— Я не буду возвращаться, чтобы мы могли «попробовать». Я уже набила столько шишек и столько вытерпела, что уж лучше буду одна, чем снова подвергну себя удару.
— Я ничего не сказал про «попробовать», — спорит со мной Грозовой. — Я сам не хочу пробовать. Я хочу поставить жирную точку на нашем прошлом. Забыть про него. Похоронить. И идти в наше общее будущее за руку с тобой.
— Зачем ты врёшь? — обижаюсь я, глаза наполняются слезами. — Это доставляет тебе какое-то особое удовольствие?
— Это чистая правда, — он ловит мои руки и сжимает их в своих горячих ладонях. — Если ты не забыла, то не только у тебя теперь есть возможность расторгнуть этот брак. Почему ты думаешь, я ещё этого не сделал?
— По каким-то своим мотивам.
— Каким-то мотивам, — он мотает головой сокрушаясь. — Этот мотив — ты. И Сара. А ещё…
— Молчи! Ничего не говори, пожалуйста…
— Я знаю, что ты не захочешь в этом себе признаться, но у нас с тобой неправильная, но взаимная…
На этом моменте я закрываю его рот ладонью. И прошу сорвавшимся от слёз голосом:
— Уходи, Артур. Прямо сейчас. Уходи.
Он убирает мою руку, прижимает ее к своим губам, а минутой позже исполняет мою просьбу.
Но, после того как он уходит, мне не становится лучше. Так и хочется вырвать сердце из груди, потому что оно болит.
По нему болит...
Глава 23. Мягкой посадки
Проходит год.
Ровно двенадцать месяцев нашего копарентинга Сары, а также нашего с Артуром оттачивания навыка общения.
И у нас получается. Нейтрально, уважительно и соблюдая меры приличия, мы с ним общаемся каждый день. Строго об интересах нашей дочери и связанных с родительством моментах.
Дочь идёт в школу, я на работу, а Грозовой принимает в свои руки бразды правления бизнеса, выстроенного ещё его отцом.
И жизнь продолжается, вернее, в моём случае — начинается. Потому что я больше не на чужбине с младенцем на руках, а рядом с матерью в родном городе, и карьерные перспективы начинают наклёвываться.
В общем, всё хорошо.
Хорошо же, правда?..
Особенно если не думать про Артура. И про наш последний с ним разговор, который, несмотря на время, сохранился в моей памяти как ярчайшее воспоминание.
Сердце сжимается каждый раз, когда я думаю о нём. И расцветает, когда я его вижу.
Я понимаю, что с этим надо что-то делать… Но что?
Что делать, если сердце любит?
И сопротивляться этим чувствам становится всё тяжелее, потому что, без преувеличения, Грозовой стал другим человеком.
Хотя, казалось бы, перемены — это не то, что может случиться со зрелым мужчиной. Личность уже сформировалась, как и моральный компас.
А потом я смотрю на себя и понимаю, что сама за последний год сильно выросла, стала мудрее, а главное — спокойнее. Намного спокойнее.
Мной больше не командует тот эмоциональный раздрай, с которым я жила много лет. Я больше не рабыня своих разрушительных эмоций.
Но даже это всё равно не заполнило зияющую дыру в моём сердце. Сколько бы я ни пыталась себя занимать семьёй, работой, хобби… дошло даже до того, что я в спортзал стала ходить по вечерам — ничего из этого не помогает.
Я всё отгоняю от себя ответ на вопрос, в чём именно моя проблема…
А потом Артур подъезжает к дому, выходит из машины и с Сарой за руку заходит во двор.
Только в такие моменты я чувствую, как пустота внутри меня исчезает, и мне хочется жить, дышать полной грудью, петь и танцевать от счастья.
В один из таких дней Грозовой привозит домой дочь и задерживается на пороге.
Внешне я сохраняю спокойствие, но внутри сгораю. Мне кажется, что он сейчас скажет что-то важное, либо я сама сорвусь и скажу ему о том, что чувствую.
— Марьяна, я хотел с тобой поговорить.
Он вроде бы спокоен, а глаза горят, блуждая по моему лицу.
— Я тебя слушаю.
— У меня намечается рабочая поездка, — нехотя произносит он. — И какое-то время я не смогу видеть Сару.
— Поняла, — киваю. — А долго — это сколько?
— Месяцев восемь-десять, — на этих словах у меня внутри что-то ломается, и я естественным жестом (не знаю, откуда у меня на это взялись силы) упираюсь в косяк рукой. — Но это только прогноз, в случае, если проект пойдёт по плану.
— А если не по плану? — вроде бы между строк интересуюсь я, а у самой внутри всё дрожит. А может, даже и не только внутри.
— Примерно год, не больше.
— Хорошо, что не больше, — выталкиваю из себя улыбку, хотя на самом деле меня сбивает с ног всеобъемлющая грусть.
Я пока не хочу думать о том, почему эта новость настолько сильно повлияла. Ведь нормально, когда твой бывший по работе уезжает по делам.
В этом должно быть ничего такого. А у меня — ощущение надвигающегося конца света, очень напоминающее то, когда меня, беременную, выслали из страны.
Я заранее чувствую себя оторванной от Артура, и это ужасно…
— Я буду стараться прилетать, — говорит он. — Но обещать не могу, поэтому…
— Я понимаю. Работа, — снова пытаюсь улыбнуться, получается криво. — И когда ты улетаешь?
