Мысли вертелись простые: передо мной человек, который всегда будет винить кого угодно, только не себя.
— Ты живёшь с другой женщиной и при этом считаешь, что твоя бывшая должна хранить тебе верность и годами убиваться по тебе?
— Если нет, а уже через месяц у неё новый мужик — это точно не любовь, — усмехается он.
Я прижимаюсь лбом к холодному металлу и, слушая его самодовольный тон, понимаю: не зря расквасил ему нос. Даже с синяками он ведёт себя так, будто мир обязан ему по праву рождения. И если бы Саша осталась с ним, он бы продолжал давить и ломать её, пока не выжег бы всё живое.
— Я тебе так скажу, нормальный мужик никогда своей женщине не будет делать подлянки. Даже если у вас всё разладилось — разойдись по-человечески. Тем более что косяк был на твоей стороне. Иначе чему ты удивляешься?
— Бабы сами сливают в унитаз отношения, — бурчит он, — а потом ещё и жалуются.
— Нет, Женя, — я чуть наклоняюсь ближе к решетке, — это ты так оправдываешь свою трусость и эгоизм.
— А ты самый умный тут, строишь из себя долбаного специалиста по отношениям.
— Я с тобой сейчас разговариваю только потому, что хочу помочь Саше. Если бы не она, я бы с тобой на одном поле нужду справлять не стал.
— Взаимно.
— В общем, советую тебе прислушаться ко мне и перестать Саше портить нервы. Иначе я со своей стороны сделаю ход. Поверь мне, он тебе не понравится.
— Ты мне угрожаешь?
— Предупреждаю. Я не Саша, сопли на кулак мотать не буду. Просто решу вопрос с твоим присутствием в её жизни радикально.
Он шумно выдыхает, и я слышу, как нервно стучит пальцами по металлической спинке лавки.
— И что ты в неё вцепился-то? Понять не могу.
— Это уже не твоё дело.
Наш разговор обрывается, когда в дверном проёме появляется хмурый дежурный. Он медленно проходит вдоль камер, открывает замок, и, остановившись у нас, бросает усталый взгляд:
— Свободны. Если ещё раз попадётесь на драке — будете сидеть пятнадцать суток. Надеюсь, вам хватило впечатлений.
Металл двери холодно лязгает, мы выходим в коридор.Нам выдают обратно вещи и отпускают. На улице к Жене бросается Кристина.
— Жень, с тобой всё в порядке? — она бросает на меня взгляд, полный упрёка.
— Не совсем, — бурчит он, потирая плечо.
— Ты написал заявление, я надеюсь?
— Нет.
— Почему? — её брови взлетают.
— Потом расскажу.
— Он тебя вынудил, да? Угрожал? — Кристина разворачивается ко мне всем корпусом, упирая руки в бока. — Только попробуй, я тебя в порошок сотру.
— Правда? — я чуть усмехаюсь. — Уже страшно.
— Посмотрим, кто будет смеяться последним, — шипит она и в этот момент вдруг морщится, схватившись за живот. — Ой!
— Что такое? — Женя моментально оказывается рядом, подхватывает её за локоть.
— Что‑то у меня живот тянуть стало, — голос её дрожит, и она нарочито глубоко вдыхает.
— Поедем, покажемся врачу.
— Да, точно. Если с моим ребёнком что‑то случится из‑за стресса, — она сверкает на меня глазами, — я найду способ тебя посадить.
Она цепляется за его руку и, картинно охая, уводит его прочь. Я провожаю их взглядом, чувствуя, как напряжение медленно стекает с плеч, и достаю телефон. Экран пестрит — несколько пропущенных звонков и десяток сообщений от Саши. Потеряли меня.
«Да, Саш. Со мной всё в порядке. Кое‑что задержало, но уже еду к вам.»
50 Саша
Как только Вик ушёл, мы с Машей уселись на мягкий ковёр в гостиной, рядом с низким журнальным столиком. Комната наполняется тёплым светом настольной лампы, а за окнами уже сгущаются сумерки. На полу разложены яркие детали паззла — леопард на фоне густых джунглей, пятна и листья которого словно оживают под нашими руками.
— А вот эту куда? — Маша крутит в маленьких пальчиках уголок картинки, морщит носик и сосредоточенно щурится.
— Давай подумаем, — я наклоняюсь ближе, чувствуя, что от неё пахнет так, как свойственно пахнуть только детям, чем-то совершенно неуловимо трогающим душу. — Видишь, тут две стороны прямые? Значит, это угол.
— Да-а, — протягивает она.
— У нас осталось только два пустых угла. Куда поставим этот?
— Похоже, сюда! — радостно восклицает она и с важным видом вставляет кусочек в нижний левый угол, где оказывается хвост леопарда.
— Умничка, — я ласково глажу её по волосам, ощущая мягкость тонких прядей.
Через несколько минут Маша уже начинает ерзать — однообразие ей быстро надоедает. Мы переносим мягкие игрушки в импровизированный «детский сад», придумываем для них уроки и сказки. Потом она усаживает меня на стул и, взяв расческу, начинает «делать причёски». Иногда так сильно дёргает, что я тихо вздыхаю от боли, но виду не подаю, потому что в её глазах сияет азарт.
Часы тикают, стрелки медленно подбираются к шести. Вик так и не появляется. Телефон лежит рядом на диване, но сообщений нет. На звонки он тоже не отвечает. Мысли начинают ползти в самых тревожных направлениях: где он? Всё ли в порядке? Может, снова столкнулся с Женей? Или… нет, не хочу даже думать о худшем. Я украдкой поглядываю на Машу, а она всё чаще заглядывает мне в глаза, словно пытается понять, стоит ли волноваться.
