Я убеждаюсь в своей догадке, когда он достаёт из ящика фотоальбом и начинает медленно его пролистывать. На снимках — сам маленький Артур и Сара. Я замечаю, насколько он задерживает взгляд на каждой фотографии, и, видимо, глубоко о чём-то думает.
Я подхожу к нему сзади, когда он сидит на стуле. Руки сами тянутся к его широким, напряжённым до невозможного плечам.
И я делаю это — медленно опускаю на них свои ладони, слегка надавливая кончиками пальцев.
Грозовой моментально напрягается, но не оборачивается:
— Что ты делаешь?
У меня нет ответа на этот вопрос, и быструю ложь придумать мне не удаётся. Соответственно, настало время правды:
— Я хочу тебе помочь, но не знаю как.
— Мне не нужна помощь. И жалость тоже не нужна, — жёстко и в некоторой мере грубо отвечает он.
Но я не обижаюсь. Мне понятно, почему он реагирует именно так. Я не слишком хорошо знаю своего мужа, но одно мне известно точно — он не принимает жалость ни в какой форме, и вообще к жалости как к явлению относится крайне негативно.
— Наверное, я не так выразилась, — не убирая ладоней с широкого разворота его плеч, говорю я. — Я хочу помочь тебе быстрее избавиться от боли. Обычно люди справляются с ней быстрее, когда у них есть собеседник.
Либо моя эмпатия сделала мне медвежью услугу, либо…
— Ты хочешь, чтобы я излил тебе свою душу? — спрашивает он, поворачиваясь ко мне вполоборота, но в глаза не смотрит.
— Не обязательно. Можно просто поговорить.
— Я не хочу говорить.
С этими словами он отворачивается, возвращая взгляд к альбому. Я уже собираюсь отойти, как пальцы правой руки вдруг накрывает его горячая ладонь.
Это безумно странно, и у меня сердце подскакивает до самого горла. Но я не двигаюсь и остаюсь стоять у него за спиной, пока он вот так странно касается моих пальцев.
В один момент он возвращается на одну из первых страниц фотоальбома, где находится фотография Сары, когда ей было несколько дней от роду.
Смотрит на крохотную, розовощёкую малышку, что морщила носик, и…
подносит мою ладонь к своим губам, чтобы оставить на ней поцелуй.
Меня прошибает электричеством, а ноги подкашиваются, словно во мне не осталось сил, и всё, на что меня хватит — это с грохотом упасть на пол.
Я понимаю, что мы подошли к какому-то важному моменту, и сейчас — вот прямо сейчас — что-то произойдёт…
И оно происходит. Артуру звонят. На экране его смартфона появляется фотография Алексы. Соблазнительная и горячая.
Грозовой сразу же отпускает мою руку, встаёт с места, подхватив телефон, и молча уходит с ним за дверь.
Я хватаюсь за спинку кожаного кресла — ни живая, ни мёртвая. Тяжело описать словами своё состояние. Наверное, лучше всего подойдёт «спуститься с небес на землю».
Ведь именно это Артур и сделал, приняв звонок от своей любовницы в моём присутствии — показал мне, где моё место.
Я злюсь и хочу плакать. Но слезами горю не поможешь, и поэтому я решаю с толком использовать доставшиеся мне минуты наедине в кабинете свёкра.
Мне нужно найти его сейф…
Глава 19. Мы можем...
Пока Артур никак не может договориться со своей любовницей — я, кстати, отдаю себе отчёт в том, что не имею права ревновать — я нахожу и сейф Грозового старшего и даже открываю его, чувствуя себя последней преступницей.
В нём нет ничего. На меня смотрит пустая железная коробка, посередине которой лежит плотный конверт формата А4.
Я хватаю его, нетерпеливо открываю и вчитываюсь. Ведь не просто так свёкор на смертном одре решил передо мной извиниться.
Здесь документы — с именами, фамилиями, штампами. Я пробегаю по тексту взглядом и стараюсь выцепить самое важное.
Документ составлен нотариусом, но я не понимаю его сути, пока глазами не натыкаюсь на следующие слова:
«Признаю́, что условия контракта брака были навязаны. Прошу признать его недействительным по причине отсутствия добровольного согласия сторон».
Дверь в кабинет открывается, заходит Артур.
— Марьяна? — в его голосе слышится вопрос, требующий немедленного ответа.
И это неудивительно, ведь я стою у распахнутого сейфа его отца, а у меня в руках бумаги.
— Что ты делаешь? И как, чёрт подери, тебе удалось влезть в сейф отца? — задаёт он мне эти вопросы, быстро сокращает расстояние и выхватывает у меня бумаги.
— Верни! — тут же требую я. — Это не твоё.
В ответ он вскидывает бровь.
— Вообще-то, я — единственный наследник, так что ещё как моё. Что ты тут делаешь? — он снова требует от меня ответа.
Я облизываю губы, чувствуя, как от нервов начинает колотить в висках.
— Я скажу тебе правду в обмен на эти документы.
— Что это ещё за документы и зачем они тебе? — он становится всё враждебнее.
И это неудивительно, потому что он только что потерял отца и теперь думает, что я копаюсь в личных вещах усопшего человека.
