои ненавистные, начищенные туфли.
Гайка с опаской смотрит в сторону кухни и деловито складывает руки на груди.
— В гости пришел. Как вижу не я один, — недовольно уставляюсь на мужские кроссовки.
— Хватит ходить сюда, как к себе домой, Березовский! Я ведь к тебе не хожу. Не стоит нарушать мое личное пространство!...
— Не знаю, о чем это ты…
Смотрю на нее так, чтобы она поняла: у нее не может быть личного пространства от меня. Своего мужчины и отца ребенка, что она носит под сердцем.
Ещё раз снижаю взгляд до объемного живота, скрытого под мягким платьем. Внутри меня что-то рождается и тут же гаснет. Вроде искры.
— А ко мне можешь приходить. В любое время дня и ночи!... — отвечаю, доставая из кармана связку с ключами и оставляя ее на тумбочке.
— Вот ещё, — Наташа фыркает, часто дыша.
Наконец-то замечает букет и хмурится, будто сложную задачу решает.
— Это тебе, — вручаю с торжественным апломбом.
Наблюдаю, как на узком, симпатичном личике проносится вихрь эмоций. От яркого, огненного гнева до равнодушного, царственного принятия.
— Сирень? — она осторожно вдыхает упоительный, сладковатый аромат. — Необычно…
Безмолвно соглашается и направляется с цветами на кухню.
Я иду следом, теперь разглядывая округлые, покачивающиеся бедра. С ума схожу, потому что, повторюсь, хотеть трахнуть свою жену и только ее — моя встроенная, заводская настройка.
— Вечер добрый, — здороваюсь с ненавистным фотографом.
Он сжимает кружку с чаем, но кивает. Рукопожатием, как обычно, не обмениваемся. Больно много чести.
— Надо было сказать, что у нас гости, — обращаюсь к Наташе, по-хозяйски стягивая пиджак и размещая его на стуле, ослабляю галстук. — Я бы не задерживался…
Узкая спина напрягается, но Наташа продолжает наполнять водой вазу. Делает вид, что не расслышала.
— У нас? — морщится Денис, кидая недовольный взгляд на цветы.
— Да, а что тебя смущает? — замечаю на столе аппетитный пирог.
Мозг опять сбоит. Мысли жестокие, мучительные: она продолжает жить. Встречает гостей, занимается готовкой, живет дальше.
Как и обещала. Без меня.
А я каждый вечер, оказываясь дома, ставлю жизнь на паузу, чтобы не чувствовать сквозящее в квартире одиночество… С утра снова включаю «плей» и работаю до изнеможения.
— Не слушай его, Денис, — спокойно просит Гайка. — Рома живет здесь же. На десятом этаже…
— Ясно, — самодовольная рожа теперь сияет. — Как удобно, просто не верится!...
На кухне создается что-то вроде физического вакуума, когда в пространстве совершенно не остается воздуха.
— Что ты имеешь в виду? — тихо спрашиваю, складывая руки на столе.
Фотограф приосанивается и ведет себя, как по мне, нагло.
— Удобно, что журналисты теперь не докопаются. Кто там будет разбираться, в какой квартире, и кто из вас живет? Заходите в один подъезд, значит, все в порядке. Очень умно, Роман. В который раз убеждаюсь, что ты действительно гениальный политик и бизнесмен. А ты снова ничего не поняла…
Гайка разворачивается и смотрит на меня в упор. Угнетенная уязвимость в раскосых, живых глазах появляется молниеносно и также быстро исчезает за слабой растерянностью. Безжизненной.
Гандон!...
— Вижу, тебе все мало? — резко вскочив, подаюсь вперед с кулаками.
— Рома! — кричит Наташа, вовремя ухватываясь за мою руку. — Березовский, блин! Ты сдурел?
Сжимает мой локоть, гладит плечо. Это немного успокаивает.
— Денис, уходи, пожалуйста, — теперь обращается к своему гостю. — Зачем ты это делаешь?...
— Прости, Наташ, — он осаживается и смотрит на мою жену с теплотой.
Бля-ядь!
Прикрываю веки, чтобы не сорваться. Больше никаких обучающих курсов с мужиками в главной роли — запоминаю. Дергаюсь, когда слышу стук двери, и убираю свою руку из мягкого захвата.
— Только попробуй, — шипит Гайка, увидев, что я поспешно забираю пиджак. — Не ходи за ним. Денис ничего такого не сказал. Только правду.
— Херню он сказал. Если бы я хотел показухи, я бы действовал по-другому. Ты живешь именно в этой квартире не поэтому.
Она качает головой и отходит к окну. Отвернувшись, обхватывает свои плечи.
А я не сдерживаюсь.
Просто физически не могу сдержаться.
В несколько шагов оказываюсь прямо за ее спиной и крепко обнимаю медвежьей хваткой. Вместе с руками, туловищем и непреодолимым желанием вырваться. Так жадно, что ей не шелохнуться, даже если сильно захочет.
— Рома!...
Помня о том, что у нее проблемы с артериальным давлением, даю себе всего десять секунд. Вдыхаю вкусный, цветочный воздух с мягких, блестящих волос, до жути прошибающий мою душу своей привычностью, и веду ладонями вниз, вдоль твердого, выпуклого живота.
Первый раз прикасаюсь к сыну.
Это мой ребенок!... Моя женщина!...
Зажмуриваюсь с силой. В груди под кожей что-то екает и горит. Мелькает на периферии, затем валится в бездну.
— Березовский, хватит!... — шипит Гайка с надрывом, освобождая руки и ухватываясь за подоконник.
Резко отпускаю желанное тело, пока сам к нему снова не привык. С разворота получаю уже не первую о