— Всё хорошо прошло, как по учебнику.
— Сердце? Проблем не было.
— Нет.
— Как чувствуешь себя? Что-то болит?
Я закусываю обе губы. От заботы и искреннего волнения в его голосе, в груди становится тепло и щекотно. Как ни старалась я, разорвать нашу связь, так и не смогла. Она крепнет день ото дня, несмотря на то, что держит нас только сынок.
— Терпимо, Ром. Приятного мало, но не смертельно.
Поднявшись на ноги, он ставит стул около кровати и садится на него. Опираясь локтями в разведенные колени, смотрит на сына. В глазах буря из эмоций.
— Хочешь подержать? — предлагаю я.
— Нет. Блин.... он такой маленький. Давай, попозже.
— Боишься? — подначиваю специально, — Что это? Березовский испугался такого кроху?
— Гайка!.. — тормозит меня, нахмурившись и вдруг протягивает руки.
Я осторожно передаю малыша и застываю в восхищении от этой картины. Его широкие плечи напряжены, и на лбу глубокий залом, но в ней столько трепетности и нежности, что я не выдерживаю.
— Рома. Можно я вас сфотографирую?
Тяжело сглотнув, кивает.
Я делаю с десяток снимков и откладываю телефон с мыслью, что эти снимки станут одними из моих любимых.
— На кого он похож, Наташ?..
— На тебя.
Сейчас, когда я вижу их в одном кадре, не заметить это невозможно. Даже крохотный подбородок копия подбородка Березовского.
— А мне кажется, на тебя, — поднимает на меня взгляд, — Разве губы не твои?
— Нет, Ром, не мои, — смеюсь негромко.
— Как назовем? Решила?
— Сашей? — предлагаю я.
Две недели назад у нас с Ромой состоялся экстренный выезд в Березовск. Галина Семеновна попала в больницу с инфарктом. Перепугались оба страшно.
Пришлось провести в городе два дня прежде, чем нам разрешили навестить её в больнице. Ну и, делиться с ней тем, что не передумали разводиться, конечно, не стали. Она была так счастлива видеть нас вместе!
Любя, отругала за то, что я не ношу бандаж для беременных, и за то, что мы до сих пор не выбрали имя сыну.
А мы, правда, не выбрали. Даже ни разу не поднимали эту тему, потому что на столь интимные сокровенные темы давно не общались. Я держала дистанцию после нашего спонтанного секса, а Рома не давил.
Это Галина Семеновна предложила назвать нашего сына Александром. Утверждает, что люди с этим именем сильные, волевые и всегда счастливые. Мы с Ромой тогда ничего ей не ответили, сказали, что подумаем, и позже об этом не говорили. Но сейчас мне кажется, что имя и впрямь отличное.
Александр, Саша, Сашенька.
Александр Романович.
— Березовский Александр Романович, — произносит Рома, — Мне нравится, Гайка.
Сынок, словно услышав свое имя, начинает возиться и кряхтеть, и в следующее мгновение оказывается на моих руках.
Глава 31. Наташа
Дни в больнице прошли насыщенно.
По утрам у меня и у Сашеньки брали кровь для многочисленных анализов, затем мы завтракали: я — вкусной кашей из местного кафе, а сынок пока не очень достаточным количеством молока. Обе ночи были беспокойными, сказывалось недоедание, но врач категорически запретил докармливать молочной смесью:
— Это естественный процесс, Наталья. Ребенок должен активно сосать, чтобы молоко пришло в нужном количестве. Природа обо всем позаботилась, просто выполняйте мои рекомендации.
На третий день, прямо перед нашей выпиской, я почувствовала внезапный прилив, грудь заметно потяжелела, а Саша наконец-то впервые за несколько дней наелся и, сжав ладошки в кулачки, сладко уснул.
— Ну вот, — в дверном проеме вижу нашу персональную медицинскую сестру. — Наконец-то дал маме поспать, а вам надо уже домой собираться.
— Да уж, — поглядывая на сына, забираю у нее пакеты, которые доставил водитель Березовского.
Сам он приезжает спустя час, уже на выписку. Встречает нас с цветами. Быстро осматривает свободное трикотажное платье, болтающееся на мне. Мой букет — шикарные белоснежные розы, упакованные в пленку. Не меньше пятидесяти. Передаю их на время Вячеславу и беру остальные, с благодарностью вручая их врачам и младшему медперсоналу.
В это время Рома принимает на руки наше сокровище.
За несколько дней он в этом деле стал поувереннее и сейчас, довольно улыбаясь, размещает Сашеньку в автолюльке. Пристегивает многочисленными ремнями.
— Пойдем, Наташ? — спрашивает. — На моей поедем. Слава, — кивает водителю. — Поезжай за нами.
— Хорошо, Роман Алексеевич.
Мы выходим на улицу. Я радуюсь летнему солнцу и замечаю Дениса. Он направляется к нам по аллее. Тоже с букетом и вдобавок с голубыми воздушными шарами.
— Тебе чё давно бампер на багажник не натягивали? — кидает ему Березовский, направляясь к автомобилю.
— Рома, — шикаю и переключаюсь на друга. — Спасибо, Денис. Очень приятно.
Маше с Ваней на выписку приезжать запретила, а вот про своего наставника даже не подумала.
— Как дела? — спрашивает Ден, когда мы немного отстаем. — Ты, наверное, в шоке от статей?
— Статей?
— Ты что, ничего не знаешь?
