— Тогда зачем ты собрался изучать бизнес?
— Каждый должен иметь план «Б».
— А что тогда план «А»?
— Я в музыкальной группе. Ведущий вокалист.
— А как называется ваша группа?
— Да у нас пока еще нет названия.
— Понимаю. А твои перспективы в группе каковы?
— В данный момент группа состоит из одного меня.
Я не могу удержаться от смеха:
— Так что же это за группа?
— Я наберу музыкантов. Кстати, а ты играешь на чем-нибудь?
— Нет. Ни на чем. У меня абсолютно нет слуха.
— Как жаль. С гитарой ты была бы неотразимой.
Я улыбаюсь и ничего не отвечаю. Я все еще надеюсь, что эти длинные неловкие бессловесные паузы, возникающие между нами, станут в конце концов настолько продолжительными, что я смогу отделаться от него и уйти, но он, кажется, совсем не стремится к этому.
— Знаешь, тебе надо быть осмотрительным, — говорю я через некоторое время, потому что чувствую неловкость оттого, что мы стоим здесь друг против друга и молчим.
— В каком смысле?
— В отношении плана «Б».
— Почему?
— Да потому что, если у тебя уже есть один план, может, сначала его стоит реализовать. — Я дарю ему вежливую благожелательную улыбку. — Ну, спасибо за приятную беседу.
— Класс! — отвечает Джим. — Мне тоже было очень приятно пообщаться с тобой.
Он наклоняется ко мне, как будто собираясь поцеловать меня в щеку, что уже явно лишнее. Я решаю, что легче просто не обращать внимания на этот странный зигзаг в его поведении, но в последнее мгновение он поворачивается лицом ко мне; мы смотрим друг другу прямо в глаза, и он целует меня в губы.
— Что ты себе позволяешь? — говорю я, кипя от гнева.
— Я думал, что понравился тебе.
— Интересно, что именно заставило тебя так подумать?
— Ты же разговаривала со мной.
— Ты уверен, что нравишься всякой девушке, которая разговаривает с тобой?
— Нет.
— Так почему ты ко мне прицепился?
— Ты посылала мне флюиды.
— Послушай, — говорю я, не веря своим ушам, — давай забудем о том, что случилось, потому что если для тебя это просто неприятный инцидент, то для меня — жуть какая-то.
— Хорошо, — соглашается Джим и направляется в сторону танцплощадки.
— Хорошо, — насмешливо и резко бросаю я ему в спину и, повернувшись в противоположную сторону, ищу глазами «своего» крутого мальчика. Но уже поздно. Его там нет.
— Ну, вот и все, — говорю я, подходя к Джейн.
— Может, ты встретишь его в другой раз.
— Надеюсь, — со вздохом отвечаю я. — Но сейчас мне так тошно, что впору выкурить сигаретку.
23.05
Этой девчонке из Нориджа не удалось опустить меня. Я не пал духом и сосредоточил свое внимание на других, хотя поначалу мои романтические инициативы были отвергнуты и Лиз Грей из Хаддерсфилда (а у нее аттестат почти сплошь отличный), и Менджит («Мои друзья называют меня мамой»), и Коур из Колчестера (которая вдобавок еще и от поп-групп «Нью Модел Арми» и «Левеллерс» балдеет), и Кристиной Вуд из Бата (которая искренне рада, что не попала в Кембридж и ничуть не огорчена, что Кети, ее лучшая школьная подруга, попала). Зато под конец вечера я избираю объектом своих действий Линду Брейтуэйт, с которой мне везет. Линда наполовину готка[13] из Восточного Мидлендса; у нее обалденная прическа, она любит музыку, ходит в цивильной одежде, но при этом производит впечатление законченной готки, то есть использует только черный макияж, ногти красит черным лаком, любит идиотские фильмы ужасов и верит в то, что она присоединится к сонму бессмертных. В довершение всего мы целовались в укромном уголке бара студенческого клуба. Судя по тому, как мы это делали, я посчитал это знакомство результативным.
Четверг, 28 сентября 1989 года.
8.30
На следующее утро после ночной дискотеки я шагаю по студенческому городку, направляясь на свою первую лекцию в университете. Для меня это определенное свидетельство важного свершения в моей жизни, а именно того, что теперь я — настоящий студент. На мне клетчатые брюки, башмаки фирмы «Док Мартен», футболка с нанесенным в домашних условиях призывом кампании за ядерное разоружение (для этого неделю назад в отделе уцененных товаров я купил футболку, взял черный маркерный фломастер и напряг имеющиеся у меня рудиментарные зачатки таланта художника), пиджак из магазина вещей, принесенных гражданами в благотворительных целях, и плоское кепи. Я уверен, что выгляжу прямо-таки фантастически. Мой антураж дополняет аудиоплеер, который благодаря крутящейся в нем кассете (альбом Билли Брегга) услаждает меня прекрасной музыкой, а она, в свою очередь, вселяет в меня чувство, что я нахожусь под влиянием умеренно-левого политического идеализма.
— С добрым утром, старина Джим, — слышу я позади себя голос, в то время как из плеера звучит песня «Молочник людской доброты».
