Не желая быть окутанной саваном воспоминаний, прогоняю мольных бабочек, что много времени роились в моей голове.
Изо дня в день они пожирали и разрушали меня изнутри, посыпая своим пеплом мою душу.
“Я не дам вам больше накрывать себя чернотой и унынием. Не стану жить в тоске и печали, - улыбаюсь сама себе и мурлычу перепевку известной песни. - Разве плохо, что мы не похожи с тобой. Я позволила себе, быть немного другой. Полюби меня такой! Полюби себя такой, полюби себя такой, какая ты есть!”
Под этот незамысловатый, но ужасно позитивный мотивчик, прямо выпрыгиваю из постели.
Нахожу песню в инете и начинаю под нее в пижамке приплясывать, плавно раскачивая руками и виляя попкой.
Задерживаюсь около большого ростового зеркала. Иногда у меня создается впечатление, что оно своеобразный портал, через который Брагин подсматривает за мной.
Не знаю так это или нет, но машу ему рукой, подмигиваю и показываю язык.
В таком приподнятом настроении, совершая незамысловатые “па”, вытанцовываюсь из своей спальни в детскую.
Малыхи мои, два моих Янчика, еще спят.
И как всегда вместе - рядом.
Ага, сегодня Януська переползла под бочок к своему братику Янчику.
Наклоняюсь к каждому. Руками не трогаю, чтобы не разбудить. Но…
Вдохнуть любимый сладковато-молочный запах детства себе позволяю.
Конечно, сейчас бы я не отказалась почмокать свои любимые щечки, ручки, ножки, попки.
Только увы и ах…
Сажусь напротив. Смотрю на своих пупсиков. Вздыхая, вспоминаю день их рождения, когда они могли остаться без матери.
По московским меркам скорая доставила меня в клинику быстро.
Несмотря на принятые меры протокола, бригаде не удалось остановить кровотечение.
Все осложнилось еще и тем, что у меня начались схватки.
Уже в клинике от страха за детей, боли и слабости теряю сознание.
В себя прихожу в тот момент, когда врачи, подключая меня к разным аппаратам, обсуждают, что нужно вызывать родственников.
Понимая о чем идет речь, собрав все силы, стараюсь как можно громче прошептать: “Спасайте детей!”
После очередного всплытия на поверхность сознания, приоткрыв веки, вижу бледное лицо Брагина.
Наши взгляды сталкиваются.
Не знаю, что видит Роберт в моих глазах, но я в его - сталь.
- Мила, стоп! Стоп! Нет! Не уплывай. Подписывай бумаги! - сквозь вату сознания слышу его приказной тон и чувствую прикосновение к своей кисти.
Дергаю рукой, словно хочу стряхнуть его ладонь.
- Дура! - рычит и приказывает Роберт. - Подписывай бумагу. Сейчас же!
Пытаюсь прошелестеть Брагину, чтобы детей не бросал. Но…
Сил нет ни на что…
- Мила, умоляю поставь подпись. Клянусь памятью жены и сыновей, что не заберу у тебя детей. Мила, подумай о детях, а не своей гордыне! - голос мужчины со стали срывается и в нем появляется мольба.
Киваю головой.
Брагин вкладывает в мои пальцы ручку.
Помогает мне в нескольких местах поставить подпись.
Прежде чем закрыть глаза, вижу его напряженный взгляд.
Потом уже только слышу нецензурную брань и рычание раненого зверя:
- Вы обязаны спасти всех. И мать! И детей! Иного не дано…Женщина должна жить!
И на этой фразе я лечу в какую-то спираль и чувствую себя пылинкой.
На одном из витков падения перестаю дышать. Но…
Мне не страшно. Даже наоборот приятно и легко.
Ощущаю обволакивающее тепло мягкого, словно утреннего света.
По глазам пробегают лучи, от которых хочется разлепить веки. Но…
Больше всего мне нужно сделать вдох.
Удается не сразу, а лишь после того, как кто-то со словами: “Иди к детям!” - толкает меня в спину.
Делаю попытку. Только получается не вдохнуть воздух, а шумно выдохнуть что-то из себя и сразу открыть глаза.
И снова через пелену упираюсь взглядом в Брагина. В его глазах снова тревога. Но…
Тут раздается сначала кряхтение, потом пыхтение, а после протяжное квакание.
- Ну, вот, так шумно мы встречаем маму. Молодец, сынок! - мягко произносит Роберт и подносит ко мне малыша в синей шапочке.
Снова с нежностью о своих малышах вспоминаю во время беседы с психологом.
- Милена, мне нравится ваше настроение и ваш положительный настрой, - мягко, глядя на меня и что-то записывая в ежедневнике, говорит Эльза Эдуардовна. - И знаете, я верю вашим словам и вашему состоянию.
- Правда?! - выдыхаю, словно хватаюсь за воздушную соломинку или за точку, которую мне нужно поставить над “i”.
- Да, правда! Только, Милена, все же еще хочу уточнить. Позволите?
- Конечно! - отвечаю без заминки и тени сомнения.
- Вы, ситуацию приняли, отпустили или простили себя и этого мужчину?
