глушительную пощечину в своей жизни и пялюсь в вырез платья.
Наташа шумно дышит, щеки заливаются краской.
— Пошел вон! — указывает на дверь.
Озирается и тянется к цветам.
Я поднимаю руки. Сдаюсь.
— Эй, не психуй. Уже ухожу…
Замирает.
Покачав головой, перед тем как покинуть квартиру, тихо добавляю:
— Только цветы не трогай. Говорят, запах сирени нормализует сердцебиение…
Глава 20. Роман
— Наташа! — окликаю, выскакивая из подъезда и на ходу надевая куртку, когда удаляющаяся спина начинает скрываться из виду.
Слышит, потому что вижу, как шаг ее сбивается. Но не оборачивается. Обхватив висящую на плече сумку, продолжает топать в сторону метро.
Зараза.
Я читал о беременности на досуге. Хочу быть вовлеченным хотя бы теоретически, поскольку Гайка ближе, чем на расстояние пушечного выстрела не подпускает. Здоровается, разговаривает, но улыбка и глаза холодные как лед.
Поэтому, что она ощущает и какие изменения претерпевает ее организм, пытался узнать из статей. Так вот, там сказано, что все девять месяцев женщина находится под влиянием гормонов. Она может быть сентиментальной, впечатлительной, иногда необъяснимо грубой и отстраненной.
Глупо, конечно, искать причины отношения Наташи ко мне в ее теперешнем состоянии, но понимать ее мне жизненно необходимо. Поскольку нет больше того притяжения, что связывало нас раньше. Надо выстраивать заново, и если придется воспользоваться ее беременностью , я это сделаю.
— Да, стой ты!... — догоняю и, взяв за плечо, разворачиваю к себе лицом.
Гайка изображает удивление и вполне правдоподобное, однако плотно сжатые губы выдают с головой. Побег не удался.
— Что случилось?
Мы останавливаемся и перекрываем движение на узком тротуаре. Нас толкают, а я утопаю в ее лучистых глазах. Ломает, когда вот так рядом, а касаться нельзя.
— Давай довезу. Ты куда?
— Я на метро, Ром.
Дергает рукой, но я нахожу ее запястье и ощутимо сжимаю, заявляя, что сбежать не выйдет.
— Сказал же, довезу.
Веду ее, сопротивляющуюся, за собой обратно во двор, где припаркована моя машина. Вот это удачно я сегодня вернулся домой за забытыми второпях документами.
— Я сама... это совсем недалеко...
— Тем более, — оборачиваюсь, — Какой смысл таскаться по метро и собирать вирусы в эпидсезон?
Снимаю тачку с сигнализации и открываю для Наташи дверь. Садится, уколов острым взглядом. В ответ подмигиваю.
— Куда тебя?
— В поликлинику.
— В поликлинику? Зачем?... Сердце?
— Плановый осмотр других врачей, — отвечает ровно, — Стоматолог, окулист, невролог.
Припоминаю, что видел направления среди бумаг, что она присылала мне на почту.
— Я записал тебя к кардиохирургу. Прием послезавтра. Видела уведомление?
— Да, спасибо.
— Сердце больше не беспокоит?
— Нет. Все хорошо.
Едем молча. Я кошусь на сосредоточенный профиль Гайки и кайфую. Да, она закрыта от меня на семь замков, но я обязательно подберу к ним ключи и заставлю простить и забыть. Лишь бы под ногами никто не крутился.
— Зачем фотограф к тебе приезжал?
— Не начинай, Ром!...
Не собирался. Вырвалось наружу то, что тревожит. И не просто тревожит, а не хуево так отравляет жизнь. У меня изжога и бессонница, когда думаю, что он имеет доступ туда, где для меня закрыто.
— Он тебе нравится?
— Даже отвечать не буду, — усмехается, качая головой.
Затыкаюсь, потому что перегнул. Вроде как, не имею права.
Скинув входящий из офиса, где меня, наверняка, потеряли, останавливаюсь на тесной парковке и поворачиваюсь к Гайке всем корпусом. Она тут же вжимается в спинку сидения и опускает глаза.
— Хочешь, с тобой пойду?
— Зачем? — спрашивает тихо, — Если хочешь, можем сделать совместное фото на фоне поликлиники.
— Тебя все время несет, Наташ.
— Меня?! — вспыхивает мгновенно.
— Сказал же, мне срать на ту статью. Я не собираюсь ни перед кем оправдываться.
— Ну да, оправдываться — это ниже твоего достоинства.
Открывает дверь и, поблагодарив, оставляет меня одного. Обнимаю руль обеими руками и провожаю жену глазами. Я недостаточно повинился перед ней? Или что?...
Что конкретно ей нужно?! Пусть, блядь, скажет, и я сделаю!
Влившись в плотный автомобильный поток, звоню в офис и пишу Гайке сообщение:
«Не забудь прислать мне заключения всех врачей».
Читает, но, как это часто бывает, с ответом не заморачивается. Бешусь от игнора, потому что отлично помню, как было «до». Я каждую долбанную секунду чувствовал ее любовь и поддержку. Сейчас пусто, нет ничего — ни тыла, ни почвы под ногами. Это не смертельно, но делает жизнь серой и бессмысленной.
Отвлекшись на очередной входящий, тихо выругиваюсь и тут же благодарю небеса, что Молекуле не пришло в голову набрать меня тремя минутами ранее.
— Слушаю.
— Рома, в Костроме даже трети билетов не продано, — говорит в трубку дрожащим голосом, — Концерт отменяют.