Я оборачиваюсь и вижу высокого, меланхоличного вида парня, в котором узнаю одного из тех многих людей, которым я накануне вечером хвастался своим отличным аттестатом того лишь ради, чтобы завязать разговор. Потрать я хоть всю жизнь, мне не вспомнить, как его зовут, и он, по всей вероятности, понимает это по выражению моего лица.
— Меня зовут Ник, — говорит он, прочитав мысль, отразившуюся на моей бессмысленной физиономии. — Ник Константинидис.
— Ник, конечно же я помню, — ничуть не смущаясь, вру я. — Как поживаешь, дружище?
— Нормально, — отвечает он, а затем на его лицо наплывает выражение озадаченности. — Ты что, на маскарад собрался?
Я смеюсь, поскольку, как мне кажется, такая реакция на его вопрос покажет ему, что я действительно крутой. Но вижу, что он не понял того, что я намеревался ему внушить. Обычные люди в таких случаях не врубаются, рассуждаю про себя я, и виновато в этом их устойчиво-консервативное отношение к моде.
— Таков мой стиль в одежде, — объясняю я.
— О, — произносит он в ответ, а затем, осознав свою ошибку, робко добавляет: — Мне нравятся твои башмаки. Где ты их раздобыл?
— В Аффдекс-паласе в Манчестере.
— Круто! — кивая, восклицает он.
— Согласен.
— Как тебе вчерашний вечер? — спрашивает он. — Я видел, ты болтал с очень симпатичной девочкой.
— Похожей на готку?
— Нет, она была в футболке с изображением музыкантов группы «Смитс».
— А, это… — Я пожимаю плечами. — Она не в моем вкусе. Слишком уж обычная.
Он согласно кивает, как будто врубаясь в то, о чем я толкую, и мы идем дальше, обсуждая программу следующего общественного мероприятия, которое должно состояться во время «Недели первокурсника». У Барберовского института[14] мы останавливаемся.
— Инженерный факультет в той стороне. — Он делает рукой жест в сторону холма.
— А экономический в той стороне. — Указываю рукой на башню с часами.
Он ободряюще машет мне рукой:
— Тогда до встречи.
— Пока, — отвечаю я. — До встречи.
Он отходит примерно на десять шагов, и тут я, спохватившись, кричу:
— Ты, конечно, не играешь ни на каких инструментах, да?
— На бас-гитаре, — отвечает он. — Я играл с группой в Сассексе, но играли мы плохо.
— Отлично, — кричу я ему. — А ты не согласишься снова поиграть с группой?
Он на секунду задумывается и отвечает:
— А почему нет? Соглашусь.
Среда, 18 октября 1989 года
14.00
Я сейчас стою в «Революшн», в магазине уцененных пластинок и кассет, расположенном в центре города, и наблюдаю за тем самым мальчиком, который мне понравился и о котором я постоянно думаю с той самой дискотеки первокурсников. Он бегло просматривает пластинки, выставленные в пластиковом ящике на полу. А сама я оказалась здесь только потому, что Джейн захотелось купить входные билеты и посмотреть некоторые группы, о которых я никогда не слышала, и тут вдруг мне, похоже, неожиданно привалило счастье.
— Он смотрит на меня? — задаю я Джейн прежний вопрос.
— Может, не стоит снова крутить ту же самую пластинку, — резко отвечает она. — Иди и заговори с ним.
— Ты права, — соглашаюсь я с Джейн. — Пойду и заговорю с ним. — Я на секунду умолкаю, но лишь для того, чтобы дать Джейн последнее наставление. — А если ты увидишь каких-нибудь парней сомнительного вида в причудливых шмотках, гони их прочь от меня.
Я подхожу к мальчику, на котором все тот же кожаный пиджак и те же самые джинсы, в которых я впервые увидела его. Он и сейчас такой же симпатичный. Я делаю вид, что копаюсь в пластинках, а сама незаметно из-за его плеча наблюдаю, как он тщательно просматривает каждый ящик со старыми пластинками. Когда он берет из очередного ящика двенадцатидюймовый сингл группы «Бони М» с хитом «Мулатка на ринге» и добавляет его к небольшой кучке уже отобранных пластинок, лежащих рядом с ним, я наконец нахожу повод для того, чтобы завязать беседу.
— Это тебе покупать не нужно, — говорю я, показывая на пластинку. — Это же ужас.
Он поднимает на меня глаза, не выпрямляясь и не отнимая рук от ящика.
— Ты та самая девушка с дискотеки первокурсников, — говорит он, выпрямляясь во весь рост.
Не могу поверить в то, что он еще помнит меня.
— Меня зовут Элисон Смит, — говорю я ему. — Я изучаю английскую филологию.
— А я Деймон. Деймон Гест. И я изучаю науки о жизни.
— А что это?
— Понятия не имею. Просто узнал об этой специальности через информационное агентство. — Он помолчал секунду. — А теперь, Элисон Смит, скажи мне, почему я не должен покупать эту пластинку?
— Да потому, что она ужасная. «Бони М» — это же отстой.
— Но она стоит всего двадцать пять пенсов.
— За нее и двадцать пять пенсов много, — говорю я, беру сингл из отобранной им кучки и кладу его обратно в коробку.
Пятница, 20 октября 1989 года
17.47
— Ну как прошло твое свидание с этим дьявольски прекрасным Деймоном? — спрашивает Джейн.