— Папа скоро придёт? — спрашивает тихо, прижимаясь ко мне.
— Думаю, да, — улыбаюсь ей, хотя внутри уже клубком свернулась тревога. Она тянет вниз, давит, мешает дышать.
— Ладно… Давай тогда приготовим салатик?
На кухне становится теплее и уютнее от запахов. Мы с Машей вместе шинкуем овощи, она старательно перемешивает ложкой, изредка пробуя и хихикая. А я думаю: только бы он пришёл скорее, только бы всё было в порядке. К моменту, когда на столе уже стоит суп, пара салатов и запечённая курица, внутри всё сжимается сильнее. Сообщений уже больше десяти, но ответа нет.
Дверь наконец открывается с тихим щелчком замка. Мы с Машей почти бегом выходим в прихожую.
— Вик! — восклицаю я и тут же замираю. — Что у тебя с лицом?
— Бандитская пуля, — усмехается он. — Ничего страшного.
— Только не говори, что подрался с Женей, — подхожу ближе, осторожно поворачиваю его голову, чтобы разглядеть синяк на скуле.
— Объяснил ему, как не стоит поступать.
— А если он снова придумает что-то? Я хочу закрыть эту страницу, а не устраивать бесконечные разборки.
— Это вряд ли. Но есть у меня ещё один способ помочь ему сфокусироваться на своей жизни.
— Ты же не собираешься опять идти к нему? — в голосе моём тревога.
— Нет, на этот счёт можешь не переживать. Я понял, что с ним бесполезно разговаривать. Там вата в голове, — Вик морщится.
— Сильно больно? — я невольно касаюсь его щеки.
— Переживу, — его голос теплеет. — Ты же меня вылечишь?
— Да, сейчас принесу мазь.
— Я немного о другом лечении думаю, — он резко обнимает меня, прижимая к себе. Я чувствую его тепло, его запах, и сердце начинает биться чаще.
— Ты с ума сошёл? Маша же…
— Пап, а ты с Сашей целуешься? — с детской непосредственностью вовсю разглядывает нас и делает свои выводы.
— Конечно, — без тени смущения отвечает Вик.
— Значит, Саша — твоя жена?
— Пока нет, но я над этим работаю, — он разворачивает меня к себе спиной, обнимает и шепчет на ухо: — Была бы возможность, ты бы уже была Демидовой. Александра Демидова…
От этих слов меня окутывает тепло, всё внутри искрится. В голове мелькают образы: наша свадьба, мы втроём на отдыхе, утренний кофе в его рубашке… И тут же — страх. Смогу ли я быть хорошей женой для него, мамой для Маши? А вдруг он передумает? Эти мысли роятся, как пчёлы, но сквозь них всё равно пробивается тихое, сладкое чувство — я хочу этого.
А потом Маша задаёт свой прямой вопрос:
— Саша, а когда ты будешь папиной женой, станешь моей мамой?
И мне становится слишком. И от почти предложения Вика, и от того, что этот маленький человечек уже видит во мне маму.
Я так растрогана их словами, что не могу сдержать слёз. Горло предательски сжимает, и я даже не пытаюсь их вытереть — пусть текут, сейчас это не слабость, а счастье.
— Эй, всё хорошо, только не плачь, — мягко говорит Вик, чуть наклоняясь ко мне, будто хочет заглянуть прямо в глаза. Его ладонь тёплой, уверенным движением ложится мне на плечо.
— Это от неожиданности, — улыбаюсь сквозь слёзы. — Не думала, что мне будет так хорошо.
— А впереди только лучше, — подмигивает он, легко, почти играючи, подсаживая Машу на шею.
Та заливисто смеётся, обхватывает его за голову маленькими ручками, довольная, что и ей перепал кусочек внимания.
***
Я всё-таки подала в суд, чтобы нас с Женей могли развести. Каждый раз, когда подписываю очередную бумагу или ставлю подпись в зале суда, делаю это с замиранием сердца. Ситуация крайне неприятная: он упорно не хочет идти навстречу, словно наслаждается каждой моей вынужденной явкой, и всячески затягивает процесс, подавая то ходатайства, то какие-то жалобы. Иногда мне кажется, что он просто пытается вымотать меня до предела.
Вик же, в противовес мне, спокоен, сидит рядом в зале с видом человека, которому известно что-то, чего не знаю я. И уверяет тихо, в перерывах между заседаниями, что скоро ему станет не до нас, и в его голосе есть уверенность, от которой мне становится чуть легче.
И правда, где-то неделю спустя, в один из вечеров, когда я уже почти забыла про его слова, Женя звонит мне и орёт не своим голосом:
— Это всё ты! Гадина такая! Натравила своего цербера на меня! Как я теперь буду жить?
51 Саша
Я совершенно не понимаю, о чём идёт речь, потому что о том, чтобы что-то сделать с Женей, у нас не было совершенно никаких разговоров. Наоборот, между заседаниями Вик старается отвлекать меня от происходящего, чтобы я не уходила в себя. Он придумывает маленькие сюрпризы — то пригласит на обед в новое кафе, то затащит на вечернюю прогулку вдоль реки, держит за руку, рассказывает смешные истории, словно нарочно создаёт вокруг меня кокон из спокойствия и тепла. И сейчас, слушая его ровный голос, я чувствую, что нахожусь на другой планете по сравнению с тем миром, в котором барахтается Женя.