— Перед смертью твой отец попросил у меня прощения, — стараюсь говорить спокойно, но голос всё равно дрожит. — Он сказал мне код от своего сейфа, а внутри я нашла…
Грозовой внимательно меня выслушивает и опускает взгляд на документы, которые начинает довольно быстро листать. У него в юридическом плане больше подкованности, чем у меня, поэтому нужную строку он находит намного быстрее.
— Что это? — в его голосе смешались гнев, непонимание и изумление.
— Это заверенное нотариусом заявление твоего отца о том, что он принудил нас к этому браку.
Произнося это, я испытываю облегчение. У меня даже плечи расправляются, ведь фиктивный брак, который дамокловым мечом много лет висел у меня над головой…
— Мы можем взять эти бумаги и пойти в суд, чтобы...
Меня прерывает обрушившийся лавиной резкий взгляд Грозового.
— Чтобы что?
— Аннулировать брак, который не нужен ни тебе, ни мне, — я говорю это и развожу руками в ожидании ответа Артура. — Мы оба можем перечеркнуть свой прошлый опыт и начать заново. У тебя уже есть своё счастье, — клянусь, я даже стараюсь не язвить, упоминая его любовницу. — А я могу встретить своё…
— Марьяна… — он с такой жестокостью произносит моё имя, что я делаю инстинктивный шаг назад. — И давно у тебя появились мечты встретить кого-то? — спрашивает Артур и сминает документы, оставленные его отцом в сейфе.
Клочок бросает на пол, к своим ногам, словно это мусор, а не шанс на моё спасение.
— Что ты делаешь? Это же… — я наклоняюсь, чтобы поднять документ, и тогда Артур на него наступает.
Я выпрямляюсь, глядя на него в тотальном шоке.
— Артур?!
— Ты не ответила на мой вопрос.
— И не собираюсь! Я тебе жена ненастоящая, так что переставай играть в ревнивого мужа. Тебе не к лицу. И уж особенно после долгого разговора с любовницей. Не будь собакой на сене, пожалуйста. Раз ты сам претендуешь на счастье в личной жизни, то будь добр и мне такую возможность предоставь. К слову, именно это и сделал перед смертью твой отец, за что я ему очень благодарна. Он этим документом меня освободил, понимаешь? А ты на мою свободу взял и наступил грязной подошвой!
Внимательно меня выслушав, Артур вскидывает подбородок и… начинает идти прямо на меня.
Я пячусь. Правда, недолго, потому что запинаюсь о мебель в кабинете, спотыкаюсь и спиной падаю на диван.
Сначала я чувствую себя неловко — надо же было так грохнуться. Но потом мою неловкость как рукой снимает, и на её место приходят паника, перемешанная со стыдом.
Потому что я не успеваю подняться с дивана, как меня практически накрывает собой мой муж.
Выставив руки по обе стороны от моей головы, он смотрит на меня сверху вниз.
— Я послал Алексу на хрен. Вернее, не так. Я долго и грубо посылал её туда, в течение нескольких минут, чтобы она наверняка поняла. Так что, как ты сама теперь понимаешь, — он делает паузу, во время которой взглядом гуляет по моему лицу — красному и зардевшемуся, — моя личная жизнь заключается только в тебе.
Он говорит это таким тоном, что у меня по венам растекается тепло. Конечно же, обманчивое, потому что мне прекрасно известно, насколько нежным умеет быть Грозовой, когда ему что-то нужно.
И как резко и жестоко он потом умеет отталкивать. Взять в пример его любовницу, которую мне, чисто по-женски, даже немного жаль. Он открестился от неё и выбросил на помойку с лёгким сердцем. А теперь, непонятно зачем, хочет переключиться на меня.
— Не смеши меня, — твёрдо говорю. — Мы с тобой женаты фиктивно. Для нас обоих это бремя. Я хочу воспользоваться лазейкой, оставленной твоим отцом.
— И сделать, что именно? — Артур смотрит на меня с прищуром, словно не одобряет моих слов.
— Развестись.
— Прикольно, — жестко дразнит меня он.
— Значит, ты не против? — внутри вспыхивает надежда с горьким оттенком, но я не даю себе думать, откуда в ней набирается горечь.
— Я не просто против, Марьяна, — его голос сочится яростью. — Я в бешенстве. И не собираюсь тебя никуда отпускать.
— Это не те слова, которые должен говорить муж своей фиктивной жене, — слова царапают пересохшее горло.
— Помнишь, я говорил тебе, что не хотел, чтобы ты беременная уезжала?
— Помню, — сердце предательски подскакивает в груди.
— Спроси меня почему, Марьяна.
Артур склоняется надо мной, и я чувствую, как жар его тела обжигает мою кожу. В последний раз мы были так близко накануне того, как я забеременела Сарой. В моменты нашей близости я была самой счастливой женщиной на свете. А с наступлением беременности — самой несчастной.
— Почему? — спрашиваю я, стараясь не смотреть ему в глаза.
— Я с нашей первой встречи чувствовал к тебе намного больше, чем позволял себе.
Глава 20. Мамина дочка
Его слова переворачивают мой мир с ног на голову, но я до последнего не разрешаю себе в них верить.
— Это не может быть правдой, — зажмурив веки, говорю. — Но даже если это так, то ведь ты всё равно отправил нас с Сарой за тридевять земель, а сам развлекался со шлюхами.