- Мне не за что нас обоих прощать. Мы оба оказались заложниками чужой глупой игры. Я слишком долго боролась с собой и своими обидами, - делаю паузу не на подумать и оценить, а просто снова почувствовать внутри себя радость и легкость, которые не испытывала давно. - А… Сегодня утром…В один миг поняла, что приняла произошедшее и отпустила его. Все отпустила…И свою боль…И свою обиду…
- Милена, я правильно понимаю, что Вы готовы себе и мужчине дать шанс на счастье?
- Да, я буду не против, чтобы он общался со своими детьми…
- А с вами? Милена, Вы дадите ему возможность общаться с Вами?
- Со мной? - не хочу, но все же беру паузу.
И снова не на подумать, а на послушать стук своего сердечка.
Его спокойный ритм мне нравится.
Он словно отстукивает: “Да! Да! Конечно, да-да-да!”
- Да! Такую возможность я ему дам! - произношу, шаловливо улыбаясь.
Легкой походкой, подпрыгивая, как в детстве, выбегаю из центра психологической поддержки.
На второй ступеньке останавливаюсь.
Носом втягивая в себя воздух, пропускаю его в легкие, выдыхаю через рот.
Потом чмокаю губами, словно пробую на вкус.
И мне нравится его послевкусие.
В нем сладость лета, цветов, солнца, голубого неба, - всего того, что можно назвать счастьем.
Достаю из кармана широкой юбки-клеш телефон. Открываю главный экран. Нахожу контакт. Набираю.
Мой вызов принимают тут же.
- Я знаю, что ты, Роберт, как всегда где-то рядом, - тихо, но звонко говорю в микрофон. - Дети в парке с няней. Если хочешь, можешь их увидеть.
- А тебя, Милочка? Тебя…я…смогу…увидеть? - в моем ухе звучит его бархатистый голос, от которого мое слабое сердце сначала замирает, а потом пускается в галоп.
- Меня?! - я беру паузу, чтобы выровнять дрогнувший голос. - Да…сможешь…
Летящей походкой, которая мне нравится, тоже иду в парк.
Знаю, где находится няня с Янчиками.
Выхожу к озеру, останавливаюсь на миг.
Любуюсь парой белых лебедей.
Вспоминаю про лебединую верность.
Радуюсь, что природе есть настоящая любовь и истинные пары.
Глубоко вздыхаю и иду дальше.
Впереди себя вижу мужчину.
Справа - нашу любимую Фрекен Бок, сидящую на скамейке рядом с коляской, где мирно сопят Ян и Яночка.
Шаг Роберта значительно шире моего, поэтому мы встречаемся немного поодаль от няни и детей.
Останавливаемся одновременно, оставляя между нами небольшое расстояние.
Впервые стою так близко к Брагину.
Много месяцев я намеренно дистанцировалась от него.
Несмотря на все его попытки хоть немного стать ближе ко мне, не давала ему этой возможности.
И это был не каприз.
Меня просто постоянно давили гранитной глыбой обида и ощущение использованности.
Единственное в чем Роберту не отказывала, так это в общении с детьми. Но…
Чаще всего во время его визитов я или сидела в кабинете, или уходила из дома. Но...
Возвращаясь, всегда находила в детской фото и видеоотчет о том, чем они занимались.
И каждый раз покупалась на хитрый ход Брагина.
Хоть и не сразу, но все равно смотрела снимки в фоторамке или видео на домашнем кинотеатре.
На каждом кадре я искала, кто из детей больше похож на Роберта.
Сейчас знаю точно - Янчик. Но…
Как мать меня радует, что Брагин трепетнее и нежнее относится к Яночке.
Только вчера на ночь смотрела очередное видео, где Роберт говорит дочери: “Принцесса моя! Ты такая же красавица и умница, как мамочка!”
Нет, не хочу думать, что это лишь спектакли, чтобы завоевать мое сердце.
Хотя…Даже, если это и так…И пусть!
Брагин все это время терпеливо приучал меня к себе.
Давал почувствовать себя нужной и важной для него. Ждал, пока я проживу, переживу и закрою свои душевные гештальты.
И это случилось.
Я сейчас смотрю на Роберта совсем другими глазами.
Теперь он для меня не объект моего раздражения.
Но кто, мне еще предстоит понять…
Неожиданно для себя делаю шаг навстречу и лбом, как ребенок, что ищет защиты, упираюсь в грудь Брагина.
Мужчина мягко, но крепко обнимает меня за плечи.
- Милена, знаю, сделанное мной трудно простить! Не можешь - не прощай. Только не гони!
Роберт шепчет в мою макушку, а я перестаю дышать.
Не понимаю почему, но каждое его слово отзывается в моей душе.
- Мне плохо без тебя, Мил! Ты и дети мне очень нужны, как воздух! Без вас троих моя жизнь пуста!
Его объятия становятся сильнее. Мне немного больно. Но…
Эта боль дает мне понять, что я - живая, и что мне это нравится.
И я хочу, чтобы Роберт говорил.
Хочу слышать его…
И чтобы не отпускал…
Никогда не отпускал…
- Жизнь без вас меня убивает, выворачивает наизнанку. Все эти месяцы я мысленно с вами... Каждую минуту и секунду. Я люблю тебя, Милочка!
Эпилог
Пять лет спустя
- Я люблю тебя, моя Милеша! - слышу сквозь сон бархат голоса мужа и чувствую мягкие прикосновения его рук к моему телу.