— Сегодня, — со странной интонацией в голосе говорит он. — У меня ночной рейс. Расстояние неблизкое, заодно и высплюсь.
Как сегодня? Это слишком скоро. Чувствую, как в горле появляется огромный ком, который, как ни пытаюсь, а проглотить не могу.
Переминаясь с ноги на ногу, я скрещиваю руки на груди. Мне одновременно хочется убежать от этой беседы и остаться здесь с ним на многие часы, чтобы насытиться его присутствием и не тосковать по нему, пока он будет в отъезде.
— Саре я уже обо всём рассказал. Пообещал, что привезу подарки, — тут Грозовой обезоруживающе улыбается, и это ощущается как контрольный выстрел в голову.
А дальше мы с ним прощаемся. Я желаю ему мягкой посадки, и чувствую, как на глаза всё-таки накатываются слёзы.
Наступает тишина.
Он всё стоит на пороге, а я всё никак не могу закрыть дверь.
И тут он тянет ко мне руку, которой обхватывает талию и прижимает меня к себе.
— На прощание, — поясняет он и обнимает меня второй рукой.
Я отвечаю ему, и, вжав голову в его грудь, тоже обнимаю.
Не знаю, сколько мы так стоим, но нам обоим тяжело разрывать объятия.
Шмыгнув носом, я рукавом спешно вытираю слёзы и снова желаю ему, чтобы и проект, и поездка прошли удачно.
А потом закрываю дверь, и мне хочется прямо как в любовных романах, скатиться по ней вниз, обливаясь слезами.
Руки сжимаются в кулаки от бессилия, и весь остаток дня я мечусь из угла в угол, как загнанный зверь. Эмоции окончательно побеждают, буквально заваливают меня на лопатки, и…
Вот я уже в такси еду в аэропорт, потому что если я нашла правильную информацию, то именно оттуда через несколько часов должен вылететь самолёт Грозового.
Меня поражает собственная решительность, когда я подхожу к девушке у стойки бизнес-лаунджа и требую, чтобы она меня впустила, пригрожая ей фамилией мужа.
Да, именно так. Мужа.
За двенадцать месяцев ни один из нас так и не подал на развод.
Вхожу в бизнес-лаундж и сразу же теряюсь, так как ещё и сердце бьётся так отчаянно и громко, что я даже окружающего меня шума не слышу.
Блуждая среди островков мягких кресел, я взглядом выискиваю Артура. Правда, я не знаю, что буду ему говорить, когда отыщу.
Но по канону жанра не я его нахожу первой, а он меня.
И, кажется, сначала он не верит своим глазам. Собранный, в чёрном, мягком на ощупь спортивном костюме — видимо, для комфорта во время долгого перелёта.
— Марьяна? — он впивается в меня взглядом и подходит ко мне так близко, что едва не сшибает меня с ног. — Что ты здесь делаешь? Что-то случилось с Сарой?
— Нет, нет, — сразу же успокаиваю его.
Логично, что он подумал, что я здесь по какому-то экстренному делу.
— Тогда… — он смотрит на меня вопросительно и немного расслабляется.
Совсем немного, в остальном он так же сильно напряжён, как и я. Стою перед ним, проглотив язык, я чувствую, как спрятанные в кармане пальто руки дрожат.
— Зачем ты меня здесь искала, Марьяна? — постановкой своего вопроса он толкает меня в пучину стыда.
Потому что так и есть, и отпираться нет смысла.
— Да, я тебя искала, — туго сглатываю.
— Зачем? — резко и быстро задаёт вопрос он, словно ему важно узнать причину.
— Я… я не знаю зачем, — прячу взгляд в пол. — У меня нет слов, чтобы объяснить причину.
Какое-то время мы молчим, а я всё надеюсь, что Грозовой сделает первый шаг. Словом, действием, чем угодно.
— Марьяна, — он кладёт руку мне на подбородок и вынуждает посмотреть ему в глаза. — Ты же зачем-то сюда примчалась, — его взгляд околдовывает меня. — Я хочу слышать, что ты хочешь мне сказать.
В этот момент мне хочется провалиться сквозь землю, раствориться и исчезнуть. Я не думала, что открывать свою душу и сердце будет так тяжело.
Да и, положа руку на сердце, я надеялась, что он выручит меня, сам произнесёт нужные слова и… и начнётся новая эра.
Но он молчит. Ждёт слов от меня. А я понимаю, что не могу. Не могу — и всё тут, хоть убейте.
— Я просто хотела пожелать тебе мягкой посадки, — убираю его руку со своего лица и отступаю на шаг назад.
Он смотрит на меня в неверии и широко распахивает глаза.
— В очередной раз? — укалывает меня он. — Желаешь мне мягкой посадки?
— Ну вот такое глупое было у меня желание, — с губ срывается нервный смех.
— Я знаю, что ты не этого хотела, — наступает Грозовой, а я начинаю пятиться, то и дело запинаясь за роскошные кресла бизнес-лаунджа.
— Тебе показалось…
— Чёрта с два мне показалось, — он берёт меня за руку, притягивает к себе, заставляет вдохнуть его запах, от которого подкашиваются ноги. — Просто скажи, зачем пришла. Правду, Марьяна. Я хочу слышать правду.
— А я тебе и сказала, — выдёргиваю руку и, как ошпаренная, отшатываюсь от него, несмотря на то, что даётся мне это безумно тяжело. Впрочем, как и моя ложь. — Дай знать, когда приземлишься. Я передам Саре от тебя привет.