После моих родов мы виделись лишь однажды — через неделю после того, как нас выписали из роддома Маша приезжала не надолго с подарками. Потом было не до этого, а сегодня они с Ваней отмечают годовщину свадьбы. Пригласили меня и Рому.
— Наташ, привет! — здоровается выходящий из дома навстречу мне Иван, — Давай, помогу.
Забирает люльку из моей руки прежде, чем я могу опомниться и придерживает для меня дверь. Вместе заходим в подъезд.
— Где Ромыч? Я думал, вы вместе приедете.
— Совещание в фонде, — подкатываю глаза, — Сказал, что немного задержится.
Мы снова немного повздорили, потому что Рома настаивал на том, чтобы я и Сашенька дождались его дома, а я не хотела быть непунктуальной и заставлять ребят нас ждать. Ехать на служебной машине, которую Березовский собирался отправить за нами, я тоже отказалась. Зачем, если можно заказать комфортабельное такси?
— Деловой он у тебя стал, — говорит Ваня, шагая впереди меня по лестнице и время от времени на меня оборачиваясь, — Хотя.... по нему ведь всегда видно было, что далеко пойдет. Амбиций у него вагон. Вон как быстро взлетел.
Быстро, да. Сорвался с места, забрызгав меня грязью и разрушив наш дом. За все в этой жизни нужно платить — и за быстрый успешный старт, оказывается, тоже.
Еще до того, как мы заходим в квартиру, я чувствую запах жареной курицы и вареной картошки. Рот против воли наполняется слюной. Когда—то это были едва ли не самые мою любимые блюда.
Маша встречает на пороге. Тихо ахнув, осторожно забирает у мужа люльку с Сашенькой.
— Подрос, Наташ! — шепчет с улыбкой, — Какой хорошенький, боже!..
Я целую подругу в щеку и скидываю обувь. Выбежавший из смежной комнаты Артемка, заметив меня, смущенно прячется за спиной отца. Я присаживаюсь на корточки, подзываю его и вынимаю из сумки подарок. А затем, пользуясь коротким замешательством, ловлю мальчишку в объятия и под негромкий смех Маши сочно целую в щеку.
— Наташа, твой Сашка вылитый Рома. Видишь, да?
— Думаешь?
У нас с его отцом хоть и все очень сложно, но мне нравится, когда окружающие замечают их сходство. Я всегда хотела, чтобы наши дети походили на него.
— Похож — похож, — подтверждает Ваня, — Как будто маленький Березовский спит.
Маленький Березовский, словно услышав, что речь идет о нем, хмурит бровки, сжимает маленькие кулачки и открывает глаза. Я тут же подхватываю его на руки и прижимаю в груди. Там такая огромная любовь к малышу, что всякий раз, когда я делаю это, что за ребрами и в горле начинается легкое свербение.
Рома задерживается совсем не на много — меньше, чем на час. Заходит высокий, красивый, в черном деловом костюме, но уже без галстука. Наверное, снял и оставил его в машине. Снимает обувь, пиджак и закатывает рукава белой рубашки, отчего становится еще сексуальнее.
Я держу себя в руках, улыбаюсь даже, но демоны ревности уже грызут изнутри. Как долго он сможет продержаться без секса? Вдруг уже и не держится? Вдруг устал ждать и отбиваться от жаждущих затащить его в постель?
Склонившись над сыном, касаюсь губами его лба и щечек. Не к месту взметнувшиеся в груди эмоции грозят испортить настроение. Нельзя позволить.
Перекинувшись парой слов с Машей и Ваней и, поздравив их с очередной годовщиной, Березовский подходит ко мне.
— Наташ....
— М?...
— Как доехали? Все нормально?
— Конечно. Все отлично. Водить машину умеете не только ты и Слава.
— Давай, Сашку подержу, — протягивает руки и забирает у меня сына, — Он спал днем?
— Да, спал, пока мы ехали в такси.
Поправляю взъерошенные волосы на голове Сашеньки и вдруг перехватываю внимательный взгляд Маши. Прикусив нижнюю губу, она улыбается. Я теряюсь на мгновение, но отвечаю ей тем же.
Знаю, как они с Ваней переживают за нас и как не хотят нашего развода. А я... я уже, если честно, и не знаю, что с этим нашим разводом делать. Он несколько раз откладывался, а теперь просто повис в воздухе нерешенным вопросом. Я сознательно блокирую все мысли о нем, а Березовский молчит, словно мое заявление все еще не лежит в суде.
За столом весело и непринужденно. Ваня и Рома вспоминают забавные случаи из общего детдомовского детства, и это удивительно, потому что печальных было гораздо больше, но память они им обоим не засорили.
— А помнишь, как тебя дежурным на кухню поставили? — смеется Иван, — И ты меня к себе в помощники взял.
— Это когда мы с тобой неспелых груш объелись?
— Да—да! Они были неспелые, немытые, кислые и жесткие, как картошка! Мы лопали их, пока никто не видит, а потом ночью мучились с животами!
Мы с Машей слышали эту историю около пары десятков раз, но каждый раз как в первый, потому что с каждым годом она обрастает все новыми подробностями.
— А как мы сбежали купаться на котлован, и сами все о какие—то коряги исцарапались, и трусы казенные изорвали.
— Ага, а ты потом воспитателям сказал, что тебя уличная кошка поцарапала.
Усадив на колени проснувшуюся Катеньку, подруга с ностальгией рассказывает о том, как зарождались их с Ваней чувства. Как вначале он показался ей слишком грубым и хамоватым, и как потом она без памяти в него влюбилась.
