Я медленно моргаю.
Это неожиданно. Это жутко. Это дико! Пугать мужа отцом, который ни сном, ни духом, что должен зятя похоронить на дне карьера.
Как так? Со стороны они же казались счастливой парой, и Андрей был всегда заботлив рядом с Яной, услужлив, нежен ивлюблен.
Он играл?
— Я не знаю, что сказать…
— Я посоветовал Яне прекратить пугать Андрея, — Марка вздыхает, — и сказал, что это очень грустно, если мужчина остается рядом с женщиной из-за страха.
— Обалдеть как грустно! — повышаю голос. — О чем она думала?! Совсем, что ли, дура?!
— Ну, она не хотела портить свой семейный аккаунт разводом, Оля, — терпеливо заявляет Марк.
Я прикусываю язык, потому что я сама не раз хвалила Яну, что она снимает такие добрые и красивые видео о семье, о муже, о дочке. Одно удовольствие на них смотреть. Душа отдыхает, ведь сейчас так мало настоящих семей, в которых сохранилась любовь и уважение.
— Черт, — выругиваюсь я и закусываю губы.
Это я отчасти виновата. Это я взрастила в ней то, что важнее красивая картинка, а не правда.
— Она послушала тебя, — наконец спрашиваю я, — она поговорит с Андреем?
— Надеюсь, что да, — Марк выходит из тени к кровати, прячет руки в карманы. — взамен мне пришлось пообещать, что и я с тобой поговорю. Она страшная шантажистка, Оля.
Я улавливаю, как настроение Марка меняется с серьезности на властную и расслабленную игривость. Сердце реагирует на его тон несколькими быстрыми ударами. Задерживаю дыхание, когда он садится у изножья кровати.
— И о чем ты поговоришь со мной?
— Ну… — он тянет и приподнимает уголки губ в легкой ухмылке, — например, о том, что всегда надо внимательно читать то, что ты подписываешь, а то окажется, что ты…
— Марк, — тихо перебиваю его.
— Что ты подписала договор о продажи себя, — Марк не отводит от меня взгляда и улыбается шире, — своему же мужу, — пауза, и спрашивает, — или ты читала?
— Нет, — сипло отвечаю я. — Да ни один бы адвокат такой договор не привез…
— А мой привез, — кладет ладонь на мою ступню, а затем поднимается выше и сжимает лодыжку через одеяло, — вот еще один очень важный нюанс. А вдруг это был не адвокат?
— Был похож на адвоката… — серьезный такой, в костюмчике. — И улыбался так… по-адвокатски… Марк, — я начинаю запинаться, — я буду кричать.
— Я твою маму с Димой отправил погулять… — походит сейчас на маньяка, — а на соседей мне глубоко начхать. И… ведь никто не отменял кляпы, если будешь сильно кричать, — кладет на колени небольшое ручное полотенце, которое, видимо, стащил из ванной комнаты, — будем импровизировать.
Глава 60. Мне тоже нравится
Мы сейчас точно вернулись в юность. Только она прощает страсть и голодные поцелуи в квартире у матери.
— Что ты творишь, Марк… — стыдливо шепчу я, когда он, целуя меня в шею, смахивает с плеча бретельку ночнушки, — так нельзя… остановись…
— Я тебя предупреждал, — глухо отзывается он, а после грубо заталкивает в мой рот полотенце.
Действует быстро и ловко. Я даже не успеваю Понять, что происходит, а когда понимаю, то возмущенно мычу, вглядываясь в насмешливые глаза Марка.
— Ты очаровательна.
Я вскидываюсь под ним, хочу ударить по лбу по его травмированному носу, но резко отшатывается, а затем с низким смехом одним ловким движением переворачивает на живот и заламывает руки за спину:
— А мне такие игры тоже по душе, Оля.
Я дергаюсь, и Марк задирает ночнушку, оголяя мою пятую точку, по которой крепко и безжалостно шлепает.
Я замираю с полотенцем во рту и широко распахиваю глаза.
Это не сон.
Марк взаправду со мной в кровати и как бы я сейчас не боролась, он все равно возьмет свое.
Его не остановит мое мычание, слезы и неуклюжее сопротивление. Он пришел наказать меня за мои прошлые провокации.
И меня это заводит.
Я чувствую сейчас его власть надо мной, физическую силу и неумолимость: он хочет меня, он меня получит, и на остальное ему все равно.
— Тебе ведь это нравится, да? — он дергает меня за волосы, запрокидывая лицо. Выдыхает в ухо. — Какая же ты шлюха, Оля.
Волна мурашек, сильный спазм внизу живота, волна электрических разрядов, и я вновь яростно вскидываюсь под Марком.
Я не буду себя сдерживать.
Я хочу вновь почувствовать мощь Марка, который резко напрягается, с рыком тянет мои волосы назад и наваливается всем телом, придавливая к матрасу.
Какой же он тяжелый.
Сколько в нем силищи и злости!
Он берет меня одним быстрым и глубоким толчок, от которого брызжут слезы. Боль, испуг и наслаждение переплелись в одно целое, и я теряю остатки разума.
Марк обрушивает на меня всю свою ярость за тот год, в котором он не был для меня мужчиной.
Не жалеет, не замедляется и не спрашивает, все ли у меня хорошо. Нравится ли мне?
Это не акт любви и романтики.
