— Рома!... — уже погромче.
— Скажи мне — на-хуя?... Тебе заняться было нечем?
Глава 28. Наташа
Метнувшись мимо Березовского к столу, первым делом закрываю папку и захлопываю крышку ноутбука.
— Кто тебе разрешил?... — восклицаю гневно, обернувшись через плечо, — Кто тебе дал право трогать мои вещи?
— Твои вещи? Хочешь сказать, я не имел права видеть эти фотографии?!
— Ты не имел права лезть в мой ноутбук!
Рома в бешенстве. От него фонит раскаленной яростью, а я чувствую, как вдоль позвоночника тянет морозцем. Внутри свербит нерациональное чувство вины за те фото, что он, кажется, не успел увидеть.
— Ты моя жена...
— Ненадолго, — вставляю тут же.
— Ты моя жена, Наташа! — давит, наступая, — Какого хрена ты оголяешься перед ним?!
Я оборачиваюсь и впечатываюсь ягодицами в стол. Между нами чуть больше метра.
— Это фотосессия, Рома. Ты когда-нибудь видел фотосессии беременности?
— Мне похуй, как это называется! — его взгляд, соскользнув с моего лица, сползает ниже и останавливается на груди, — На тебя пялился чужой мужик!
Покрывшие мою кожу холодные мурашки неожиданно смываются жаркой волной. Я смотрю на уголок его губ и машинально облизываю собственные. Пугающая реакция стопорит, но только на мгновение — в ноздри проникает запах его кожи.
Я растираю лоб ладошкой и на секунду прикрываю глаза. Это невыносимо, чёрт возьми!
— Денис мой друг... — мямлю тихо.
— Наташа!...
Распахнув глаза, я увязаю в его пылающем взгляде. Зависаем. Выставив руки, упираюсь ими в грудь и чувствую, как колотится его сердце. Мое работает также — на износ.
Вспыхнувшие между нами электрические заряды тут же начинают образовывать электрическое поле. Я знаю, как разорвать его, но глаз не отвожу. Рома понимает все раньше меня — его дыхание тяжелеет, а сам он, ломая мое вялое сопротивление, придвигается ещё ближе.
— Ты ревнуешь? — шепчу я.
Контраст ощущений и эмоций сотрясает изнутри. Я ведь сама его провоцирую.
— Ревную адски, — негромко проговаривает рокочущим голосом, — Это для тебя новость?
Слишком много Березовского. Слишком. Тепло его тела, горячее дыхание и опустившаяся на мою поясницу осторожная ладонь путают мысли и задвигают принципы на задний план.
— Я беременна... Денис не мог этого не заметить.
— Ты фото видела, Гайка?... Ты хоть иногда в зеркало на себя смотришь?
Моя кожа вспыхивает, лицо начинает гореть. В самом низу живота ощутимо тяжелеет. Надо решаться, потому что ещё минута, и станет поздно.
Словно считав мои мысли, Рома становится ещё ближе, подцепляет мой подбородок двумя пальцами и прижимается к губам. Взрыв восторга пугает настолько, что я вздрагиваю всем телом.
— Что ты делаешь?...
— Не отталкивай, Наташ... пожалуйста. Один поцелуй.
Нежно прихватив одну мою губу, потом вторую, Березовский толкается языком в рот.
Только поцелуй, да. Один. Он поцелует меня и уйдет.
Расслабившись, я сдаюсь. Скольжу ладонью по его груди и кладу ее на плечо.
— Гайка... моя... — бормочет хрипло.
Ещё ближе, ещё теснее, так, что между нами ни миллиметра свободного пространства. Поцелуй становится глубже, в моей голове пусто, а колотящееся в груди сердце оглушает.
Рома наступает, давит. Ведет ладонью по спине, пояснице, бедру. Ощупывает меня с жадной нетерпеливостью.
Я обнимаю за шею и двигаю языком навстречу его, глажу его, облизываю.
Господи... Безумие, но это всего лишь поцелуй, может, чуть больше. У меня так давно ничего не было, я так сильно скучала по нему!...
— Наташа... — отстраняется, шепчет в губы, — Я только посмотрю...
Мои мозги в кашу, поэтому я даже понять не успеваю, как через мгновение остаюсь без футболки. Закрывшись руками, ахаю.
— Березовский... ты... ты совсем?...
— Я только посмотрю, — проговаривает вкрадчиво, отводя мои руки в стороны.
Врет! Врет же!... И я вру. Мы оба знаем, что уже не остановимся. Он заведен, я не меньше. У меня сто лет не было секса, гормоны рулят, и мое тело сходит с ума. К тому же оно не знает другого мужчины и все ещё тянется к этому.
Мои обиды и гордость стыдливо отводят глаза.
— Охренеть, Гайка... Охренеть просто! Ты совершенная...
— Поцелуй меня ещё.
Рома касается ключиц, ведет кончиками пальцев ниже и накрывает ладонями скрытую кружевом бюстгальтера грудь. Мой сдавленный стон ловит губами. Теперь мы целуемся иначе, глубоко и порочно, как люди, собирающиеся заняться сексом.
Его пальцы сдвигают лифчик вниз и сминают плоть, мнут, задевая и царапая напряженные, сверхчувствительные соски.
Меня кроет. Одна за одной по телу прокатываются волны дрожи. Никогда раньше я не хотела его так сильно.
Мозг отключается окончательно. Я сама дергаю пуговицы белой рубашки, потому чувствовать его сейчас — это как дышать. Расстегиваю, стягиваю и трогаю везде, куда могут достать мои руки.