— Я всегда мечтала, чтобы один раз и навсегда, — говорит, поглядывая с нежностью на мужа, — Ну.... чтобы без всяких там разрывов и вторых браков.
— Какие еще вторые браки, Маш? — буркает он, — Я тебя никогда никому не отдам!
— Ну, Вань!... Я же и говорю, что всегда мечтала о такой семье, как у нас с тобой! Чтобы сквозь года рука об руку... — на этом моменте взгляд Маши заволакивает влажной пеленой, а я тяжело сглатываю.
Мы с Ромой молчим. Улыбка на моем лице застывает пластмассой, потому что я мечтала ровно о том же, и мы не раз с ней обсуждали это.
— Я очень благодарна тебе, Ваня, за то, что ты есть...
— Маш...
— Не перебивай, — шутливо ударяет по плечу, — Благодарна за то, что ты есть, что ты всегда рядом! Благодарна за поддержку и твою любовь!
— Я тоже.
— Спасибо тебе за наших прекрасных детей....
Березовский тихо вздыхает и касается своим коленом моей ноги под столом. Прокатившаяся по телу жаркая удушливая волна перекрывает дыхание. Мое лицо начинает гореть.
— Да, бывает, что мы спорим и даже ссоримся, но это ведь нормально, мы же живые люди, и у нас есть эмоции! — продолжает говорить воодушевленно, — Но ни разу у меня не возникло мысли расстаться с тобой.
— Я тебе расстанусь!..
— Потому что семья и отношения, это всегда взаимные компромиссы и умение понимать и прощать.
Бедро Березовского прижимается к моему ещё теснее. Я опускаю взгляд в тарелку с салатом и не шевелюсь. Каждое слово Маши как летящий в мишень дротик. Пронзает плоть, выпуская наружу комплексы и сомнения.
Это ведь во мне дело, да? Мои обиды, с которыми я никак не могу расстаться и тотальное недоверие, что не могу в себе побороть. Я виновата, что мы рядом, но не вместе?
— Смотря, что прощать, Маш, — вдруг подает голос Рома, — Бывают поступки, которые очень тяжело принять. Все зависит от глубины чувств обиженного и силе раскаяния оступившегося.
Глава 35. Наташа
— Прости меня, — шепчет Машка, когда мы вместе оказываемся на общей кухне. — Я, наверное, лишнего ляпнула. Ромка обиделся.…
— Вот еще, — решаю помыть тарелки, пока болтаем, и для этого настраиваю теплую воду. — Всё ты нормально сказала, Маш. Это ваш праздник, и вы, правда, с Ваней молодцы. Лучшие!... Не думай о плохом. Ты имеешь право гордиться своей семьей.
Она помешивает кашу для детей на одной из четырехконфорочных плит и по-простому здоровается с соседкой, которая заходит, чтобы проверить, не закипела ли вода в её кастрюле.
Вскоре мы снова остаемся одни.
— Ну, как он вступился, а?... — Маша склоняется ко мне и хихикает. — Развод разводом, а Гайку свою в обиду не даст. «Сила раскаяния». Как завернул!... Умный стал твой Березовский. И, правда, может, раскаивается?!
— Думаю, да.
— Так, может, простишь? Наташ?..
Я, кинув на нее предупредительный взгляд, еще активнее вспениваю губку. В голове сплошной кавардак от постоянного недосыпа и Сашиных коликов.
О каком прощении вообще речь? Мне бы поспать.…
— Я давно его простила. Дело ведь не в этом, — вздыхаю трудно.
— А в чем?
— Не знаю.
Как объяснить человеку то, что сама не понимаешь?..
— Смотри, уведут….
— Кто? — хмурюсь, закрывая кран.
— Да мало ли кто, Наташ. Сама видишь, парень он теперь богатый, порядочный. Не все же время будет один. Мужчины долго не могут… Да, чего я тебе объясняю? Ведь не маленькая.
— Вот и я думаю, — отмахиваюсь от неё. — Пойдем уже.
Мы быстро протираем металлический стол и, прихватив посуду, отправляемся в комнату к ребятам. Убираем все в кухонный шкаф.
— Давай, Ромыч. Чё ты как девка!... Буду-не буду!...
— Да пошел ты, — усмехается Березовский, аккуратно покачивая Сашеньку на руках и выразительно смотрит на нас.
— О чем спорите? — интересуется Машка. Она усаживается к Ване на колени и звонко целует его в щеку.
Прислонившись к дверному косяку спиной, наблюдаю за друзьями и пытаюсь игнорировать настойчивый, острый как бритва, взгляд Ромы.
— Березовского уговариваю со мной выпить. А он заладил: надо домой ехать, надо домой ехать.
— Так оставайтесь у нас, — с энтузиазмом предлагает Маша и смотрит на нас поочередно. — У нас ведь три комнаты. Переночуете, завтра погуляем в парке все вместе, с детьми и коляской. У вас ведь с собой?
— В машине, — отвечает Рома.
Мы с Березовским все же переглядываемся.
— Оставайся, Ром. Отдохни. — говорю ему с улыбкой. — Мы с Сашенькой на такси до дома доберемся.
— Ну уж нет, — отвечает он хмуро. — Все вместе поедем как полагается.
— Наташка, — Маша умоляюще морщится. Совсем как раньше, в детдоме. — Ну, пожалуйста. Пускай мужики посидят, поговорят. Когда еще так соберемся?..