Это близость на грани насилия, боли и страха, и это то, что сейчас нам нужно. Это то, кто мы есть.
Жестокие, познавшие презрение и ненависть друг к другу за долгие годы брака, но так не узнавшие себя настоящих.
Узнаем сейчас.
В молодости не хотели ранить, пугать, и поэтому шли на обман и лицемерие, а сейчас нас спасут только истинные мы, а они… очень далеки от белых и пушистых праведников.
И любовь настоящая у нас — больная на грани безумия, потому что она прожила слишком пугающие метаморфозы: она познала отвращение, обиду, измену, агрессию, отчаяние и страх.
В какой-то момент она даже затухла под помоями обмана и лицемерия, но вновь пробила наши сердца.
Задыхаюсь под Марком, чувствую ее удовольствие, которое темной пульсацией переплетается со спазмами моего наслаждения, и мы на несколько секунд остаемся одни во Вселенной.
Он и я.
Мы чуть не потеряли друг друга. Чуть не поверили в то, что между нами не осталось любви. Чуть не разошлись по сторонам чужими и разочарованными людьми.
Я обмякаю в слезах под Марком. Он вытягивает из моего рта кляп и полотенца и падает рядом на спину. Вспотевший и горячий: от него волнами идет жар. Всхлипываю и закрываю глаза.
Ничего подобного за все наши тридцать лет брака я не испытывала. Это был экстаз опасности, грубости, женской слабости и мужского превосходства. И немного унижения с кляпом.
Похоже, я не просто так читала эти книги с агрессивными мужиками. К пятидесяти годам мои желания изменились. Может, гормональный фон виноват, а, может, я хотела видеть рядом с собой такого мужика, которого я сама боюсь, потому что без страха я не умею уважать мужчину?
Если бы Марк пугал меня под одеялом, напоминал, что он сильнее, что он не будет слушать мои капризы, слово «нет» и что проигнорирует мое нытье о спине, коленях, головной боли.
Он — мужчина.
Он — главный. Дома, в постели.
Он — альфа-самец, и если он хочет свою самку, то ей не спрятаться и не скрыться.
Такой Марк не позволит спрятать в туалете. Такой Марк не поверит вранью о больной спине и не станет терпеть мои манипуляции, в которых я его мягко убеждала в его бессилии.
Дура ли я?
Возможно, но я за все свои годы не кончала так, как сегодня. У меня будто мозги расплавились, а внутренности с мышцами превратились в мягкое желе. А еще я, кажется, описалась, но плевать я хотела на стыд, ведь мне сейчас хорошо.
Я улыбаюсь с закрытыми глазами, словно меня развезло под алкоголем и наркотиками. Мне аж сладко, но эта сладость не на языке, а во всем теле.
Никакие пальцы и прятки в туалетах с книгами не сравнятся с реальностью.
Но я бы могла ее не познать.
Могла бы отвергнуть, если бы решила и дальше играть не пойми кого, а не быть просто женщиной.
Глупой, где-то наивной, где-то агрессивной и решительной, но главное честной. С собой, детьми, с матерью, с Марком, и даже с его любовницей.
Я не испугалась быть честной и приняла себя такую, какой я есть без лоска высокомерия, лжи и игры на публику.
— Вот что тебе нравится? — хмыкает Марк. — Не могла сказать раньше?
Глава 61. Я принимаю вызов
— Я не могла о таком сказать, — я переворачиваюсь на спину и вздыхаю. — Читать могла, а говорить нет.
Мужики поэтому и смеются, что женщины с Венеры, а они с Марса.
Мы можем зачитываться эротическими романами с жесткими откровенными сценами, мечтать о спонтанной грубости мужей, об их приказах и даже наказаниях, но сказать об этом вслух?
Нет. Нельзя. Стыдно. Не поймет, высмеет и посчитает дурой.
А зачем тогда быть замужем, если с человеком, которому родила детей, ты не можешь быть честной?
Где логика?
Я обратилась к логике и честности лишь на пороге развода, когда между мной и Марком почти ничего не осталось.
Когда во мне перестали видеть близкую и любимую женщину.
И когда я сама почти забыла, что я Марка хотела и любила.
И самое страшное в нашей истории то, что не будь между нами встряски и ярости Марка, то я бы до старости прожила той, кем была. Лицемерной дурой, которая не уважает мужа, но любит хвастаться перед чужими людьми красивой лживой картинкой.
Увы, я бы сама не задумалась, что живу во вред своей семье, во вред детям, во вред муж и во вред самой себе.
Я хотела быть особенной не для Марка и семьи, а для посторонних людей, и сколько нас таких, кто поставили семьи на вторые и третьи места.
— Я бы, удивился, но… — Марк зевает, — не отказал.
— Я не понимала… как тебе объяснить-то, — накрывал лоб ладонью, — я не хотела ничего объяснять тебе. Все же с этого началось. С того, что…
— Ты меня не хотела.
— Да.
— Такое слышать… обидно, — Марк аккуратно ощупывает повязку на носу, проверяя, на сползла ли, — неприятно… Хотя я ведь все это понял в какой-то момент и тоже смолчал.
Почему нам перед тем, как вступать в отношения с другим человеком, не говорят о том, что брак — это сложно и что в нем будут те проблемы, которые можно из-за неопытности и глупости проморгать.