— Да что случилось? — вдруг пугаюсь.
— Позавчера вышли публикации о вашем разводе. Их все интернет-паблики опубликовали. Тысячи хейтеров теперь у твоего Березовского.
Я обеспокоенно смотрю на Рому. Он выглядит как обычно. Самоуверенный и загруженный работой. Пока устраиваюсь на заднем сидении рядом с сыном, мужчины успевают обменяться колкостями.
— Вали отсюда, крот-фотограф.
— Заткнись, урод.
— Чё ты сказал? — срывается.
— Рома, — шиплю, одергивая платье. — Ну, хватит вам. Денис, ты тоже, — обращаюсь к другу. — Спасибо большое, что приехал. Я пока тебя к нам не приглашаю, надо настроить режим, потом уже сможем принимать гостей.
— Я понял, Наташ. Привыкайте. Я найду время, чтобы вас навестить.
— Только попробуй, — Березовский закрывает мою дверь легким хлопком. — Я тебе весь циферблат расхуярю.
Закатив глаза, жду, пока он сядет за руль и машу Денису, а потом вспоминаю про статьи. Достаю из сумки телефон и ввожу в строку поиска еще пока свою фамилию, объединяющую нас с Ромой.
«Развод в прямом эфире, которого не было. Как Роман Березовский всех перехитрил и устроил пиар-компанию на репутации семьи».
«Роман Березовский баллотируется в депутаты ЮЗАО. Что мы знаем о бывшем инфоцыгане, который торгует лицом собственного ребенка? Читайте в выпуске».
«А был ли секс? И куда делась певица Ильяна. Березовский подчищает следы».
— Рома, — испуганно ахаю. — Что это такое? Почему ты вообще молчал?
Остановившись на светофоре, оборачивается и концентрируется на экране мобильного, который я показываю, а затем мажет взглядом по моему лицу.
— А что тут скажешь?
— Это ведь заказные статьи, — догадываюсь. — Кто-то под тебя копает?
— Заебутся копать!..
— Рома. Здесь наш сын, вообще-то.
— Прости, Саня, — Березовский смущается и пораженно смотрит на меня в зеркало. — Наш сын. Это охуеть, Гайка...
— Рома, блин, — кулаком тараню его плечо.
— Блин, прости, — хохочет. Машина трогается с места.
Очутившись дома, блаженно вздыхаю. Вчера здесь работал клининг, а еще у меня появилась помощница, которая заботливо приготовила ужин. Это поможет в первое время уделять внимание только Сашеньке.
— Я могу остаться, — предлагает Рома.
Убрав плюшевый комбинезон с кровати на полку в шкаф, прикрываю дверцу и мотаю головой.
— Не стоит, Ром. Я сама со всем справляюсь.
— Как? — широкие брови удивленно взлетают. — Ваня рассказывал, одному человеку помыть младенца просто нереально. Надо придерживать головку. Вдруг не справишься?.. Давай вместе это сделаем. В конце концов, я такой же отец.
— Почему я с чем-то должна не справиться? У меня есть специальные приспособления для детской ванночки. Я сразу их купила.
— То есть я типа и не нужен? — Рома цедит сквозь сжатые зубы. Бесится.
Я нервно сглатываю слюну. Как он не понимает?.. Любое наше общее дело приводит к тому, что я начинаю вспоминать прошлое, а мне пока физически больно это делать. Не знаю, когда лопнет этот гнойный нарыв и вообще лопнет ли, но я искренне себе этого желаю в новой жизни.
— Приходи завтра, Ром. Пожалуйста, — с какой-то отчаянной тревогой прошу. — Сегодня я сама справлюсь.
Березовский хватает свой пиджак и, зацепив Сашеньку отрешенно-растерянным взглядом, направляется к выходу. Задрав голову к потолку, громко прошу:
— Прости, Рома...
— Проехали.
Дверью при этом, как обычно бывает, не хлопает. Это вызывает у меня улыбку, так как понимаю — он так за сладкий сон нашего Александра переживает.
День, которого я больше всего ждала, вдруг превращается в рутинный, а затем до гуляющего по телу озноба в нервный. Саша просыпается ближе к вечеру. Кормлю его и кладу на специальную подушку для новорожденных.
Теперь уже дома, а не в роддоме, долго и внимательно смотрю на то, как сыночек озирается. Изучает обстановку, хотя вряд ли что-то видит.
Гигантская ответственность за чужую жизнь накрывает. В больнице мы были под присмотром медперсонала, а здесь — только я одна за него отвечаю.
Я совсем одна….
А сынок такой крошечный. Сладкий, беспомощный комочек… Если сделаю что-нибудь не так? Одно неверное движение и.… страшно представить.
Или крепко засну ночью? Придавлю Сашу своим телом? Не увижу, что он уткнулся в матрас? А если на него светильник упадет?
Отодвинув кроватку на безопасное расстояние от стены, выдыхаю.
— Все через это проходят, — успокаиваю себя. — И ты пройдешь…
Перед сном набираю теплую воду в ванночку и долго вымеряю температуру термометром. Затем устанавливаю специальную, небольшую горку. Накрываю ее пеленкой.
Снова сомневаюсь.
Рука по привычке тянется к телефону. Рома… ты мне так нужен.
Он словно чувствует. Набирает.
— Да, — шепчу.
— Как дела? — обеспокоенно спрашивает.
— Нормально.
— Помылись уже?
— Да, — закусываю сразу обе губы и смотрю на ванночку. Зачем вру?...