Меня от макушки до пят продергивает ревность, когда я представляю Фаину в коротком переднике с белыми рюшами и робкой улыбкой. Она протягивает тарелочку с кексиком Марку, стоя на коленях…
Вот же дрянь.
— Ну да, теперь ты будешь готовить кексы вместо меня…
В своей тихой интонации я прячу издевку, что она будет для Марка суррогатной копией, и любой нормальной женщине было бы неприятно и унизительно учить у почти бывшей жены ее рецепт.
— Все мы к чему-то привыкаем, — Фаина очаровательно улыбается, — многие привыкают и любят, например, мамины пирожки или тортики… Я понимаю эту тягу к знакомому и вкусненькому из родных рук.
Я возмущенно распахиваю ресницы.
Она только что мило намекнула, что я была для Марка не женой и любовницей, а мамой с вкусными кексами?!
Ни одного противного слова не сказала, а чувствую я себя так, будто меня помоями облили.
Марк привык к моим кексам, как к маминым пирожкам? Вот как, значит?
Хочу выволочь Фаину за волосы на лестничную площадку и спустить пинками с лестницами, но потом я обязательно пожалею о своей агрессии.
Марк обязательно меня накажет… Ну или сочтет, что раз я ревную, то хочу обратно под его крылышко. Просто не могу прямо об этом сказать. Стесняюсь.
— Руки помой, — командую я и шагаю мимо Фаины на кухню, горделиво вскинув подбородок. — Я уже все приготовила для нашего мастер-класса.
— Я честно думала, что ты не согласишься, — следует нахалка за мной на носочках, — я же тебе не подружка…
Я резко останавливаюсь, и Фаина чуть не врезается в меня. Когда я оборачиваюсь, она медленно отступает:
— Да, не подружка, но у меня нет выбора, — натягиваю улыбку. Мышцы лица болят. — Ты права.
— Но мы можем, если не дружить, то хотя бы терпеливо друг к другу относиться…
Я вопросительно вскидываю бровь. Если я ее зарежу, то как поступит Марк?
— Марк против грызни, — Фаина вздыхает. — И я его поддерживаю в этой идее.
— Какая ты мудрая… — цежу сквозь зубы.
— Да, у меня тоже можно кое-чему поучиться, — нагло подмигивает мне. — Идем, мне выделили все полтора часа на встречу с тобой. Надеюсь, уже сегодня вернусь к Марку с его любимым кексиками.
Глава 22. Вот же стерва
Ради сына я должна быть терпеливой.
И еще ради собственной шкуры.
Если я сейчас затыкаю Фаиночку ножом, которым отрезаю кусок мягкого сливочного масла, то я попаду либо в тюрьму, либо в подвал к Марку, который будет учить меня, что убивать его любовниц плохо.
Хорошие девочки так не поступают.
— Вот столько масла надо? — Фаина ножом отмеряет масла чуть больше, чем надо.
— На пять миллиметров меньше…
Она послушно подчиняется и прикусывает кончик языка.
Красивая, стерва.
Порочно красивая. Я такой никогда не была, а мне всегда хотелось. Я не то, чтобы была серой мышкой, но мне приходилось вытягивать свою бледную внешность правильным макияжем, одеждой, аксессуарами, а Фаине можно мешок надет, и будет красавицей.
Бесит.
— А как вы с Марком познакомились? — спрашиваю я, когда мы начинаем уже вмешивать муку в сладкую яичную смесь.
Стараюсь говорить мило и тихо. Короче, прикидываюсь дурочкой, которая задает вопрос без злого умысла. Просто из любопытства.
— Марк просил не обсуждать наши отношения, — Фаина делает неуклюжий взмах венчиком и поднимает облачко муки.
Ойкает и виновато смотрит на меня, замерев, как испуганный зверек, но это всего лишь игра.
— Ничего страшного…
— Но мне все страшно, — слабо улыбается она и издает короткий смешок, — вздруг ты меня на этой кухне прикончишь?
Она, что, научилась читать мои мысли?
Смеется и возвращается к жидком тесту, в которое понемногу добавляет какао:
— Я шучу, — пожимает плечами, — но, — косится на меня с наигранной опаской, — бывшие жены иногда срываются… Развод — это же не шутки…
Да она напрашивается.
Может, у нее сейчас такой план: выбесить меня, получить порцию моей агрессии, чтобы потом побежать и поплакать в могучую суровую грудь Марка?
— Я еще не бывшая жена, — говорю я и откладываю венчик, — Фаина, чуть помедленнее помешивай тесто. Спешка испортит результат.
— Мне тут историю рассказали о тетке, которая мужа бросила на обочине умирать, — Фаина игнорирует мои слова, — а после еще и свекровь прибила, — качает головой, — в дурку угодила, — смотрит на меня, — тетке пятьдесят пять лет, а ума нет. Может, это ранняя деменция у некоторых? Или климакс так бушует, что мозги отключаются.
Я прищуриваюсь.
Вот же стерва.
О климаксе заговорила и намекнула, что я могу быть из тех женщин, которые после пятидесяти лет сходят с ума.
Ловко.
Знает, на что давить, ведь вопрос угасания фертильности для каждой женщины — болезненный и страшный вопрос.
— Кстати, если что, — Фаина опять ласково улыбается, — у меня есть хороший гинеколог. Он моей маме помог при климаксе. Ее сильно накрыло, и она так резко постарела, но все подправили.
Я не стану реагировать на наглые провокации.