— Поздравляю. Не придется тащиться в такую даль.
— Ты издеваешься?! Сколько можно?!
— У тебя есть директор, какого хрена ты названиваешь мне?
Ее директор, Шумилов, занимает эту должность чисто формально, с Ильяной почти не контактирует и слушает только меня. Считаю, это логично, учитывая, что в развитии карьеры я не заинтересован. Скорее, наоборот.
— Это кусок дерьма, а не директор! Мне приходится все делать самой.
— Я тут при чем?
— Ты перекрыл мне кислород, Рома! У меня тур медным тазом из-за тебя накрывается!... — выкрикивает с надрывом, — Мне в следующем месяце трусы не на что купить будет! Я уже молчу про все контракты!
— Не прибедняйся.
Да, придушиваю, но она точно не голодает. Таскается по сборным концертам и малобюджетным мероприятиям, поет на банкетах. Контракты, заключенные ещё до пиздеца, отрабатывает.
У людей память короткая и любовь к кумирам эфемерная и скоротечная. Чуть позже, когда последние ее фанаты, заскучав, отдадут свои сердца другому кумиру, я ее отпущу. Разумеется, без псевдонима.
— От меня люди отписываются! Я уже не знаю, что делать!
— Это не моя вина, Ильяна.
— Рома, не отключайся!... — восклицает, испугавшись, — Подожди! Меня на... на интервью пригласили! Можно мне сходить?
— Какое ещё интервью?
— Ничего особенного, клянусь! Обещаю держать язык за зубами и все отрицать, если что-то спросят.
Я мешкаю с ответом. Она уже не раз давала интервью некоторым каналам и изданиям. Обещание сдерживала.
— Пойми, после него есть шанс не только окупить концерты, но и заработать! Хоть немного, Ром!...
— Согласуй все с Шумиловым. Не дергай меня по мелочам.
— Хорошо! — воодушевляется сразу, — Спасибо! Спасибо, Ром!...
Отбиваюсь, не прощаясь. Раздраженно вздыхаю.
Метод короткого поводка действенный — спеси у Белкиной поубавилось, да и мне гарантия, что грязными трусами на публике трясти не станет. Однако я отдаю себе отчет, что вечно так продолжаться не может. Она и Наташа — две взаимоисключающие единицы, которые на одной орбите пересекаться не должны. Этой грязи в моей семье не будет.
Глава 21. Наташа
«Доброе утро. Я в командировке, в Подмосковье. Никак не успеваю заехать домой перед офисом. Покорми Вжика, пожалуйста, будь милосердна…».
Чёрт!...
Утреннее сообщение от Березовского я прочитала не меньше, чем пару сотен раз. Испытывала при этом совершенно разные эмоции: от исступленного бешенства до тотального принятия.
Березовский недоступен, мне уже давно пора выходить из дома. И что делать?
В студии прямо с утра запланирована важная съемка, на которую меня дернули вчера вечером. Дело в том, что фотограф, который должен был снимать, сломал руку, а я все ещё не умею отказывать. Единственный выходной, который я хотела посвятить отдыху, мне придется провести в офисе «Глянца».
Эта гонка за успехом, которую я начала вести сама с собой, теперь будто бы играет в команде противника.
Я обезвожена. Обесточена.
Совершенно без каких-либо сил…
Надев легкое пальто и замшевые ботинки, подцепляю с тумбы ключи, к которым вот уже неделю даже прикоснуться боюсь, будто они покрыты специальным ядовитым составом, и смотрю на себя в зеркало.
Взгляд потухший, щеки впалые. На кого я похожа?...
Сжав зубы, хватаю сумку с камерой и выхожу из квартиры. Клянусь! После съемки сразу в постель. И на завтра все отменю!...
Лифт доставляет меня на десятый этаж. Дверь квартиры легко открывается, в нос проникает запах яичницы, причем явно пережаренной, а из кухни появляется сам Березовский. В белой рубашке, серых брюках и заправленным за ремень вафельным полотенцем.
— Пришла, — улыбается.
Так самодовольно, что меня взрывает. Все мое негодование, вся моя усталость и расторможенность летят в пропитанный гневом воздух. Ошметками, от которых я сама задыхаюсь.
— Ты… Ты… Издеваешься?
Кинув взгляд на притаившегося у ног хозяина Вжика, топаю от бессилия.
— Наташ, — пугается Березовский. — Ты чего? Я просто решил угостить тебя завтраком. Сама бы ты ни за что не пришла, пришлось схитрить. Ты всегда была доброй. Помнишь, как всех кошек возле детского дома подкармливала.
— Березовский, чёрт возьми, — бросаю связку с ключами ему в ноги. Рома успевает отпрыгнуть. — Какой завтрак?... Ты в уме?
— Наташ…
— Ты вообще ничего не понял, да? — срываюсь к двери, но разворачиваюсь. Так сильно хочется все ему высказать. — Рома!... Услышь!... Нет, значит нет!... Никаких совместных завтраков, ужинов. Никаких, чёрт возьми, больных или голодных кошек и собак!... НИ-ЧЕ-ГО!
— Но…
— Если, когда я здесь поселилась, ты вдруг решил, что Наташа набивает себе цену — это не так, Ром. — Я не хочу ни знать тебя, ни встречаться с тобой. Если хочешь знать… — задумываюсь на секунду, но не успеваю затормозить. — Я вообще жалею, что мы когда-то встретились. Искренне жалею!