Кожа Ромы горячая, упругая и покрытая тысячами мелких мурашек. Собираю пальцами каждую из них и наполняю легкие ее запахом. В горле застревает комок эмоций — как долго я выживала без него.
Мы оба торопимся. Березовский снимает лифчик, я сражаюсь с пряжкой его ремня.
— Один раз, Рома... слышишь? Только один раз.
— Да.
С ним можно, ведь он всё ещё мой муж. С собой договориться я сумею.
Наконец, ширинка поддается. Нырнув рукой под резинку боксеров, я обхватываю пальцами каменную эрекцию. Рома шипит сквозь зубы и тянет с бедер мои штаны.
— Я осторожно, Гайка...
— Да... надо осторожно, — бормочу, трясясь от желания.
— Иди сюда.
Мы вышагиваем из нашей одежды, а затем Березовский усаживается на край кровати, я подхожу к нему и оказываюсь в кольце его рук. Он смотрит на живот и гладит — гладит — гладит.
Я же не могу отвести глаз от того, как он это делает и от него самого.
Я стала забывать, какой он красивый — мой Гений. Его член раскачивается из стороны в сторону, а губы целуют мой живот.
Это так проникновенно, интимно и в то же время возбуждающе, что я с трудом сдерживаю слезы и стоны.
— Какая ты красивая... блядь, какая красивая!...
Ты тоже! Ты тоже, Рома! — кричу мысленно, потому что слова застревают в горле острыми осколками.
Подняв голову, он ловит мой взгляд и бьет языком по соску и, погрузив его в рот, трогает меня между ног. Вдоль позвоночника проходит разряд электричества. Сладкий спазм внизу живота выдает новую порцию смазки, и Рома ее чувствует.
— Еба-а-ать... Иди ко мне, моя Гайка...
Подтягивает и усаживает на колени лицом к себе. Наши взгляды встречаются — мы оба замираем, вязнем, словно в паутине запутываемся.
— Я не переставал тебя любить. Никогда... — говорит еле слышно.
Не хочу об этом... Обнимаю за шею и целую. Березовский с жаром отвечает. Правильно, не нужно разговоров.
— Тебе удобно?
Очень непривычно, потому что мой живот плотно прижат к Роминому, и между нами наш ребенок.
— Да, нормально, — киваю я.
Он немного приподнимает меня и, прижавшись ртом к моей шее, спускается рукой вниз. Я чувствую мягкие касания к моей промежности, задыхаюсь, откидывая голову. А затем, приставив головку к входу, мягким скользящим движением наполняет меня.
Снова глаза в глаза. В его неверие, шок и дикая радость. В моих я чувствую слезы.
— Как?... Все хорошо?
О, боже!... Так хорошо, что плакать хочется!...
Мы целуемся. Кусаем губы и трахаем друг друга языками. Трогаем, мнем, гладим и двигаемся-двигаемся-двигаемся.
Рома сдерживается, боится навредить и, наверное, даже не представляет, какие дарит ощущения.
— Гайка... Наташка... Сладкая охуенная девочка!...
— Ро-о-ом... — прошу о чем-то.
Замираю, предчувствуя взрыв. Взгляд его ищу глазами. Цепляюсь пальцами в волосы на затылке, втягиваю в рот его нижнюю губу и пропускаю через тело сильнейшую судорогу.
Березовский хрипит, выдает что-то нечленораздельное и, крепко обняв руками, начинает выстреливать в меня спермой.
Глава 29. Наташа
— Выйди, пожалуйста, — прошу тихо.
Упираясь в твердые плечи, поднимаюсь. Между ног предательски влажно, чувствую, как вязкая жидкость стекает по бедрам. Судороги до сих пор вибрируют в теле, а сердце все еще трепыхается.
Зачем я это сделала? Чтобы что? Сойти с ума?..
Подхватываю халат, прикрываюсь им.
В груди ощущение стянутости, неприятное, давящее. Еще пару минут назад было хорошо, полный катарсис, а сейчас будто все звезды залпом отгорели и…. потухли.
Темнота.…
— Наташ, маленькая моя, — Рома смотрит на меня пронзительно нежно.
Это невыносимо. Видеть его обнаженным, здесь, после того, как мы занимались любовью.
— Выйди. Пожалуйста, Ром, — повторяю.
— Давай поговорим, Гайка.
— Подожди меня на кухне.
Молча наблюдаю, как он собирает одежду и натягивает на крепкие ягодицы трусы.
Наташа, Наташа…
В ванной комнате становлюсь под душ и, ничего не соображая, стираю с себя следы секса. Потом одеваюсь в халат. На этот раз в махровый и огромный. На ноги — теплые, длинные гольфы, чтобы не чувствовать себя голой и уязвимой.
— Я налил тебе чай. Как ты любишь, — кивает Рома на стол. Там дымится, распространяя аромат ромашки, моя любимая кружка.
Обхватываю ее ладонями, прочищаю горло обжигающим глотком и шепчу:
— Спасибо, Ром.
Подняв глаза, замечаю всклокоченные светлые волосы, напряженное лицо, объемные мышцы на груди между полами белой рубашки. Смотреть на Березовского так сладко, но так тошно.
Рома нервно перебирает пальцами по столешнице. Разглядывает меня в ответ.
— Наташ, давай поговорим. Выслушай меня!
— Что выслушать, Ром? — по-доброму усмехаюсь. Не хочется не ругаться, ни что-то выяснять. — Что? Как ты в очередной раз посмеешься над моими искренними переживаниями? Или отмахнешься от того, что я видела своими глазами?