Да, мне пятьдесят. Да, у меня скоро сложный и опасный период в жизни, но я к нему готова, и я не буду сейчас впадать в истерику.
Да, мне пятьдесят. Мне мои года не отменить.
— Спасибо, Фаиночка, — киваю я, — но ты о тесте забыла со всеми этими разговорами о климаксе.
— Да, точно, — очаровательно охает, и вновь ее венчик движется по дну глубокой пластиковой миске. — Надеюсь ты не обиделась… А то…
— Что?
— Пожалуешься Марку, наябедничаешь, что я такая, нехорошая, назвала тебя старой истеричкой, хотя я такого и в мыслях не думала… — обиженно шмыгает. — Женщины часто придумывают лишнего…
Я напряженно ломаю плитку горького шоколада, который я планирую растопить со сливками для начинки.
— Если я пожалуюсь, то Марк тебя накажет, что ли? — спрашиваю холодно.
— Не буду я тебе и о таком рассказывать, — смеется и плечом меня толкает, будто она она моя подруга. — Ты смешная, а говорила, что не подружимся…
Я сама тоже могу попасть в дурку.
Я все изнутри сгорела до черной копоти ненависти и гнева. Руки трясутся, дыхание перехватывает.
— Кстати, я с Димой тоже подружилась, — Фаина поднимает венчик и с него капает густое тесто, — серьезный мальчишка. Прям копия отца… — опять смотрит на меня, — обещаю, не буду я для него злой мачехой. У меня же самой сынок, и я знаю, какие пацаны в этом возрасте колючие, но чувствительные.
Глава 23. Жадная Фаина
Значит, с Димой подружилась.
С моим сыном.
Она теперь живет под одной крышей с моим сыном, и ее слова о том, что она знает, какие мальчики чувствительные в его возрасте, явный намек: она настроит его против меня.
Она хитрая дрянь, и я чувствую, что она та мерзкая бабища, которая может стать сложному подростку старшей подругой, потому что она “современная, безбашенная и клевая”.
А мамы редко бывают клевыми.
— И сколько ждать? — Фаина сидит на корточках перед духовкой и внимательно вглядывается за стеклом дверцы. — Блин, это мои первые кексы, и такие очаровашки получились. А запах какой… ммм…
— Прости, я отлучусь, — тихо говорю я. — В уборную.
Торопливо выхожу из кухни. Прикрываю за собой дверь и кидаюсь в туалет, в котором запираюсь.
Приваливаюсь к холодной кафельной стене и медленно оседаю на пушистый коврик, спрятав лицо в ладонях.
На меня волной нахлынула паника и ужас перед жестокостью Марка, который показал мне, на что способен.
Да, он сейчас меня воспитывает.
Если захочет, то я сяду за один стол с его любовницей и назову ее подругой. Если он захочет, то он заставит смотреть, как развлекается в кровати с Фаиной.
И я совершенно не знаю, как быть с ним.
Все мои женские уловки, хитрости, манипуляции оказались большой наивной глупостью, и он, по сути, их лишь терпел и подыгрывал, пока мои игры в роковую красавицу были милыми.
А потом я охамела.
Всхлипываю и лезу в карман домашних штанов.
Достаю телефон и дрожащими пальцами снимаю блокировку. Захожу в телефонную книгу, и мой палец замирает над “Маркуша”.
Вспоминаю, как этот самый “Маркуша” ломает пальцы, и нажимаю три точки в углу экрана.
Переименовать. Срочно переименовать.
Фантазия рисует жуткую сцену: Марк наблюдает за тем, как темные фигуры в лесу закапывают живого человека и принимает мой звонок. Он продолжает наблюдать за работой своих парней и слышит в трубке:
— Маркуша… Я не могу выбрать, какие туфли купить…
Господи. Всхлипываю и переименовываю Маркушу на Марка, а после нажимаю кнопку вызова.
— Оленька, — в дверь стучит Фаина. — Ты в порядке? Я тебя не обидела?
— Все в порядке, — кусаю ногти, напряженно вслушиваясь в гудки. — Иди следи за кексами. Через пять минут их надо достать.
— Поняла.
Пятый гудок, шестой, и я хочу уже сбросить звонок, но Марк все же отвечает:
— Да, Оля?
— Хватит.
— Не понял.
Прижимаю ладонь к глазам, из которых текут слезы. Память под вздох ожидания на другом конце оживает теплым и светлыми видением, в котором Марк в воскресное утро готовит завтрак и корчит смешные рожицы двухлетнему Диме.
Дима смеется, а из гостиной доносятся песни Яны и Лены, которые устроили утреннее караоке.
— Прошу, хватит, — сипло шепчу я.
Тот Марк и сегодняшний — разные мужчины, и я отказываюсь верить, что мой Маркуша — беспринципный жестокий урод, который останется равнодушен к моим мольбам остановиться.
— Фаина чудит? — небрежно спрашивает Марк.
— Нет… господи, нет… — всхлипываю я. — Марк, я все поняла… Я поняла, что ты страшный и опасный… Поняла… Не надо так со мной. Я не хочу дружить с твоей любовницей. Это унизительно, Марк. Неужели ты не понимаешь?
— Я жду твои кексики, Оля, — Марк не покупается на мои слезы, — правда, теперь они станут не совсем твоими, но это твой выбор.
Гудки и я прижимаю телефон к груди.
— Оля, — подает опечаленный голос Фаина за дверью, — я же тебе не враг. Оля… Послушай меня…